Сам Дауэл выглядел непривычно довольным. Приподнятость духа сильно резонировала с его состоянием, но Ева уже привыкла к подобным парадоксам. За годы работы на Марка Дауэла она отлично уяснила одну вещь: он не боялся боли. Все телесные травмы, сколь бы редкими они ни были, казались для него условным испытанием на прочность, которое должно было расшатать его границы самообладания, помочь повысить и без того внушительный болевой порог. Сейчас, тихо усмехаясь собственным мыслям, Марк медленно шагал к дивану, а вид у него был таким, словно он преодолел ещё одну собственную черту.

— Выглядишь живее прежнего, — сказал Джеймс, на миг оторвавшись от очередного электронного письма.

— Немного валиума и контрастный душ — беспроигрышная смесь, — усмехнулся Дауэл, после чего его взгляд упал на кипу из газетных вырезок. — Что это? — впечатлённо спросил он.

— Всё, что у нас пока есть на Асада.

— Ты хочешь поймать его по статьям в местной прессе?

В вопросе Марка сквозило откровенным недоверием, и Ева могла понять его. Всё, что у них имелось из следов Зейда Асада, — пара повторяющихся статей во французской прессе, тройка сомнительных блогов и скудные материалы по делу «АРЕСа», которые Мориарти каким-то невообразимым образом получил от полицейского департамента Генуи. И, объективно, это далеко не выигрышная комбинация, с которой они могут засадить Асада далеко и надолго.

Мориарти на выпад Дауэла не отреагировал ровным счетом никак. Он продолжал просматривать какие-то файлы на ноутбуке, попутно бросив:

— Ты, кажется, должен был прояснить, где ты был последние несколько месяцев и почему там не работала мобильная связь.

Дауэл криво усмехнулся.

— О, я был в прекрасном месте. Тебе, Ева, оно отлично знакомо. Минус третий этаж. Меня уволокли туда прямо после взрыва, которого я, по стечению обстоятельств, избежал.

От слов Марка перед глазами Евы невольно пронеслись картины из прошлого: холодный коридор с вечно мерцающими лампами и стальная дверь в самом его конце, за которой прятался её худший кошмар. Она и вправду хорошо помнила минус третий этаж. В этом месте обитали самые страшные тайны британской разведки. Там располагался пресловутый шрёдер, в котором Марк Дауэл вместе со своими верными псами перемалывал чужие судьбы, кроша в пыль кости и выбивая последнее желание жить.

— Тебя повели в допросную? — невольно спросила Ева.

— У Майкрофта Холмса накопилась масса вопросов о том, что произошло в Женеве, — Марк хмыкнул. — Похоже, его очень огорчил тот факт, что я не подох вместе с остальными под обломками Зала заседаний.

— Как ты вообще оттуда выбрался? — спросил вдруг Мориарти.

— Я же говорил — чистое стечение обстоятельств, — ответил Дауэл. — Мне позвонили из посольства. Я просил информировать меня обо всех странных ситуациях в тот день. Перед началом саммита мне позвонил начальник охраны и сказал, что они нашли в туалете тело мужчины — ирландца, судя по документам. Я вышел из Зала и почти сел в машину, как всё взлетело на воздух. Взрывной волной всех вокруг отбросило на обочину, где меня нашли люди Холмса. Так и не успел узнать, что за труп был в посольстве.

Ева взглянула на Джеймса, и вместе они невольно разделили одну мысль на двоих. Он не знал. Марк не знал, что тело в мужском туалете принадлежало последнему человеку, которому он мог доверять.

— Что было дальше? — поинтересовался Джеймс.

— Дальше меня два месяца таскали по всем кругам бюрократического ада, начиная от военного трибунала и заканчивая милой комнатушкой с зеркальными стенами, в которой когда-то сидела мисс Брэдфорд, — он бросил короткий взгляд на Еву, и от этого каждый старый шрам загорелся лёгкой вспышкой фантомной боли. — Прости, что не набрал тебя раньше, Джеймс. Майкрофт Холмс хотел протащить меня носом по всему дерьму, которое я натворил, прежде чем уволить.

Еве показалось, что она неправильно расслышала.

— Уволить? — растерянно повторила она.

— Да, Ева, — утвердительно кивнул Марк. — Теперь на моём месте сидит пижон из свиты Холмса. Временно, конечно. Премьер-министр ещё поборется за эту должность. А я списан в утиль.

Он говорил это так, словно ему уже всё равно, и Еву это волновало. Безразличие никогда не было свойственно Марку Дауэлу, особенно в вопросах столь важных, как его личный статус. Дауэл был публичной фигурой. Властный и дьявольски хитрый, он умудрялся удерживать Цирк на плаву, время от времени получая премии прямиком из Даунинг-Стрит, и попутно творить полную анархию, опустошая один за другим склады боеприпасов MI-6. Для него эта работа — больше, чем просто должность. Она придаёт смысл всему, чем он жил, питает жадное до внимания эго и при всём этом создаёт необходимые рамки. Как поговаривали в офисе, единственное, что могло бы заставить Марка уйти с должности, — это пуля в лоб.

Отсюда и резонный вопрос:

— Почему ты ещё жив?

— Слишком много знаю, в отличие от тех идиотов, которые теперь сидят у руля, — заключил Дауэл. — К тому же, думаю, Холмсу особенно приятно наблюдать за тем, как моя жизнь катится ко дну.

— На его месте я бы избавилась от тебя, — честно призналась Ева.

— И была бы, несомненно, права, — пробубнил Дауэл, в очередной раз просматривая бесконечные газетные вырезки. — Чем вы здесь занимаетесь? И где, к чёрту, Моран?

Понадобился всего один верный вопрос, чтобы всё в этой одинокой усадьбе на миг утихло, оставляя Еву наедине с собственным учащённым дыханием и выжидающим взглядом Марка Дауэла. Странная смесь тревоги и грусти накрыла её в одночасье. Каждый день Ева жила с памятью о Женеве. Фантомные звуки выстрелов и безликий белый шум преследовали её в тишине. Хриплый голос умирающего человека обрывал её сны. Он кричал «Беги», и Еве всё больше казалось, что это вовсе не предупреждение, а отчаянная мольба о помощи.

Она сжала в руке опустевший стакан и громко выдохнула. Дауэл всё ещё смотрел на неё. Ева по-прежнему молчала.

— Моран мёртв, — спокойно ответил Джеймс.

— Что?

Ева отложила стакан и подняла свой взор на ошарашенного Марка. Никогда прежде она не видела его таким уязвимым. Что-то словно сломало в нём ту стену из напускного спокойствия, выпуская наружу истинные эмоции. Подобно своему брату, Марк Дауэл никогда не придавал сантиментам особого значения, предпочитая обходиться хорошо развитым цинизмом. Его глаза всегда были пусты, а взгляд лишён малейшей страсти к окружающим. Сейчас же эти мёртвые бездны впервые за долгие годы наполнились жизнью, и смотреть в них было слишком сложно.

— Гасан Асад застрелил его в посольстве, — сказала Брэдфорд, опустив взгляд.

— Вы сейчас шутите так?

— А похоже? — невольно вырвалось у Евы.

В гостиной вновь повисла тишина, но в ней больше не чувствовалось тревоги. Тихо, с собственными мыслями, каждый из обитателей дома продолжил заниматься собственными делами. Мориарти вновь вернулся к ноутбуку и тому бесчисленному количеству писем, которые он должен был написать. Ева же, словно в лёгком помешательстве, подошла к кофемашине и заправила её самой крепкой арабикой, что имелась в здешних запасах. Ей, однозначно, нельзя было смешивать кофе с тем невероятным количеством болеутоляющих, что она поглощала на протяжении дня, но перспектива продолжения заведомо неприятной беседы с Дауэлом пугала её куда больше, чем возможное головокружение.