— Не спится, миледи? — он вновь появился неожиданно. Опережая вопросы, Ричард продолжил. — Я увидел, что в вашем кабинете горит свет, и решил составить компанию, — из-за спины он достал бутылку крепкого алкоголя, и, подойдя к ее столу, разлил по стаканам.

— Уже которую ночь не могу сомкнуть глаз.

Он рассмеялся, сверкнув серыми глазами, а затем протянул ей стакан. Изабель покорно взяла его и сделала небольшой глоток.

— Мы выиграем суд, Изабель. Откупиться они не смогут, не в этот раз. Всё идет по плану.

— А если нет?

— Я не берусь за заранее проигрышные дела, моему опыту ты можешь довериться, не так ли?

— Никогда бы не доверилась тебе, если бы не знала, что если потону я — потонешь и ты.

— Твоя неприязнь и твое недоверие — результат страха или я как-то обидел тебя?

— Зачем ты рассказал мне о его интрижке?

— Вы уже пьяны, моя королева, хотя сделали лишь пару глотков. Отвечать вопросом на вопрос не кажется мне вежливым, — он так вальяжно сидел напротив нее, так расслабленно говорил, что раздражал даже больше обычного, но вместе с этим она впервые за долгое время чувствовала себя спокойно.

— К черту вежливость, Ричард! — она нахмурилась. — Ты просто хотел посмотреть на мою реакцию, признайся. Ты наслаждаешься моментами, когда удается меня разозлить.

— Нет, такими глупостями занимаются глупцы или юнцы. Я хотел научить тебя.

— Научить… Чему?

— Тому, что всегда нужно полагаться на себя. Даже если кажется, что рядом есть тот, кто подставит плечо. Даже если кажется, что любовь — это навсегда.

Она молчала некоторое время.

— Ты ненавидишь меня. Зачем тебе давать мне уроки?

— Со временем ты поймешь, что личное должно остаться на втором плане, когда видишь потенциал. И я не ненавижу тебя. Даже если мне не хочется этого признавать, за тобой, Изабель, будущее этой страны.

— Потому что ты хочешь Юг.

— Это второстепенно. Юг и Север должны быть едины, это история, это гармония, это правильно. Но все это пустое, ведь ты знаешь, как сейчас страдают южане. Они ждут, когда ты придешь и освободишь их.

— Война — это хаос.

— Все появилось из хаоса, — он внимательно смотрел на нее, а у самой Изабель уже начинала кружиться голова от выпитого. — Ты хочешь спать. На суде тебе лучше появиться со свежим румянцем.

— Думаешь, я усну?

— Мы пили не просто так, — он отсалютовал ей стаканом, и вновь улыбнулся. — Добрых снов, Изабель.

И пусть ее единственным желанием сейчас действительно было лечь в собственную постель, закрыть глаза и наконец-то забыться сном, что был ей недоступен на протяжении уже нескольких дней, Изабель свернула в покои короля.

У тяжелых дверей ее встречала охрана, и если раньше королева бы просто вошла внутрь, сейчас, наученная горьким опытом, она остановилась перед ними. Войти и увидеть Эдварда с кем-то казалось ей мерзким.

— Его Величество один? — спросила она, и только получив утвердительный ответ, постучалась.

Его покои казались ей совершенно другими, не такими большими и не такими теплыми, как в тот вечер, когда она оказалась здесь впервые. Тогда она еще была так молода, так наивна, хотя ей и казалось, что умнее и хитрее ее на свете нет ни одной женщины.

— Эдвард, — позвала она тихо и ласково. Король не спал, смотря в окно, вероятно, специально отвернувшись от нее. Характер Изабель никогда нельзя было назвать идеальным, ее мать, порой, говорила, что упрямство погубит Иззи. И сейчас ей было сложно отступаться от собственных убеждений и признавать толику своей вины за их ссоры. — Я пришла извиниться.

Мужчина и ухом не повел. Изабель нервно выдохнула, но заставила себя подойти ближе. Она коснулась его плеча, мягко поглаживая обнаженную кожу мужа. Затем она коснулась губами его лопатки и прикрыла глаза. Он пах ее первой любовью. Казалось, все это было слишком давно.

Ей было приятно осознавать, что он все еще реагирует на ее прикосновения.

— Я не должна была быть так резка с тобой. И ты должен был узнать о том, что я нашла письма первым. Прости, я была не права, — прошептала она. — Эдвард, ты все еще меня любишь?

Он, наконец, развернулся к ней лицом, и она улыбнулась, касаясь подушечками пальцев его нижней губы. Он был не против, Изабель видела огонек в его глазах, переплетающийся с нежностью и вновь просыпавшейся любовью.

— Да, — он перехватил ее руку и опустил на свою грудь. Иззи чувствовала, как колотится его сердце.

Он улыбнулся ей впервые за долгое время и затем, прижав ее к себе за талию, поцеловал. Она впервые позволила ему прикоснуться к себе, возможно, это был алкоголь, возможно, дело не в этом, но Изабель не вспоминала о том, что он был с другой, она думала лишь о том, что хочет поскорее ощутить своего мужчину всем своим телом.

Казалось, весь Север собрался посмотреть казнь самых влиятельных дворян, на плаху их вели в кандалах, однако позволили оставить красивые одежды. Но оба Ларсона были так обезвожены бесконечными допросами, тяжестью ожидания и добиты смертным приговором, что меха, украшения и бархат потеряли свой шик.

Толпа скандировала «позор». Они погубили более сотни жизней, и Изабель ничего кроме неприязни к ним не испытывала. По южным обычаям, королевская семья на казнях не присутствовала, и Иззи с братьями иногда тайком наблюдали за осуществлением приговора с башен замка, на Севере же все было наоборот.

Она видела потухшие глаза дворянки, и почему-то представила, что было бы, окажись сама королева на ее месте. По коже пошли мурашки, и она постаралась прогнать эти мысли из своей головы.

Им обоим на шею надели деревянные таблички: «убийца», а толпа все кричала, причем так громко, что у Изабель закладывало уши. Эдвард оставался абсолютно спокойным, ни одна мышца на его лице не дрогнула. Сердце королевы сжималось едва ли не до потемнения в глазах, и ей как никогда хотелось просто закрыть глаза и зажать руками уши. Эдвард действительно не боится смертей или просто должен вести себя так?

Как только на плац поднялся чтец, толпа, наконец, замолкла.

— Манифестом Верховного Совета, граф Ларсон и графиня Ларсон признаются виновными в смерти ста шестидесяти трех крепостных душ. Приговорены к лишению всех титулов и всех земель без права возвращения. Приговорены к вечному позору и смертной казни, путем отсечения головы.

Изабель никогда не забудет, что время будто остановилось, когда лезвие топора оказалось в воздухе, оно блеснуло холодным светом на солнце, а затем алая вязкая кровь окрасила сталь. Королеве стоило больших усилий не вскрикнуть, она до побеления пальцев вцепилась в деревянные перила. Пусть приговор был единогласно одобрен Советом, пусть топор над головами занес палач, истинно эта кровь была на ее руках.

Она вновь посмотрела на мужа: он устремил хмурый взгляд куда-то вдаль. Изабель проследила направление, и по коже прошелся холодок. Поодаль от плахи, совсем одна, на коленях стояла девушка, потерявшая все: наследство, родителей, имя, будущее. И ее муж испытывал к ней жалость. Изабель же лишь отвращение.

Сидя в своих покоях, отогреваясь у камина, Иззи в компании вина и Пенни, пыталась забыть все увиденное.

— Он смотрел на нее, Пенни. С жалостью, но все же смотрел, — вдруг сказала королева. — Раньше он ни на кого кроме меня не смотрел вообще.

— Я не знаю, что сказать Вам. Он ведь не любит ее, — она хоть и была подругой Изабель, в первую очередь оставалась фрейлиной, служанкой королевы, а потому боялась сказать лишнего.

— Не любит, верно. Но что если на ее место придет другая? И ее он полюбит?

— Моя королева, Его Величество любит только Вас.

Изабель пьяно рассмеялась. Отчего-то именно в эту минуту все стало так просто и понятно, что даже по-настоящему смешно. Она покачала головой и самостоятельно налила себе еще вина, которое сегодня почему-то казалось каким-то особенно сладким.

— Пенни, ты прекрасно знаешь, как устроена жизнь. Мужчина не может всю жизнь любить и быть верным одной женщине. Мой муж — не исключение. Знаешь, что сделала моя мать, когда отец начал гулять по женщинам?