— Да, мне было плевать на тебя, — зло выплюнула Мирелла. — Я хотела только одного: свободы Ральфу. Я ничего так больше не хотела в своей жизни.

— Зачем же тогда нужен был весь этот цирк, скажи на милость? Всего лишь один намёк и я бы в первый же день вашего приезда, помчался в Азкабан, выкапывать тело твоего никчёмного братца…

— Ты не имеешь никакого права называть его никчёмным! Ты даже представить себе не можешь, что он пережил за все эти годы. Как он страдал, — подбородок её задрожал; глаза наполнились слезами. — Как он мучился в Азкабане, и потом, в теле этого несчастного старика…

— Которого ты же сама и отвела на смерть два года назад, — ядовито заметил он.

— Это… это была не я! — Мирелла вскинула на Люциуса вдруг испуганный взгляд. — Это она. Это всё она!

— Нет, — отмахнулся Люциус; слова её показались ему сперва излишне кощунственными, однако, усмешка сошла с его губ, и он недоверчиво произнёс: — Не может быть. Она никогда бы не сделала… Нарцисса?

— Да, — кивнула Мирелла. — А как бы я, по-твоему, пробралась тогда в Британию незамеченной? Как бы заманила старика в Азкабан?

— Ах, не знаю, — Люциус полностью, кажется, выбитый из колеи сделал неопределённый жест рукой. — Я полагал, ты наплела ему какую-нибудь чушь…

— Нет, он бы со мной не поехал. Керберос доверял мне, да… но не так, как ей.

— Да откуда они вообще узнали друг друга?! — воскликнул Люциус.

— Они познакомились с ней пять лет назад в её греческом путешествии, сразу после вашего развода… Керберос тогда ещё не овдовел, но чувствовал, что исход близок. Ему понравилась Нарцисса, и он поддерживал с ней переписку ещё пару лет после их встречи. Однако ей он, конечно, был ни к чему. Именно потому она столь легкомысленно и упомянула его в своём ответном письме, которое я получила от неё.

— Что? — выплюнул Люциус. — Ты писала моей жен…

Он не договорил. Ноздри его раздулись, и, сжав уже не стеснённую бинтами руку в кулак, он прижал её к губам. Мирелла невесело рассмеялась.

— Ты до сих пор боишься, — она смерила его презрительным взглядом.

— Зачем ты писала ей? — рявкнул он.

— Потому что ты ответил мне отказом. Будучи ещё в Венгрии я узнала, что вы с Нарциссой развелись, а потому, утратив надежду получить помощь от тебя, я отважилась обратиться к ней… Я полагала, раз у нас уже нет прежнего камня преткновения — она могла бы помочь мне. Тем более, мы обе немало пострадали из-за одного человека.

Люциус скучающе отвёл взгляд.

— Так что же она написала в этом своём письме?

— Чтобы я больше не обращалась к ней с такими просьбами. Её ответ, за исключением высокопарной вежливости, мало чем отличался от твоего. — Он лишь хмыкнул; Мирелла продолжила: — Однако в безудержном желании указать мне на моё место, Нарцисса случайно упомянула своего нового знакомого — баснословно богатого грека, сказав, что даже обладай я подобным состоянием — и оно навряд ли помогло бы мне вызволить Ральфа из тюрьмы…

— И ты, конечно, поехала очаровывать очередного богатого старика — прямо как в былые времена, приняв оплошность Нарциссы, за призыв к действию?

— А что мне оставалось делать? — выплюнула она. — Я дошла до края. Я не могла больше оставаться в Венгрии, в этом вонючем лагере с этими грязными разводчиками драконов! — Миреллу затрясло, но она взяла себя в руки. — Два года я потратила на то, чтобы выяснить, кто такой Кереброс, где именно он живёт и как мне до него добраться. Он был не такой уж и открытый человек, как ты понимаешь. Мне стоило немалых усилий, раздобыть нужную информацию, и навыки, которые ты так старательно вбил в меня ещё по юности, оказались очень кстати — не спорю.

Она окатила Люциуса взглядом полным уже нескрываемой ненависти, отчего он даже поёжился, закинув ногу на ногу.

— В конце концов я добралась до него, — продолжила та. — Я приехала на Крит, подстроив нашу «случайную» встречу, полагая, что расположить к себе такого важного человека будет не так уж и легко, однако, всё оказалось куда проще, чем я думала. В тот момент он как раз овдовел; болел; дочь его, которая смиренно несколько лет ни на шаг не отходила от постели матери, уехала в Китай, а единственный важный для него человек — женщина к которой он испытывал симпатию, перестала отвечать на его письма. И тут появилась я, — лицо Миреллы озарила вымученная улыбка, — рассказала немного о себе, пожаловалась на несчастную судьбу, и он принял меня в свой дом, не столько в качестве сиделки, но друга… И я действительно могла бы стать ему другом, не будь у меня собственной важной цели. Когда положение моё подле Кербероса вполне утвердилось, я предприняла новую попытку связаться с Нарциссой. На этот раз я открыто рассказала ей в письме обо всём — это было моей последней надеждой. Если бы она снова отказала мне, возможно, я перестала бы пытаться. Я так устала тогда от всего. И впервые за долгие годы жизнь моя, будто бы стала не такой ужасной. Кереброс хорошо мне платил; я жила в его шикарном доме у моря, среди прекрасных цветов… У меня вдруг появилось всё и даже больше, о чём я могла только мечтать страшными холодными ночами в венгерских лесах. И если бы она не ответила мне, я бы, вероятно, оставила надежду освободить когда-нибудь Ральфа… С болью, но оставила бы, — Мирелла зажмурилась. — Однако она ответила. Она была шокирована тем, что я сделала за прошедшие два года. Тот факт, что одна её неосторожная строчка побудила меня пересечь Балканы, найти этого чёртового старика и устроиться к нему в дом — впечатлил её. Она даже выказала мне долю уважения, снова заметив, однако, что деньги, которыми я обладала теперь, были ещё далеко не всем, но что она готова поспособствовать разрешению и остальных задач, в том случае если я соглашусь на ответную услугу.

— Месть мне, смею предположить? — улыбнулся Люциус.

— В тот момент я не знала, что она попросит взамен, — мотнула головой Мирелла. — Я, честно говоря, даже не пыталась гадать — мне было не важно, чего она захочет. Ради Ральфа я готова была пойти на всё. Её согласие помочь мне — окрылило меня и вскоре мы встретились с ней. Она сама тогда в сопровождении своего эльфа приехала в Грецию; нанесла Керберосу визит. Старик был рад. Он совсем не обиделся на неё за то, что та столь грубо оборвала с ним переписку, и они тем вечером о чём-то очень долго разговаривали наедине, после чего он радостно бросился писать дочери письмо. Когда же уже ночью мы остались с ней вдвоём, она поведала мне истинную причину, почему готова помочь мне: рассказала о тебе, о твоём помешательстве. О том, что ты женился на грязнокровке и что не далее как месяц назад, эльф которого она отправила в твой дом, дабы тот следил за вами, сообщил ей, что грязнокровка твоя забеременела, хотя домовик и тщательно следил за тем, пила ли она всякий раз зелья…

При упоминании Бэгзля по лицу Люциуса прошла дрожь, а кулаки вновь невольно сжались.

— Так вот, Нарцисса решила, что это было уже последней каплей, — заключила Мирелла. — Признаюсь, до того момента я ещё никогда не видела, чтобы кто-то ненавидел кого-нибудь так сильно… Я спросила у неё тогда, что именно я должна сделать взамен на освобождение Ральфа, и она сказала, что ты должен страдать, как страдала она… Но, что одного моего простого согласия ей недостаточно. Нарциссе требовались гарантии, она хотела, чтобы клятва моя была нерушима, и чтобы я…

Мирелла вдруг замолчала, не в силах будто бы завершить свою речь. Подбородок её задрожал, и, уткнув лицо в ладони, она горько разрыдалась.

Люциус обомлел. Осознание поразило его неприятно.

— Неужели, ты дала ей непреложный обет? — с отвращением выплюнул он, и та лишь отчаянно закивала. — Но для скрепления клятвы нужен свидетель! Кто был третьим?