Никто не обратил внимания на конных воинов, появившихся из тьмы ночи. Сами херсонесские разведчики походили в это время на те фигуры, которые изображают черным лаком на траурных урнах. Только движение людей и их горячих лошадей, мотающих головами, да звяканье удил и цоканье копыт о каменистый грунт свидетельствовали, что эллинские всадники - живые люди и прибыли сюда не для того, чтобы изображать декоративные сцены.
- Эй, люди! - рявкнул Бабон, поднимая руку. - Кто это вам разрешил перед самым городом устраивать демонические пляски?!
Это было сказано по-скифски, но никто не повернул головы в сторону херсонесцев. Кажется, хороводы закружились быстрее, а огни, в которые плясуны бросали куски жертвенного мяса и лили кровь из глиняных плошек, вспыхнули с новой силой. Иногда участники оргии кидали в огонь что-то вроде мелких камней, и тогда поднимались столбы зеленого и желтого дыма. Юные херсонесцы переглянулись в невольном страхе.
Только теперь стало видно, что против кургана между двумя кострами стояла женщина в черном плаще. Ее руки были подняты над головой, а на лице, словно окаменелом, отражалась суровая отрешенность от всего окружающего. Странное освещение, глубокие тени, неровные блики света делали фигуру женщины какой-то воздушной, нереальной. Это была настоящая сивилла, способная предсказывать будущее и творить страшные заклятья.
Женское божество, женщины-жрицы - это было то, что всегда поражало душу древних причерноморских жителей. И всадники невольно притихли при виде изумительной женщины. Бабон опустил задорно поднятую руку в раскрыл рот в немом удивлении.
- О-о-о! Ох! - высоким, кликушеским голосом закричала женщина.
- 0-о-ох! - подхватили хороводы такими заунывными нотами, что херсонесцев мороз по коже подрал.
- Тьфу ты! - в замешательстве сплюнул Бабон.- Да никак мы попали на праздник к самой Гекате! А у нас нот макового семени защититься от ее чар!
Не все участники ночного моления оказались увлеченными ритуальными танцами и пением. Один внимательно наблюдал за херсонесским отрядом. И, не ожидая дальнейшего, вышел навстречу Бабону. Это был рослый скиф с русой бородой и прямым крупным носом. Он не торопясь приблизился к всадникам и протянул их главному пергамент, свернутый трубкой.
- Что это? - сердито и надменно спросил Бабон, подбоченясь.
- Это, - ответил скиф по-эллински,- преславная агарская княгиня Табана справляет тризну на могиле своего мужа Борака.
- Борака? - почти закричал Бабон, наливаясь злостью.- Агарская княгиня?.. Хо!.. И вы осмелились приблизиться к воротам священного города, который недавно пытались разграбить?! А ну, в арканы весь этот сброд!
Бабон уже поднял руку, намереваясь дать сигнал к атаке. Но словно по мановению волшебного жезла, плясуны остановились и быстро подняли с земли копья. Мгновенно они окружили свою княгиню плотным кольцом и ощетинились блестящими остриями. Из-за кургана медленно выехал десяток конных, тоже с копьями. Это обстоятельство подействовало на наглого и трусливого Бабона с необыкновенной убедительностью. Он завертел головой, понимая, что в такой обстановке лучше оглянуться в поисках пути для возможного бегства, нежели лезть на рожон.
Он обратил внимание на протянутый пергамент.
- Ага! Что это? - совсем другим тоном переспросил он.
- Это охранная грамота, выданная прекрасной княгине Табане самим Диофантом, войска которого уже заняли Неаполь. В грамоте говорится, что великий понтийский стратег берет под свое покровительство вдову князя и разрешает ей свободно выполнить свой долг на могиле мужа. А все, кто обидит княгиню, головой ответят самому Диофанту по законам войны!
- Ого! - изумился Бабон.- А ну, Гекатей, посмотри,- так ли это?
Все оказалось так.
Посрамленные разведчики повернули коней обратно. Вслед им опять раздались дикие и странно-кликушеские выкрики вдовы и завывание скифов. Вдова продолжала свои моления, не опуская рук. Она даже не взглянула на греков, словно их здесь и не было.
Удалившись на приличное расстояние, Бабон изругался.
- Вы мальчишки! - заявил он спутникам.- Может, вы думаете, что Бабон испугался этого демонического действа?.. Нет!.. Вы о другом подумайте!.. Я уже заметил, что Диофант ведет двойную игру. Он воюет со скифами на поле битвы и заигрывает с ними после войны. Не одна жена Борака под его покровительством. Он возвысил пьяницу Гориопифа, он посадил высоко нашего недруга Дуланака! Он не преследует многих, кто участвовал в войне против Херсонеса! О, хитрый человек!.. А еще хитрее - Бритагор!.. Но и мы не столь уж просты!.. Вот ужо уйдет флот...
3
Всадники давно скрылись во мраке ночи. Моление продолжалось, но становилось не таким исступленным. Люди утомились, их движения замедлились, выкрики стали менее громкими, чем вначале. Наконец женщина опустила руки и в изнеможении присела на сиденье из попон.
- Вот и все, Лайонак! - усталым голосом произнесла она, принимая из рук бородатого воина чашу с вином. - Я все выполнила на могиле Борака по закону предков. Он теперь не будет мучиться голодом и жаждой в стране вечных снов, ибо много мяса и вина мы отдали ему, на год хватит!.. Я сказала Бораку: "Ищи своего друга Фарзоя среди мертвых, здесь его нет!" И это все!.. Теперь я могу вернуться в Агарию, к своему племени, и никто не упрекнет меня в забвении памяти умершего. И ты, Лайонак, поезжай к себе на Боспор! Там тебя никто не узнает, ибо ты оброс бородой, война состарила и изменила тебя. Здесь же, в Скифии, тебе делать нечего... Позови Таная.
- Танай! - негромко позвал Лайонак, - подойди. Херсонесцы уехали.
У костра появился человек в скифском колпаке и одежде пастуха. Только по подстриженным усам можно было узнать в нем оргокенского повстанца, прошедшего трудный и опасный путь вожака крестьянских отрядов.
- Ну, Танай, скажи, а куда ты?.. Тебя ищут псы княжеские. И Диофант не простит тебе твоих подвигов. Дуланак и Гориопиф - твои враги лютые. Рать твоя рассеяна.
- Рать моя, великая княгиня, соберется по первому моему зову, да только не время сейчас. Ослаб народ, а враги сильны.
Танай присел на корточки перед костром и стал подкладывать в огонь сухие стебли полыни.