С нее этого достаточно. У нее и так мало времени, что еще и тратить его на нервотрепку.

Бена теперь она боялась до дрожи в коленках. Иллюзии сползли вместе с пеленой глаз и окончательное решение пришло после спуска лишней злости в спортзале.

К черту Люка с его снотворным, из-за которого теперь боялась есть в собственном доме.

Нахрен Бена с его непонятными замашками, из-за которых она теперь будет дергаться от всех шорохов в собственном доме.

Телефон Люка был все еще у нее, где-то валялся под разбросанной одеждой, денег еще дохрена, машина есть. Отели никто не отменял, как-нибудь справится. Наспех запиханная в четыре пакета часть новой одежды полетела в багажник эскалейда. Стараясь как можно тише вывести машину из гаража, с трудом сдерживала злые слезы обиды. Вопреки ожиданиям, из дома никто не выскочил.

Через метров двести утопленная в пол педаль газа отозвалась визгом шин, а Виктория подняла трубку через два гудка.

— Слушаю.

— Виктория.

— Что…. Что случилось?

— Я больше не доверяю им. Как определюсь с отелем, перезвоню, сообщу адрес.

— Ты ведь понимаешь, что старику я доложу сразу.

— Плевать.

— Расскажешь? Или…

— Потом, как-нибудь потом. И… похоже, мне понадобится твоя помощь.

— Что угодно. Только скажи…

— Спа… спасибо.

Голос сорвался невовремя.

Слезы все еще душили удавкой. Виктория оказалась понятливой, больше не задавала вопросов — отключилась с просьбой сообщить ей адрес, как только найдет место. Первый же попавшийся придорожный мотель сверкающей вывеской предлагал незабываемый отдых в великолепнейших комнатах. Легшая на конторку сотня баксов прервала поток вопросов от засаленного вида мужика за стойкой регистрации.

Вопреки ожиданиям, комната действительно была почти ничего. Даже чистой и с нормальной мебелью.

Но успела лишь оглядеться.

В голову внезапно вплыли невнятные образы и шепотки. Кто-то на грани понимания упорно шептал, что она все делает неправильно. Что ведет себя как дура и последняя эгоистка.

А потом были выжженные огнем на стенах слова.

Буквы сменяли друг друга выстраиваясь в целые непонятные предложения. Из всего этого выловила лишь одно — спой и мне, ведьма. Сразу навалились чужие воспоминания, от которых сразу стало ясно, что происходило. Вопросы, щелканье патронов, гудящий воздух, дребезг плохо закрепленных конструкций в салоне самолета. И безразличный и одновременно изучающий взгляд из темноты в этом же салоне, пробирающий до самых костей.

Ее вторая личность позволила ей вспомнить.

Теперь она поняла, как именно накосячила эта идиотка.

Банальный гипноз.

И теперь-то понятно, почему так себя ведет это бедолага Бен. Сразу стало ясным, что и сам Бен прекрасно об этом осведомлен. Знает, что ему заложили в подсознание нечто, отчего и бесился. Сопротивлялся, как мог, но против подсознания не попрешь.

Ей же стало неимоверно стыдно. За себя, за самодурство второй личности. За свои выходки в то время, как ее телохранитель лишь пытался быть свободным от цепей человеком. Уж кому, как не ей, было понять, каково это быть запертым в клетке собственного мозга. Противный тихий голос снова заныл в голове о ее эгоизме. Захотелось заткнуть этот мерзкий шепот, мол, вообще-то это не она накосячила, но голос продолжал еще что-то бормотать.

Озарение пришло за секунду.

У нее больше не было времени.

Вообще.

Если голос влез и дал ей часть памяти, значит, уже пора.

Нутро эскалейда встретило знакомыми запахами, поворот ключа, и еще одна мысль обожгла разум.

Она вообще не вправе вредить Бену.

Он и так отхватил лишнего, и теперь страдает от чужой насмешки. Понимая и проникаясь поведением няньки, вытащила из кармашка чужой телефон. Виктория ответила сразу, будто была наготове.

— Где ты?

— В машине. Я… Я возвращаюсь.

— Оу. Это… это хорошая новость… Может, я…

— Нет. Я в порядке, доеду сама. Встречать не надо.

— Хорошо. Мы ждем.

— Мы? — даже яда в голосе не было. Безразличие теперь ее удел.

— Да. Да, я у тебя дома…

— Плевать, я скоро буду. У меня… У меня просто больше нет времени, Виктория. Мне нужна будет твоя помощь сегодня вечером.

— Ты уверена?

— На все сто. Я скоро буду.

Одно нажатие на дисплей телефона поставило жирнющую точку.

Заведенный двигатель негромко заурчал, контрастируя с мыслями и надеждами. Даже обиды не было, что ее время так быстро кончилось. Последний в этот раз день, и она уже даже втайне не надеялась, что именно сегодняшний вечер будет отличаться от прошлых вылазок.

Потому что как раз Бена она не будет дергать.

Каким бы ублюдком он не был, он не заслуживал быть запертым в клетке. Значит, сегодня вечером бухло, громкая дерганая музыка и какой-нибудь вдребезги пьяный гость клуба. И Финли, что будет сидеть неподалеку в ожидании.

Дорога закончилась открытыми настежь воротами дома и едва она припарковалась прямо у входа, из дома выскочил Бен. От переживаний в его глазах стало тоскливо до слез. Обогнула его, как столб, не глянула ни разу. Было очень больно и стыдно на него смотреть. Виктория без вопросов спустилась к ней.

— Я тут подумала, Ри… Рей… мне нужно будет сгонять домой. Переодеться там… Позвони, как будешь готова. Я заеду.

— Хорошо.

Виктории не понравилось безразличие в ее голосе. Открывала и закрывала рот, явно пытаясь что-нибудь сказать, но слова явно не лезли, пока она бездумно перебирала вещи.

— В чем собираешься идти? Может, покажешь, что ты там накупила?

— Часть в пакетах. В машине. Сейчас схожу, принесу.

— Ой, я с тобой.

Говорить, что она и сама могла бы притащить эти пакеты, не стала. Хочет сходить с ней, пусть идет. Только она снова заперлись в подвале, Виктория усиленно делала вид, что ей интересны все эти тряпки, с возгласами наигранного удивления вытаскивала очередные штаны или платье и прикладывала к ней, мол, какой отличный вкус и как ей все это идет. Но даже раздражения не было, сил на какие-либо эмоции вообще не было. Наконец до Виктории дошло, что все ее усилия расшевелить уходят впустую. Засобиралась и напоследок выдала:

— Кстати, я совсем забыла. Тайлер с ребятами уже вернулись. К вечеру приедут.

Реакции на новость так и не дождалась.

Было пофиг.

Абсолютно.

Едва за Викторией захлопнулась дверь, обессилено рухнула на кровать. В пустой голове не задерживалось ничего, кроме горечи и тухлой обиды на весь мир.

В итоге провалялась весь день, бессмысленно разглядывая белый потолок. Где-то вдалеке был легкий шум, словно кто-то двигал мебель, но вставать и смотреть, что там наверху творится, было попросту лень. Едва часы пропиликали восемь, пришлось вставать и собираться.

Было настолько тяжело, что промелькнула мысль, что может, стоит прекратить все прямо сейчас.

Вон на столе куча оружия.

Секунда и все.

Но злой голос в голосе резко оборвал страдания. Голос едко выговаривал, что потому ее не выпускают часто, потому что она слишком много драматизирует. Голая правда голоса подстегнула легкую злость. Ну что же, голос был даже где-то прав. Устроила день самоуничижения и сидит сама себя жалеет. Пора было завязывать изображать из себя королеву драмы.

Выбранное на вечер платьице больше смахивало на клубок запутанных веревочек и косо отрезанных нашитых кусочков синей ткани. Оно было коротковатым, но она решила, что так даже лучше, помнится, в прошлый раз ей пришлось заморачиваться стягиванием брюк. А так, задрала и поехали. Волосы собрались в малопонятный пучок на макушке, но если делать вид, что так задумано, то прическа даже сочеталась с расхлябанным видом платья. Пока решала, как краситься, вспомнила, что нужно еще и Виктории звонить. Пока та явилась, раз семь бегала смывать с лица размазанный макияж. То тени не те, то подводка криво ляжет.

То просто само лицо кривое.

На боевую раскраску у Виктории была рука набита лучше. Только та спустилась и оглядела поле боя у зеркала — уверенно отобрала косметичку. Спустя несколько минут у нее на лице красовался совсем легкий макияж. Почти незаметный, но как ни странно, именно эти легкие мазки теней и туши дали немного уверенности. Злую мысль, что совсем не хочется никуда идти, насильно выкинула из головы.