- Изгнать? Нехорошо это!.. Они же помогали вам воевать против степняков. Оружие вам давали.
Старик опустил ложку и с удивлением, смешанным с досадой, поднял седые брови. Словно впервые увидел внука.
- Смотрю я на тебя, Савмак, и дивлюсь. Ростом ты выше меня скоро будешь, а глуп. Не разумеешь - где добро, где худо! Куда глупее Аримаспа.
Пес, услышав свою кличку, поднял тупую морду и замахал свалявшимся хвостом.
- Сам рассказывал, дед, а теперь сердишься! - насупился внук, облизывая ложку. Он не понимал, за что сердится старик.
- Поживешь - поймешь.
- А ты расскажи мне толком, вот я и пойму.
- Не сейчас. Уже вечереет, пора принести жертву духам ночи.
Солнце касалось верхушек кустов и стало огненно-красным.
Баксаг успел до сумерек совершить медовое жертвоприношение меж двух шестов с надетыми на них лошадиными черепами, как известно, отгоняющими от ульев злых ночных демонов.
Закончив это важное дело, старик совершил молитву и, опустившись на обрезок колоды, подбросил хвороста в костер. Внук лежал на животе и дремал, держа во рту сухой стебелек донника.
- Завтра пойдешь в деревню, отнесешь старшине вот этот жбанок меду и скажешь, чтобы приехал забрал весь мед, что я снял... Да не груби старшине! Если что заставит делать - не огрызайся, а выполни, как надо!
- Всё равно не возьмет на праздник-то.
- До праздника далеко. И нечего думать о нем. Охо-хо! Совсем стар стал я. Так вот лег бы и уже не вставал. Тянет меня земля к себе.
Дед вздохнул и оглянулся вокруг. Солнце уже закатилось, кусты почернели, только самые верхушки тополей чуть золотились.
- Устал я жить. Лишь вода течет не уставая. Пора мне к предкам!
- Ну зачем, дедушка, говоришь такое! - досадливо возражает внук.
- Ну, ну... не буду. Жаль, что умру женской смертью, у очага. А не так, как умирали отцы наши, на поле битвы, борясь за свободу,... Да и не один я... Гибнет народ сатавков Кто посмелее - в степи бежит, а кто на корню Засыхает, а то еще хуже - в полные рабы к эллинам попал!.. О богах забывают, на могилы отцов не ходят. Зато и семьи стали малолюдны. Ты вот у отца твоего покойного - один...
- А отец тоже умел драться на мечах?
- Умел,- усмехнулся дед своей древней, еле заметной улыбкой. Потом стал серьезен, меж бровей легла жесткая складка"- Убили его вороги.
- Убили? - словно очнулся Савмак, хотя давно зная о судьбе отца.Убили!.. А отомстили за него?.. Ведь ты сам всегда говоришь, что неотомщенная душа мучается, по свету бродит.
- Душа твоего отца спит крепко... Ей легко... Твой отец отомщен!..
В глазах старика вспыхнул огонек былой удали. Он в раздумье взглянул на свою левую руку, сухую и бесчувственную, как ветвь мертвого дерева.
- Ух! - вскинулся мальчишка.- Я тоже отомщу всякому, кто обидит тебя, дед!
- Спи ты, мститель,- опять усмехнулся Баксаг, однако не удержался и с нежностью погладил внука по голове.- Другие времена наступили, иные и обычаи. Теперь вы растете - оружия не видите .. Всё отняли эллинские наемники. Сейчас если и найдут у кого оружие, так шкуру спустят, в колодки закуют... Спи, Савмак...
Савмак упал головой на пыльную, истертую кошму и мгновенно заснул. В эту ночь он видел во сне страшные битвы. И сам храбро сражался, хотя не мог определить, с кем.
3
Дед еще раз обратился к богам с молитвой и тоже стад укладываться. Он уже чутко, по-стариковски, задремал, когда уловил ухом сердитое рычание Аримаспа. Старый пес так рычал лишь тогда, когда чуял постороннего. Баксаг легко вскочил на ноги и схватился единственной рукой за топорище.
- Эй, кто там, говори? - громко окликнул он, стараясь рассмотреть в темноте сгорбленную фигуру, что еле маячила среди кустарников в слабых отблесках гаснущего костра.
- Не кричи, добрый человек,- послышался глухой, сдавленный голос,заклинаю тебя Папаем, а если ты сатавк, то и свободой отцов и дедов наших!..
Услышав имя самого большого скифского бога, Баксаг опустил топор и отозвал собаку, однако продолжал быть начеку. Человек выбрался из кустарников и приблизился к костру. При свете рдеющих углей стало возможным разглядеть его бороду, две блестящие точки в настороженных глазах и остроконечный войлочный колпак, треугольником врезанный в небо, чуть белесое на западе.
- Не произноси зря имя Палая и не поминай свободы нашей, что давно нами утрачена,- сурово ответил Баксаг, продолжая всматриваться в крепкую фигуру ночного гостя. - Подхода с добрым сердцем. Да не наступи ногой на внука моего, вот он спит.
- Слышу слова твои и радуюсь им. Чую в них душу сколотскую!.. Истинно сказано - утрачена сатавками свобода. Но утраченное можно вернуть!..
- Можно, да не все?.. Вот молодость моя ж сила остались в прошлом, и никто не вернет их мне.
- Твоя молодость и сила вернутся в делах сынов твоих и внуков! Так установлено богами.
- Дай-то бог,- Баксаг, вздохнув, посмотрел на спящего внука.Хотелось бы мне увидеть из страны теней внука моего в лучшей жизни, чем моля. Слышу твой говор и догадываюсь - не сатавк ты, а оттуда, с Дикого поля.
- Истинно так, оттуда. Я из племени свободных скифов, из рода Ястреба... Приюти меня, брат мои, и, если есть, дай что-нибудь перехватить на зубы. Брюхо к спине втянуло, так голоден. И устал, как вьючная лошадь... Именем Папая!
Гостеприимство и забота о случайном путнике - один из старинных законов сколотской жизни. Бели же приют дается именем Палая, бога великого, то и забота должна быть оказана вдвойне.
Баксаг начал раздувать угли в костре. Но гость предупредил его:
- Не надо, не надо, брат мой. Не разводи огня, ибо не по доброй воле оказался я в степи. Лютые враги идут по моим пятам. А враги эти - царские люди. Они преследуют меня за ту правду, что я несу всем сатавкам от самого царя справедливого, Скилура!
Дед невольно опустил руки и застыл на миг при таком признании гостя. Он теперь лишь понял, что за птица пожаловала к нему. Гость, несомненно, был один из тех "тайных" людей, вести о которых прошли по всем селениям крестьян. Таких подстрекателей к неповиновению боспорским властям и распространителей слухов о "скором приходе царя справедливого сколотского" боспорские наемники разыскивали, как ценную дичь. И приютить такого у своего очага означало навлечь на себя большую беду.
