Боль. Туман. Туман сгущался, подступая со всех сторон сплошной стеной влаги и втекал внутрь, заполняя гулкую пустоту. Что это было?.. И причём тут его рука… Рука… Руки ломило и зуд раздирал изнутри. Вцепившись в кожу, казалось, что сдери её и станет легче. Но трещала ткань рукавов, рассыпаясь на нити. Пальцы скользят. Кровь… Кровь? Он непонимающе уставился на свои руки и не мог понять откуда. Туман снаружи и туман внутри, и сквозь плотные клубы его рвался холодный свет. Свет… Не одинокий, но петляя нитью, уводя за собой. Налево, прямо, направо и вдруг назад и многократно повторяясь, не тупики, но река, что ищет море в многочисленных ущельях гор. Чем дальше, тем невыносимее. И в молочном тумане распускались бутоны розы белой, окрашивались в алый, плавились и стекали по кожистым листьям чёрным. Упущенное мгновение. И вот уже просто земля. Он искал её, но не мог уловить путеводной нити, что отведёт. Он звал её, но свет больше не находил привычного пути и бурлил в запруде, выплёскиваясь через край. И отчего-то он знал…знал, что всё повторилось вновь. И тот тоже знал…знал что? Неуловимые ощущение, невнятный запах, смутно знакомый. Откуда?.. И снова стены замка, который он никогда не видел. Пепелище и реки крови. Тишина одиночества. Всё было тщетно и бессмысленно с самого начала и тогда, и сейчас. Облегчение должное так и не пришло. Сожаления и горечь, впивались мелкой гарью в ладони, саднили, и немые горячие слёзы скатывались, впитываясь в пуховый пепел. Уже ничего не изменить и не исправить…

- …я отрёкся от престола, но ты всё равно пошёл на это. Почему?! – приходилось с силой выталкивать слова, надрываясь, но всё же шепотом.

- Умоляю, прошу! Пощади! Не делай этого! – гримаса ужаса; человек в пышных одеяниях ползал у ног его, размазывая натёкшую кровь.

- Ты думаешь, что я смогу простить?

- Неужели недостаточно? Неужели ты ещё не утолил свою жажду мщения?! Все они… - тот всё продолжал пятиться, судорожно озираясь и тщетно ища помощи.

- …все они стояли на пути к тебе – к человеку, повинному в свершившемся, - и он крепче стиснул рукоять меча, наотмашь согнав невидимые капли.

- Но ты ведь не можешь…ты ведь не будешь…не смеешь… - синюшные губы не слушались говорившего, в иступленном оцепенении смотрящего на то, как в задумчивости чужой сапог попирает седую голову начальника стражи.

- Я думал так же про тебя, - холодно отпнул препятствие на пути и с тихим резким лязгом цепанул по каменному полу остриём. – Думал и глубоко ошибался.

- Умоляю, Яран, не делай этого! Ты же всегда отличался мудростью и рассудительностью, и никогда не делал того, о чём мог бы пожалеть… Яран!

Он смотрел на это ничтожество, жалко барахтавшееся в луже крови и брезгливо поморщился. Кем он стал? А ведь когда-то его забавляло что в один голос люди твердили, что они похожи как две капли воды. Даже разыгрывали мэтров, за что им часто доставалось… Их столько всего связывало… А теперь… Он искоса взглянул на своё отражение на отполированном металле – время и пропасть с минувшим.

- Я доверял тебе, как самому себе… - после паузы выдал он. – Почему…

Под вытертыми загрубевшими кожаными доспехами вместо сердца пряталась зияющая рана; пытаясь затянуть образовавшуюся пустоту она кровоточила и болела как в первые мгновения. Дурной сон. Сумасбродство. И вот он…

- Яран..!

- Истинная сущность – пустота, вид – обман, признак – мучение и рождение, - тихий хриплый голос распадался на тысячи голосов и, набирая оборотов, гулко отдавался от стен, множась и сливаясь заново, но уже раздираемое вечное. – Нарушая порядок вещей, не жду прощения и готов предстать перед судом Всевышних…

Металл будто и не встретил сопротивление – острота как всегда без упрёка.

Да… Да, он не простит себя. И тем более, если бы не сделал этого.

Не потребовалось громких слов – Мун Кадиз, напитавшись кровью, исчез…и он знал, что на зов не явится более.

И боль в груди не стала тише. Не смотря на всё…

Оставляя после себя кострище, он брёл в тёмный лес словно раненный зверь.

Густые заросли. Ветви хлещут по лицу. Брести, спотыкаясь, падать в сырую траву. Одежда мокрая то ли от росы, то ли от крови. Смрад горелой плоти. И туманное зарево за спиной.

Дерево. Огромное дерево. Он дошёл.

Сломленный припал к корням, в надежде отыскать последний ночлег. И ветви над головой утопают в молочном тумане. Прикрыть воспалённые глаза…и слиться навечно, став пищей.

Но внезапное прикосновение тонкой призрачной руки к щеке и прижались лбом, утешая. Целительная прохлада, хоть и горечь осталась…

========== Угнетённый собственной мощью ==========

Словно в бреду. Всё, что видит – будто обрывки воспоминаний, но нет. Похоже, накладывается, но чем чаще обращается мыслями к видениям, тем больше они похожи на сейчас. И слова из мыслей оживали тактильной картинкой.

Кровь… Хотел ли он крови? Он видел реки её, но прозрачной дымкой над гранитными плитами. Нет. В округе всех переполнил первородный страх и, повинуясь внезапному порыву, все бежали прежде. Все, да не все. Он чуял, он шёл на едкий запах гнили. Мешать ему, остановить? Леон, конечно…и его можно понять. Титр сбрасывал с себя паутину Печатей, что пытались сдержать, и всё так же обречённо брёл вперёд. Опять. Невыносимо мерзко и так глупо…

Тяжёлые двери в тронный зал вырвались из петель и с оглушительным грохотом упали, подняв в воздух мелкую пыль.

Резкая тишина предрассветного сумрака.

Алая ковровая дорожка взбирается от самого входа на высокий подиум к подножью трона.

Нервная улыбка, дёргающийся глаз. Застигнут врасплох. Жалкое ничтожество. Тонкие руки дрожат, вцепившись в массивную корону зеленого золота, и узорная мантия из парчи…чучело. И это при живом отце. Позор и бесчестие столь достопочтенного славного древнего рода.

Гнев?

Отчаяние?

Ярость?

Нет, лишь боль утраты и бесконечное презрение.

Ему не хватает ярости, не хватает отчаяния свершить возмездие, ведь…он и волоса её не стоит.

Он замер на пороге, смотря на змея в человечьем обличии, и Мун Кадиз понуро склонил своё лезвие в беспомощности.

Нечего взять взамен, ничего равносильного, равнозначного. Ничего. Жизнь врага не стоит ничего. Пустая скорлупка. И не исправить, не изменить и не взыскать платы.

Сколько раз ему приходилось на выездных проверках сталкиваться подобным. Беспросветная глупость и жадность людская. Но там хоть можно было отправить каторжные работы, чтобы хоть как-то восполнить понесённую потерю государством, а тут…

Он был растерян и готов был выть от собственного бессилия. Он не защитил. Хоть и смог прийти, но не может свершить правосудия. И ничего не исправить.

- Такой прыткий… Хотя чего стоило ещё ожидать от тебя? – голос сиплый и дрожит, но привычного ехидства не теряет.

Титр молчал.

- Итак, - корона была велика и не желала садится на голову как положено, за что была равнодушно повешена на угол трона. – Что же дальше? Ты пришёл за моей…головой?

Нестерпимый смрад гнили смешивался с мшистым страхом и отравлял воздух. Ему хватит двух прыжков – он даже не успеет заметить, но…это ничего не решит. Стиснул рукоять сильнее, со свистом рассёк воздух лишь для того, чтобы вогнать холодную сталь на половину в камень пола, будто в мягкое масло.

Синха шумно сглотнул, нервно перехватил подол мантии и нарочито вальяжно разместился на троне .

- Первый советник моего отца и вдруг промахнулся, - в волнении он непроизвольно смачивал иссушенные паникой губы. – Хм, неужели ты наконец-то понял кто действительно будет править балом и решил сменить сторону? Что ж, мне нужно обдумать…

Вместо ярости и раскалённой лавы лишь снежная пустыня – и всё же Титр оставался первым советником и, как и прежде, отрешившись от мира, не мог остановиться перебирать в голове варианты, сотни вариантов.

- …я вынужден признать, - Синха неспешно сполз на дорожку и спустился вниз, ехидно улыбаясь; запах гнили усилился. – Что было бы крайне глупо с мой стороны упускать столь ценную рабочую лошадку.