- Слушаюсь и повинуюсь,- с трудом прошептал наварх. Улыбка уже не играла на его лице, наглость и самоуверенность уступили место приниженности и страху. Вместо румянца щеки залила серая бледность. Он невнятно забормотал, заявляя о своей готовности выполнить приказ царицы, хотя бы для этого пришлось продать половину матросов в рабство.
- А хлебным приставам,- резко добавил лохаг, обращаясь к Мандрагору,- не зевать и пошлину за хлеб взыскивать неукоснительно! Как и ранее, одну тридцатую стоимости груза. Ибо о хлебе государь никаких новых указаний не давал.
Дюжие копьеносцы увели совсем оробевшего наварха. Саклей с тремя фракийцами направился домой, где накормил и напоил верных воинов и выдал каждому по кошельку с серебряными монетами.
- Это вам за примерное поведение сегодня, помимо жалованья. Всегда служите усердно - и будете достойно вознаграждены.
- Да будет твое имя известно потомкам!
- Сама Кибела да заботится о твоем здоровье и долголетии!
- Идите!.. Прикажи, Мандрагор, найти этого мошенника Форгабака!
Наемники вышли из богатого дома своего начальника навеселе. Пройдя несколько улиц по направлению к казармам, остановились.
- Эти деньги,- сказал старшина, встряхнув кошельком,- я отдам нашему кашевару, пусть завтра купит сала и мяса для дружины.
- Возьми, Мандрагор, и наши деньги для той же цели,- отозвались воины, с готовностью вынимая из кармана подарки Саклея.
7
Лохаг пантикапейский Саклей вошел в силу после смерти Камасарии.
Он имел железный характер и огромное честолюбие. Недостаток своей внешности - малый рост и слабое телосложение - старательно маскировал свободной складчатой одеждой, всегда чистой, сшитой из лучшей шерстяной ткани. И теперь, будучи уже человеком, ступившим на наклонную дорогу старости, не терял своих привычек, держался бодро, как выражаются, "петушком", тщательно подстригал острую бородку и завивал седеющие волосы. Его маленькие ручки, розовые и чистые, сверкали перстнями, ногти блестели от восточного лака. Этот аккуратный сухонький человечек не казался старым, несмотря на седину и морщинистый лоб, его глаза смотрели внимательно и остро, он прекрасно слышал и видел все, что творилось вокруг. И столь же прекрасно понимал тяжелое положение Боспорского царства.
В ответ на обострение обстановки в Тавриде он поднял на ноги все наемные фракийские отряды и двинул более половины их на западную границу. С ними уехал и его старший сын Атамб, ныне один из военачальников. Младшего сына, своего любимца Алцима, Саклей оставил при себе.
Его сыновья мало походили друг на друга.
Атамб, толстый и неуклюжий в юности, теперь стал детиной с крупными чертами лица, толстой шеей и могучей грудью. Физически сильный, он не обладал живостью ума, по-прежнему выглядел неопрятным, прославился же как один из бесшабашных гуляк Пантикапея. Его чаще можно было видеть в винных погребах, чем в храмах и гимнастических палестрах. Его знали как откровенного и беззастенчивого поклонника Афродиты Всенародной, сластолюбца и завсегдатая домиков гетер. Там он устраивал дикие оргии, окружал себя обнаженными танцовщицами, его грохочущий хохот и пение напоминали ржание лошади. Одно упоминание об Атамбе вызывало среди благонамеренных людей смущенный смех. Быть в обществе этого парня - значило попасть в число оргиастов, скандальные слухи о которых передавались шепотом, как неприличные. Но гуляка и обжора мало считался с хорошим тоном и общественным мнением. Он имел возможность сорить деньгами и пользовался защитой отцовского имени и высокого положения.
Несмотря на это, Атамб все же считался добрый малым, хорошим воином, на него можно было положиться, направляя его с войском на рубеж царства.
Саклей страдал втайне от дурных поступков своего сына, но также видел в ней неплохие задатки воина, способного повелевать людьми и повести их в бой за Боспорское царство.
Однако чувства отца были полностью отданы Алциму, внешностью напоминавшему Саклея. Щеголеватый и чистый лицом юноша хорошо воспринял эллинское образование и приличные манеры, знал историю, читал древних писателей. Его увлекали сказочные описания подвигов Геракла, он восторгался военным в государственным гением Александра, но не проявляя той энергии и интереса к внешней деятельности, которые всегда переполняли его отца. Задумчивый и мягкий, с аристократическими манерами, Алцим любил уединение, был предприимчив лишь в мечтах и являл собою противоположность общительному и напористому Атамбу.
Саклей не терял надежды, что Алцим продолжит дело отца, окажется тонким придворный и политиком в они вместе с Атамбом, грубым воином и человеком большой физической силы, смогут достигнуть влиятельного положения в царстве, дополняя один другого.
Старик препятствовал порывам Алцима стать солдатом, стараясь развивать в нем духовное начало. Юноша преуспел в науках, но ему не хватало характера, сильной воли, которая единственно может придать действенность накопленным знаниям и природному уму.
Сейчас Саклей держал младшего сына в именин на Железной холме, расположенном к северу от Пантикапея, недалеко от рыбачьего поселка Парфения, являющегося местом переправы через пролив.
Там же, в имении, находилась и супруга вельможи - Афродисия. Женщина издавна терзалась страшными видениями. Ее преследовали летучие змеи с огненными глазами, ночные призраки вылезали из печей и устраивала пляски с гиком и свистом. Женщина кричала ночами, в ужасе бегала по коридорам огромного дома, пытаясь скрыться от кошмаров, часто падала и ушибалась. Ее пробовали лечить заклинаниями, надеясь спугнуть духа, что вселился в нее. Придворный лекарь Эвмен давал ей чемерицу, рассчитывая изгнать хворь с рвотой я поносом, но все безуспешно.
- Ты, Алцим,- наказывал Саклей сыну,- будешь хозяином в имении на Железном холме. Учись приказывать людям и следить за рабами. В имения половина богатств наших. А также следи за матерью, ибо нерадивые слуги не углядят за нею. Она может в припадке повредить себе.
Алцим без большой охоты направился выполнять отцовское поручение, ибо, как все физически слабые люди, мечтал отличиться в сражении, стать сильномогучим богатырем на удивление всему царству. Но отец был суров и тверд, спорить с ним было бесполезно.