- Самка уже потемнела, пора, - тихонечко раздалось над ухом Илмари от одного из взрослых. Мальчик очнулся и огляделся вокруг. В зале не было иного света, кроме как от огней десятков маленьких жаровен, расставленных по кругу на полу. Освещение обязательно должно быть приглушенным - у богомолов хорошее зрение, лучше, чем у многих других насекомых, и они тревожатся при слишком ярком свете. Поэтому все было темным, пугающим и искаженным длинными тенями - особенно Вех в стороне от алтаря. Было ощущение, что Вех ждет - не дождется обжечь Илмари своими ало-рыжими листьями! Вот обожжет, а потом толстыми корнями утянет к себе в горшок, под землю, и съест, и станет еще выше и толще и страшнее...
- Илмари, - тихонько подтолкнули его взрослые по направлению к алтарю.
Мальчик смерил Вех властным взглядом - живым он этому чудищу не дастся! - и взял в руки две глиняные чаши с богомолами. Бурая окраска самки действительно немножко потемнела - значит, она ощущает волнение и готова к делу всего своего существования - к продолжению рода! Это так угнетает, правда? Жить, чтобы кто-то другой жил после тебя на твоих костях, или, вернее, на твоем "хитине", как называет шкурки жучков Мать-Атэ.
Проморгавшись, чтобы как можно лучше видеть в полумраке, Илмари, следя, чтобы не перевернулись и не растормошились чаши, последовал к алтарю. Мама говорила наблюдать за крупной и сильной самкой, которая не просто переживет эту ночь, но и подарит жизнь другим, но Илмари был интереснее самец - возможно, из мужской солидарности. Обычно все инстинкты животного уступают инстинкту размножения - чтобы мир не заполнили сильнейшие, но к тому же и старейшие особи и, умирая, не унесли с собой свой неповторимый "вид" (опять слово от Мать-Атэ - да какая разница, кто как неповторимо выглядит?! У некоторых вид, например как у скользких личинок-кровопийцев, такой мерзкий, что лучше бы его вообще никакого не было!).
Так вот, обычно самцы даже не замечают того, что приносят в жертву своим детям, коих может быть за один обряд зачато до нескольких сотен, свою многими боями выкупленную жизнь, но этот богомол заметно тревожился - не меньше Илмари. Он боязливо жался к стенке чаши, выставив вперед свои передние шипастые лапки и расправив веером крылья, как перед атакой. Через несколько мгновений этот мастер камуфляжа еще и поменял окраску и почти слился с серой глиной чаши. Илмари слышал, что богомолы воинственны (еще один повод для воиноненавистницы Матери-Атэ принести одного из них в жертву...вот почему она так любит этот обряд), что они злы и агрес...сив...ны, но что они - трусливые, это никак не вяжется! Интересно, почему самец не сбежит? Самке-то нечего волноваться - ее сейчас и усладят и накормят, она и не пытается бежать, а вот самец... Знает, что его поймают и все равно отдадут ей? Или что бежать некуда? Щели-то очень плотно по всему залу закрыты - мама сама об этом позаботилась, да. Но додуматься до усердия мамы, прекрасно строившей жилища, наверное, слишком сложно для богомола. Может, просто инстинкт самосохранения берет верх над инстинктом само-вос-про-из-ве-де-ния? Наверное, так.
Илмари скосил глаза в сторону - он проходил как раз мимо Веха. И именно в этот момент самец выпрыгнул из чаши и забрался на проклятого гиганта!
- Умрешь же, стой! - вскрикнул Илмари и попытался вернуть богомола обратно в чашу, и даже взял его в кулак, но самец так крепко ухватился за ядовитый лист, что оторвал его вместе с черешком, когда мальчик потянул насекомое на себя. Юный земледелец пронзительно закричал - листок накрыл его пальцы и оставил багрово-красный ожог. О, духи, как несказанно повезло - кожа не вздулась, ожог не оставит его без пальцев! Найдя в себе силы замотать головой на все движения взрослых, последовавшие за его криком, Илмари сунул богомола в чашу и поставил и его и самку на алтарь.
- Смирись! - рявкнул он на самца, такого маленького и крошечного по сравнению с здоровенной самкой, и сделал шаг назад, чтобы Мать-Атэ могла приблизиться к алтарю и подтолкнуть богомолов друг ко другу своей изогнутой курительной трубкой, которую жрица на протяжении всего вечера не выпускала изо рта.
Вместо того чтобы запрыгнуть на самку или предпринять еще одну попытку к бегству, самец начал...танцевать. Конечно, танец этот был своеобразный, богомолий. Самец то делал шажочек в одну сторону, то в другую, то останавливался и надолго замирал, то начинал осторожно приближаться к самке со спины или с боков. Неповоротливая самка передвигалась вслед за ним - ей стало интересно! Самец все четче и четче чувствовал, что стоит только утратить ее внимание к себе как к танцору и стать ей интереснее как пища, а не как самец - и можно распрощаться со своей головой и всем остальным телом, которое перейдет в тело самки как титанический запас белков и углеводов. Поэтому танцор начал двигаться чуть активнее и, заметив, что самка перестала идти к нему навстречу, опять остановился, на пару мгновений. Еще несколько движений - и она вновь внимательно наблюдает за ним, поворачивая большую голову из стороны в сторону. Еще шажочек - и даже не последовало защитной позы. Богомол мог быть спокоен - он больше не еда и не простое вместилище для семени новой жизни, он неведомое что-то. Поэтому самец уже сам не торопясь проследовал к самке, и начался обряд!
- Ё... - вырвалось у Матери-Атэ. На изумленные взгляды она, покусав мундштук трубки, раздраженно ответила: - Такова воля духов! Все мы узрели их знак! С восходом солнца и жены и мужи земледельцев явятся на совет и начнут говорить о порядках их касты, с их последующим изменением!
Илмари, потирая перевязанные и поцелованные мамой пальцы, улыбнулся. Ему давно было обидно за папу, который готовил гораздо вкуснее мамы, но занимался этим слишком редко из-за того, что "не принято подпускать мужчин к очагу". Маме, например, интереснее чинить лачуги и вообще выполнять "тяжелую" работу, чем исполнять считающиеся почетными занятиями жен дела. Может, хоть после завтрашнего дня она договорится с отцом, и они смогут оба заниматься тем, чем хотят.
- Запомни, Илмари, - произнесла Мать-Атэ, когда богомолы были отпущены на волю, все огни жаровен потушены, а взрослые разошлись, - инстинкт самосохранения - двигатель прогресса! Этой ночью мы сделали шажок от матриархата к равноправию в пределах касты, и, возможно, однажды нашей незыблемой формой правления и вовсе станет недостигнутая многими утопия. Запомни это, Илмари!
