Сейчас, глядя на неё, Гасан чувствовал ту самую слабость, которая делала его человеком. Он терялся в этом взгляде и, наверное, впервые не знал, что сказать.

— Я проверила зал, — тихо сказала Инас. — Всё готово.

— Это хорошо, — улыбнулся Гасан.

— Ты как? — она опустила взгляд на разбросанные по столу документы. — Что-то серьезное?

— Нет, пустяки, — соврал Гасан.

Его ложь выдавало буквально всё — усталый вид, круги под глазами, да даже вибрирующий от новых сообщений сотовый, который буквально не затыкался со вчерашнего дня.

— Ты бы так не заморачивался по пустякам, — заключила Инас, садясь ему на колени.

Гасан покрепче обнял её за талию, прижимая к себе, и улыбнулся.

— Всё-то ты знаешь.

Поцелуй вышел коротким, почти детским — сродни тех, которые она дарила ему на прощание, когда они были ещё детьми и их не связывали непреложные обстоятельства. Гасан тогда жил на самой окраине города в старом семейном доме вместе со своими родителями. Они с Инас были людьми разного толка. Она — дочь одного из самых влиятельных и опасных людей ближнего востока, выросшая на принципах строго подчинения. Он — парниша с окраины, чьи родители пусть и были в хороших отношениях с Асадом, но никогда не ставились наравне с ним. По крайней мере, именно так считал Гасан, пока прятался в кустах большого особняка Асада и наблюдал за тем, как Инас играется со своим ретривером. Год спустя его родителей не стало — их застрелили прямо возле дома — и Гасан почти на сто процентов был уверен, что в этом виновен один из людей Асада. Зейд забрал его к себе в дом сразу после похорон, сказал, что теперь он — часть «Эла-Илат», его сын и брат для Инас. И примерно с того времени всё покатилось в бездну. Никто из них не смотрел друг на друга, как семья. Инас буйствовала, иногда переходила на истерический крик, а временами и вовсе могла по лицу заехать кому-то из подчинения отца за лишнее замечание в их сторону. Гасан же покладисто молчал и временами пытался осадить свою непутёвую сестру. Он всё ещё казался чужим в этой семье, а потому должен был быть благодарен за честь оставаться там.

Сейчас быть покладистым не хотелось. Особенно ощущая, как Инас крепко прижимается к нему, оставляя короткие поцелуи на огрубелом лице. Гасан желал сбежать. Он так и не смог стать полноценной частью их семьи, не смог почувствовать себя родным среди этих головорезов. Он скорее подстраивался, отвечая жестокостью на жестокость. Так он и рос, превращаясь в подобие самого Зейда, только гораздо злее и изворотливее. И лишь один человек мог пошатнуть в нём всю эту стойкую конструкцию из перманентной агрессии и безразличия, и сейчас он сжимал это хрупкое, но стойкое создание в руках, пытаясь не упустить последние мгновения свободы.

— Могу я у тебя кое-что спросить? — прошептала Инас, отстраняясь от него.

Её голос звучал непривычно серьезно, а тон не предвещал ничего приятного от будущей беседы.

— Да, конечно, — ответил Асад.

— Почему ты не дал мне убить Риттера?

Гасан закатил глаза и устало простонал:

— Инас, не начинай…

Он уже сто раз пожалел о том, что дал ей спросить. Эта дотошная девушка с него последнюю душу вытрясет, но заставит ответить. А отвечать Гасан не хотел, поскольку знал, что правду Инас не примет, а на ложь только ещё больше разозлится.

— Я не хочу ссориться, — говорила она, медленно перебирая его волосы на затылке. — Просто хочу понять, почему ты не дал мне сделать свою работу.

Он знал — в такие моменты Инас чувствовала себя взрослой. Она ощущала на себе груз ответственности, который взвалил на неё отец, и вопреки всему готова была нести его по жизни. Однако правда такова, что она — эта поцелованная солнцем девушка — лишь слабое звено в этой убийственной цепи. И придёт день, когда она не выдержит и либо уподобится своему отцу, превратившись в жестокую бездушную машину, либо сломается окончательно и сиганёт с ближайшего небоскрёба. Любой из этих вариантов казался Гасану чудовищным, и уже только поэтому он готов был, как идиот, подставляться, лезть под обстрел и творить неимоверные глупости для того, чтобы уберечь её. Ответ на вопрос, который задала ему Инас, оказался скрытым смыслом его существования, и ей, наверное, стоило его знать.

— Потому что не хочу, чтобы ты убивала, — коротко и без лишних оправданий.

Ей не понравился такой ответ. Ни разу.

— Но что в этом такого? — воскликнула Инас. — Ты сам говорил, что смерть — это часть нашей судьбы.

— Моей судьбы, — поправил её Гасан, — а не нашей.

Инас отвела взгляд и громко вздохнула.

— Перестань строить из себя мученика, — сказала она. — Отец не оценит.

— Отец много чего не оценит, — Гасан опустил взгляд на свои руки, которые теперь лежали на талии Инас.

— Он не узнает. Никогда.

Во взгляде Инас мелькнула тревога. Она боялась, и это было вполне логично. Однажды отец уже сказал, что именно сделает с Гасаном, если он прикоснётся к его дочери. Дважды он повторять не станет. Гасана ждёт не самая приятная участь за то, что он себе позволяет, но остановиться он не может, а потому остаётся быть осторожным и следовать давно наработанной схеме.

— Тогда делай всё, что я скажу, — сказал Асад, и это была отнюдь не просьба. — И если я приказываю отступить — ты отступаешь. Без лишних слов. Я не хочу, чтобы подобные сцены повторялись.

— А я не хочу, чтобы ты решал за меня, что мне стоит делать, — ощетинилась Инас.

Её голос переменился. Он больше не отдавал альпийским холодом и был более покладистым. Гасан знал — она поняла его просьбу. А уж к пустым капризам он за все эти годы привык.

— Ты же не хотела ссориться, — усмехнулся он.

— Ты не оставляешь мне выбора.

Они бы просидели так вечность, — думал Гасан. Но для чего-то хорошего, как водится в его жизни, всегда отведено наименьшее количество времени. Совсем скоро в дверь постучали. Их мимолётная свобода закончилась в тот миг, как в комнату вошёл Саид и менторским тоном сказал:

— Звонил Дамир. Отец готов выйти на связь.

***

Стража пришла ближе к обеду, и Ева уже была готова к тому, что её ждало. Ещё вчера ей провели разъяснительную беседу о том, как «быть хорошей девочкой и не схлопотать пулю в лоб за свои слова». Видимо, Зейд распорядился провести всё идеально, а потому Гасан, как, впрочем, и все остальные, был на взводе. Их ждал, пожалуй, самый важный момент за всё время Евиного пребывания в этой заброшенной тюрьме. Совсем скоро Зейд выйдет на связь, и в ход пойдёт стандартный сценарий с заложником, чья судьба теперь будет лежать на плечах одного лишь человека. Ева уже подготовила свою слезливую речь. Она волнуется, ещё как. Но страх остаться здесь навечно сильнее любых переживаний.