- Надо было предупредить меня об охоте царской.
Саклей скрепя сердце согласился с сыном. Решил, что нужно спешить. Следуя ходу своих мыслей, приказал Алциму нарядить девушку в одежды своей жены, сшитые более двадцати лет назад, когда Афродисия была еще молода и хороша собою.
- И пусть ожидает своей очереди в соседней комнате.
Царь уже успокоился по поводу своего ранения. Эвмен перевязал ему ногу красной тканью с наговорами и сказал, что все будет хорошо. Царь заявил, что теперь он не прочь отведать хозяйских хлеба-соли. Давно уже он не ощущал такого волчьего аппетита.
- Больше года я не гостил у тебя, - с необычайной приветливостью обратился Перисад к Саклею,- А у тебя здесь так хорошо! Вдали от всех надоевших дел, послов разных стран, разговоров о деньгах, о войне. Право, я устал от суеты, от городской жизни, от всего. Как я хотел бы пробыть у тебя целый месяц, спать на открытом воздухе по-сарматски и всегда, вот как сейчас, испытывать острое желание поесть. Что там у тебя изготовлено?
- Государь! - развел руками Саклей, как бы в избытке чувств,- Да если такое случится, то это мне, старику, послужит для душевной радости в счастья! Я помолодел бы около тебя! А что приготовлено - сам посмотри. Прошу к столу!
Вся охотничья ватага с большим удовольствием расселась вокруг огромных столов в той же зале, где Алцим принимал Гликерию в памятную ночь. Царю принесли отдельный стол, уставленный золоченой редкостной посудой. Служить царю стал сам хозяин. Саклей брад у слуг блюда и вина и переставлял на стол царя, предварительно пробуя их - как вкусны, нет ли отравы?
Обед начался довольно шумно, вино из подвалов запасливого хозяина полилось обильной рекой. Языки развязались. Царь вел себя непринужденно, громко смеялся и шутил, вспоминая подробности охоты.
Подали козла, что заполевал сам царь, о тем торжественно заявил Саклей. Перисад еще больше оживился. Тушка козла, разделенная на много частей, быстро исчезла в желудках гостей, все находили, что это самое вкусное блюдо из всех поданных к столу.
- Жаль, что волчье мясо не употребляется в пищу,- заявил Перисад, смеясь,- а то мы отведали бы, как вкусен тот волк, что сам хватил царской крови, а погиб от руки золотоволосой Артемиды. Той, что прячется от нас.
Все зашумели одобрительно. Царь продолжал, лукаво поглядывая на Саклея:
- Может, твоя Артемида сама хотела затравить меня волками, как небесная богиня затравила Актеона? Только та напустила на бедного парня собак. А потом - я же не видел твою племянницу купающейся, за что же такая кара?
- Дело случая, государь,- развел руками старик,- на охоте с твоими предками и не такие дела бывали. Туры нападали. Даже многие на землю падали, когда, бывало, копь ногой угодит в лисью нору. И все-таки страшно, что твоя жизнь в опасности пребывала!
- Что ж! Благодаря смелой наезднице жизнь наша вне опасности! И я хотел бы с чашей в руках поблагодарить ее. Как?.. Или ты отправил племянницу в ту башню, что стоят выше всех?! И запер семью замками? И ключи спрятал? Открой, прошу тебя!
Пирующие криками поддержали царя. Олтак хмурился, обдумывая странное происшествие.
- Воля твоя - закон! Хотя девчонка заслуживает наказания за то, что вольно говорила с тобою и смотрела на лицо твое в упор. Прости ее, не узнала она тебя, ибо никогда ранее не видела.
- Уже простил,- продолжал шутить и смеяться царь,- покажи свою племянницу, дай мне возможность поблагодарить ее. Адонис был смертельно ранен кабаном и воскрешен Афродитой. Если я умру от волчьего зуба - меня воскресит твоя племянница!
Девушка, наряженная в залежалые одежды, и драгоценности больной хозяйки дома, стояла наготове за дверьми. Рядом с нею Алцим, раздраженный, недовольный всем происшедшим. Он знал, насколько падок царь на женскую красоту, и ревновал свою гостью, к которой успел привыкнуть.
- Для чего меня нарядили в эти ризы? Я же не жрица! - с неудовольствием шептала девушка. - Неужели обязательно нацепить на лоб эти камни, подвески золотые, чтобы моя просьба дошла до царева сердца?
- Слушай, Гликерия, ты сейчас при всех не говори царю о своем деле. Сейчас царь устал и ранен...
- Ранен? - перебила девушка.- Разве это рана?.. Мой отец дрался со стрелой в боку! Вот это рана!
- Но Перисад - не твой отец, а царь Боспора!
Вошел поспешно Саклей и сделал знак рукой. Девушка, а за нею Алцим тронулись в зал, навстречу пиршественным крикам и звону посуды.
- Запомни,- прошептал Саклей,- ты племянница моя. И не говори ничего о том деле, ради которого приехала. Царь не сейчас должен узнать о том, что случилось о Пасионом. Не время.
Девушка вошла в зал с подносом, на котором стояла золотая чаша лучшего вина. Она смело подошла к цареву столу и, склонив голову, протянула поднос.
Всех поразили стройность и красота девушки, скромность и достоинство, с которыми она держалась. Они не знали, что неудобные наряды сковали движения Гликерии и она охотно заменила бы тяжеловесные украшения и ткани на удобный замшевый кафтан всадника.
Перисад с откровенным любопытством вгляделся в чистые черты ее лица и, протянув руку к чаше, произнес!
- Саклей не сказал мне имени твоего. Как зовут тебя?
Девушка подняла на царя глаза и громко, без страха ответила на вопрос его. Слова, произнесенные ею, поразили всех:
- Я Гликерия, дочь лохага Пасиона из Фанагорни, твоего бывшего верного слуги я полководца. Он всю жизнь боролся с врагами твоими. А теперь убит по тайному приказу Карзоаза, все его достояние захвачено этим злодеем. А я бежала тайком, чтобы не стать добычей того же Карзоаза. И молю тебя о справедливости! Помоги отомстить за смерть отца моего и возвратить то, что отнято у меня противно законам!
Она опустилась на колени в склонила голову на грудь.
Перисад растерялся. Не стал пить вино, поставил чашу на стол, лицо его задергалось, он оскалился, не будучи в силах подавить этой некрасивой гримасы.
- Что?.. Что такое?..- с какой-то беспомощностью обвел он всех глазами я остановился на Саклее.
- Великий царь! - поспешил вмешаться хозяин.- Пасион и я родственники. Моя жена - двоюродная сестра тетки Пасиона. И я призрел девушку в беде. Не хотел открывать тебе тайны этой, дабы не ронять в глазах твоих и всего народа имя тестя твоего. А поступил он жестоко и несправедливо. То, что сказала Гликерия, правда. И не в моих силах теперь скрывать ее.
