— Жан, что бы ты сделал, если бы Микаса умерла?

Кирштайн отпустил меня и расслабился.

— Прожил бы остаток своей жизни так, чтобы, встретившись с Микасой вновь, мне не было стыдно смотреть ей в глаза.

Слёзы хлынули из моих глаз. Впервые с похорон матери я заплакал. Заплакал, как маленький потерявшийся мальчишка.

Настенные часы по-прежнему отбивали ритм. Маленькая кухня наполнилась светом, и в ярких лучах солнца было отчётливо видно летавшие в воздухе пылинки. Я плотнее прижал ноги к груди и сильнее укутался в плед. Глаза слипались от усталости. Эффект от наркотика стал проходить, и теперь кости ломило, как у дряхлого старика, голова разрывалась на части, и меня жутко знобило.

— Жан.

— М?

— Закурить не найдётся?

— Я не курю.

— Я тоже.

Я шумно выдохнул и прикрыл глаза.

— Жан.

— М?

— Почему ты спас меня?

Кирштайн помедлил с ответом.

— Почему спас? Ну… потому что спас. Блин, отстань, мистер Суицидник. Это всё равно что спросить: почему небо голубое?

— Небо голубое, потому что атмосфера больше всего рассеивает именно голубой спектр луча…

— Ой, заткнись!

— Да. — Пять секунд молчания. — Э-эй!

— Тормозишь, Йегер, — усмехнулся Жан.

— Ублюдок, — прошипел я.

— Взаимно.

Кирштайн встал со стула и хорошенько потянулся.

— Ну, мне пора. — Он вышел с кухни и стал одеваться.

— Жан, — позвал я зятя, — не говори ей, хорошо?

— Никогда так больше не делай, — Кирштай вышел из квартиры и закрыл за собой дверь.

— Не буду, — тихо прошептал я и уткнулся носом в колени. Стало немного теплее.

Ночью мне приснился сон. Я сидел, спрятав лицо в колени и обхватив их руками, один в полном мраке. Чернота наступала со всех сторон, и не было никаких признаков жизни. Но тут вдалеке появилась яркая точка, которая в мгновение ока озарила всё пространство. Я услышал шаги и поднял голову. Передо мной стоял Армин. Он выглядел точно так же, каким привиделся мне днём в иллюзиях. Друг нагнулся ко мне, и я смог взглянуть в его глаза – в них плескалось лазурное сверкающее море. Армин придвинулся ко мне, и я почувствовал его тёплое дыхание.

— Живи, Эрен, — прошептал он на самое ухо, а затем встал и пошёл прочь.

— Армин! — крикнул я; на глаза снова навернулись слёзы.

Друг остановился и повернулся ко мне. Он ласково посмотрел на меня, и его лицо озарила широкая улыбка.

— Армин! — я резко сел на постели и вытянул руку вперёд. Слёзы ручьём текли из глаз. — Я буду, Армин, — проговорил я, — я буду жить.

Стадия пятая: Принятие.

Скажи, Армин, это была твоя первая и последняя стадия?

Комментарий к Глава 19

* Эти стадии вывела американский психолог Элизабет Кюблер-Росс, во время наблюдения за смертельно больными людьми. Но их можно применять не только к пациентам. Стадии не всегда располагаются в таком порядке и их не всегда пять.

Минутка музыки:

Red – already over pt. 2

Olafur arnalds – this place was a shelter (очень люблю этого музыканта)

Static Cycle – Call Me Home

========== Эпилог ==========

Эта осень выдалась на удивление тёплой и сухой. Начало ноября радовало своими солнечными днями. Прошёл ровно год со смерти моего лучшего друга. Целый год длинной тяжёлой реабилитации. Сердце ещё побаливало от остаточного явления болезни под названием тоска. Но сейчас, прохаживаясь вдоль аккуратных рядов разнообразных надгробий, на душе было абсолютно спокойно. Армин тогда правильно сказал: время решает всё. Оно помогло мне справиться с ужасной потерей, хоть и не полностью, но вылечило мои израненные душу и сердце.

Я смог продолжить жить, смог выполнить своё обещание, данное Армину. И пусть моя жизнь и совсем не та, что прежде, она ничуть не хуже. Она просто стала другой; просто я, наконец, понял её цену.

Я остановился у одного и старых надгробий и положил возле него букет пышных пионов. Пионы — символ веселья. Да, этот человек в моей памяти навсегда останется пионом.

— Здравствуй. Прости, что не приходил к тебе так долго, — я глубоко вздохнул. Время лечит, но не все раны можно излечить. — Многое произошло за последний год, и… не всё из этого было хорошим. Но знаешь, теперь я чувствую, что жизнь, наконец, налаживается. Представляешь, Микаса ребёнка ждёт. Я так удивился сначала, да и Жан на роль папаши как-то смутно подходит. Но я рад за неё. Думаю, и ты тоже. Ведь сбылась твоя мечта — скоро бабушкой станешь, да, мам? — На глазах выступили слёзы, и я поспешно смахнул их. Присев на корточки, я аккуратно провёл ладонью по серому камню с выгравированным на нём именем «Карла Йегер», счищая налипшие листья и пыль.

С момента смерти матери отец ни разу не дал о себе знать. Он не навещал нас с сестрой в приюте, не связывался с нами после того, как мы стали жить самостоятельно. Я не знал, где он сейчас, жив ли он ещё и вспоминает ли о своей умершей жене, которая любила его больше жизни, и своих детях, которые некогда так гордились им. Но сейчас я осознал, что воспоминания об отце уже не вызывают у меня гнева, лишь жалость.

Я поднялся и устремил свой взор на холм, где одиноко возвышался вековой дуб. Сердце наполнилось тоской. Но она не давила, не тянула вниз, наоборот — дарила лёгкость и некое успокоение.

— Мне пора, он ждёт.

Я ещё раз кинул взгляд на могилу матери и стал взбираться на холм. Армина похоронили на том же кладбище, что и маму, на соседних участках. И теперь поездка на кладбище занимала чуть больше времени.

Я подошёл к могиле друга и с удивлением обнаружил там два свежих букета. Прекрасные белые розы — скорее всего от Саши. За недолгое знакомство она успела сильно привязаться к Армину. Как-то она позвонила мне и, задыхаясь от радости, сообщила, что её повысили. Похоже, и у неё жизнь начала налаживаться. Второй букет состоял из белоснежных лилий. Не много ума надо, чтобы понять, от кого они. Эти лилии — послание от той, которая когда-то была необходима мне, как воздух. От той, воспоминания о которой ещё теплятся в моей душе и которая никак не могла уйти из мыслей и сердца. Саша рассказала, что Криста вместе с Имир уволилась из компании и по слухам даже уехала из города. Но, видимо, воспоминания и её прочно привязали к Марии. Полюбить можно с первого взгляда, разлюбить — никогда.

Я положил букет к остальным цветам и выдохнул белое облачко пара — начинало холодать. Астры — цветы воспоминаний. Люди уходят, но воспоминания о них навсегда остаются с нами.

— Привет, Армин. Ну что, кажется, я выполнил своё обещание.

Резкий порыв ветра ударил в лицо, и я зажмурился, спасаясь от пыли. Тут совсем рядом чирикнула птичка, и я открыл глаза. На надгробии друга сидел воробей и, вертя своей маленькой коричневой головкой, внимательно смотрел на меня.

— Вот, значит, как, — я слегка улыбнулся.

Воробей чирикнул ещё раз и, расправив свои крылышки, взмыл вверх, уносясь в бескрайнюю синеву неба.

В кармане завибрировал телефон, и я от неожиданности чуть не подпрыгнул. Как всегда вовремя. Я достал мобильник и посмотрел на экран — звонил Жан. После того, как Жан спас меня, мы с ним немного сблизились. Я был безмерно благодарен Кирштайну, но что-то не давало мне сказать об этом зятю. Да он никогда и не просил его благодарить. По крайней мере, теперь мы не грызлись друг с другом по поводу и без. Но сейчас мне было крайне неприятно, что на годовщину смерти Армина Жан не нашёл немного времени, чтобы съездить к нему на могилу.