Снабженцы появились только на третий день. Они были тяжело нагружены, потому шли, почти не оборачиваясь. Последний из шедших, ткнулся в землю почти рядом с предпоследним на склоне. Шедшие впереди даже не заметили этого. Когда упал второй, то идущий впереди обернулся только для того, чтобы встретить свою пулю грудью. Он же попытался встать, так что пришлось его добить выстрелом в голову, так как папаха с него слетела, и чёрная голова лучше всего просматривалась с его стороны. Чёрная на белом снегу.

Вид смерти давно не производил на него должного впечатления, но кровь, разбрызганная по белому снегу вперемежку с кусками мозгов, вызвало в Андрея легкую тошноту. Он брезгливо перевернул убитого и убедился только в том, что не совсем точно попал в сердце, при повороте бандита. Он распорол окровавленный рюкзак и вытащил из него хлеб и банки консервов, пачку чаю, соль. Из других рюкзаков он так же взял только хлеб и консервы, чай и сахар и соль. В одном из них было и соленое сало. Он тут же отрезал приличный его шмат и с жадностью съел.

Вечером он написал донесение Левченко о происшедшем, но не стал брать продукты и остался дожидаться дальнейших распоряжений.

Трое бородачей с автоматами с ними один безбородый в папахе и толстый милиционер стояли на спуске крутой горной дороги на окраине аула и о чем-то весело разговаривали. Неожиданно один из боевиков вскрикнул и стал заваливаться. Двое других упали молча. Опешивший безбородый в папахе стал лапать кобуру с пистолетом под левой рукой. Пуля пробила ему легкие наискосок, едва не задев сердца, сверху в низ. Он упал лицом вниз, ощутив только то, что падает куда-то и, увидев только летящую на встречу с ним землю, ощутил тупой удар и потерял сознание. Милиционер был убит на склоне, по которому он кинулся, было бежать со страха.

Подоспевшие боевики и местные милиционеры открыли беспорядочный огонь по склону, на котором никого уже не было. Кюйсун уже давно шёл по едва заметной тропе на противоположном скате горы, ступая по обветренному от снега склону так, что практически без собаки его нельзя было бы найти. Преследовать его никто не решился.

У него была уже хорошая репутация чёрта.

Взбешенный Левченко брызгал слюной и возбужденно махал руками:

– Ты знаешь, что убил главу администрации аула, да ещё и милиционера?

– Нет, – устало ответил Кюйсун. Он хотел спать с мороза и после плотной еды.

– Ты что не видел в кого стрелял?

– Почему. Там было три боевика, один гражданский и милиционер.

–Т ы уверен?

– Если ваши криминалисты не знают, сколько крови может быть в одном человеке, то пусть поучаться ещё немного. Считать до пяти я научился еще в первом классе. Не велика наука. Боевики их просто унесли.

– Ты уверен?

– Я этого в папахе несколько раз видел в обществе боевиков. Они все там повязаны друг с другом. Поищите на кладбище, там должны быть свежие могилы.

– Если что будет не так, то ты пойдешь под суд.

– Я зря не стреляю, – лениво огрызался Андрей.

– Ты что, собираешься ещё их судить?

– Я не господь бог, а единственный способ избавиться от этих людей, которые помешаны на крови, – выбить их как волков. Если вы не поняли это, то ещё будете долго нянькаться с ними.

– Какой ты умный, однако, – Левченко уже стал успокаиваться. – Ты наворотил дел и с такими взглядами на жизнь тебе место не в органах, а на улице.

– Я не мент, а охотник.

– Заметно. Как тебя ещё не убили?

– Я охотник, а Вас на моем месте просто не может быть.

– Ты, гавнюк, и в органах у меня точно не будешь работать, – Левченко вновь начал закипать, натыкаясь на холодное, насмешливое равнодушие этого загадочного старшего лейтенанта. Теперь он стал понимать, почему Иващенко избавился от этого высокомерного выскочки, но впервые за много лет в его душу просочился холодок страх.

– Майор, вам следует извиниться.

– Я ещё перед всяким дерьмом не извинялся, – майора был взбешен.

– Майор, бесплатный совет: не попадайте ненароком в поле зрения моего оптического прицела. Ты не тот десантник, у которого я в последний момент заметил голубой шеврон. Пусть его мама поставит богу свечку за это.

Холодные глаза смотрели чуть насмешливо на майора. Он был не из робкого десятка, но ему стало страшно. Он понял, что этот человек выполнит свое обещание, если захочет этого.

– Сдай ты этого строптивца чеченцам, – сказал генерал полковнику Фоменко. – Нет человека – нет и проблем. Он же всё в армии числится? Там и спишут. У Хасана давно на него зуб, да и кровники денег за него отвалят. Думай, полковник. Думай. Шибко строптив малый и не сможет в системе работать.

– Ладно, подумаю, – как всегда угрюмо буркнул Фоменко.

– Ты говоришь, что сдашь нам Кюйсуна, – мрачно сказал Хасан капитану, сидящему против него. – Я деньги на воздух не выбрасываю. Это не человек.

– А кто же?

– Это дух гор, так говорят старики. Он забирает только самых грешных. У меня нет лишних денег, а тем более никто не решиться, как Магомед, искать свою смерть. Иди, так и скажи своим людям. Это не человек-это шайтан.

– Ладно, – сказал араб, несколько подумав, – я тебе заплачу столько, сколько ты просишь, но только после того, как я его убью.

– Нет, – ответил капитан, – ты не заплатишь ни гроша, если его убьешь. Дашь двадцать штук долларов, тогда я скажу, где и когда оставляют ему еду и патроны.

– Это слишком большие деньги, мои люди не найдут столько.

– Хорошо, пять тысяч, но только сразу, – у капитана было задание "сдать" строптивца и за сколько это он сделает, не имело большого значения. Он просто выполнял задание, и ему было безразлично, почему вдруг начальству пришло уничтожить этого бойца. Он был человеком системы и, как всякий человек системы, не терпел одиночек, тем более одиночек, которые были успешней, чем сама система.

– Встретимся завтра, – сказал Хасан задумчиво, – я переговорю со своими людьми.

– Иса, – сказал Хасан вечером, спокойному полноватому сероглазому чеченцу, очень мало походившему на своего брата Магомеда, но вообще на чеченца, – русские предлагают голову этого, как Куйсюна за пять тысяч баксов. Он убил у тебя брата и многих твоих родственников убил.

– Я найду эти деньги до завтра.

– Я могу помочь с деньгами.

– Не надо, – ответил гордый чеченец, – это моё дело.

Место для передачи было выбрано Левченко очень неудачно: это была долинка совершенно безлесая. Она простреливалась со всех сторон и, ко всему прочему, туда никто не сваливал мусор. Андрей уже не доверял Левченко, а здесь явно пахло подставой. То, что этот фсбшник его запросто мог сдать чеченам, он как-то не сомневался. Он не был их человеком и, кроме того, выходил из рамок понятий Левченко

Андрей, по своему обычаю сделал большой круг, но следов ни входных ни выходных он не обнаружил. Единственно откуда могли зайти боевики, была дорога, а лучшим местом для снайпера была гора, расположенная напротив этой долинки. Андрей обошел долинку и взобрался на самую вершину. Осторожно выглянув из-за камня, он осмотрел склон. Ничего, казалось, подозрительного на нем не было, но только поднятый и не улежавшийся лист вызвал в нем подозрение. Он стал прослеживать в бинокль след и скоро нашел то, что искал. Человек лежал на небольшом балкончике. Если бы не бинокль и то, что Андрей находился несколько выше и правее его, то он бы едва бы увидел боевика. Тот, видимо, караулил давно, так как сидел, съежившись, в позе замёрзшего человека. Стрелять было неудобно, поэтому Андрей сполз с вершинки и, пройдя несколько левее её, тихо подполз к намеченному ранее камню. Теперь снайпер представлял многоудобную цель. Он был виден весь и не далее, как за пятьдесят метров. Андрей не стал тянуть с выстрелом, хотя боевик, похоже, спал сном праведника. Щелчок выстрела из безшумки прозвучал не громче, чем выстрел из воздушки. Голова чеченца дернулась и вернулась в прежнее положение. Андрей уже точно знал, что Левченко продал его. Кроме того, он ещё точнее знал, что снайпера должны подстраховывать люди.