Глупый, потому что я и сам не знал. Не знал, почему здесь я и почему здесь он. Не знал, почему я теряю дорогих мне людей, почему я должен смотреть, как их отбирают у меня одного за другим.

Армин сел на кровати. Узкая силиконовая трубка отходила от его руки и прикреплялась другим концом к мешку с прозрачной жидкостью на штативе рядом с кроватью. Я ещё ни разу не видел, как в действительности людям ставят капельницы. В фильмах эта картина никогда не вызывала у меня никаких эмоций, но увидев вживую… По спине пробежали мурашки.

Друг проследил за моим взглядом и спрятал руку под одеяло.

— Паршивый сегодня день, правда? — горько усмехнулся он.

— Ага.

Воцарилось молчание. И опять вместо того, чтобы сказать что-нибудь, как-то поддержать друга, я молчал.

— А знаешь, Эрен, я даже рад немного. Теперь не надо готовить, работать, да и поспать можно вдоволь, — Арлерт широко улыбнулся. — Прощайте трудовые будни! Привет долгожданный отпуск!

Вот за что я любил Армина, так это за то, что он мог поддержать любой разговор и разрядить обстановку, чему я за свои двадцать с лишним лет так и не научился.

— Ты особо не привыкай, — шутливо пригрозил я ему, — долго ты здесь всё равно не пробудешь. Тебя мигом вылечат, и пойдёшь отрабатывать свой «отпуск».

Армин надулся, но он по-прежнему улыбался глазами.

— Ты ужасный человек, Эрен.

Вошла медсестра и вежливо попросила меня покинуть палату. Я попрощался с другом, пообещав прийти к нему завтра, и вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Домой я приехал только к полуночи; разделся и сразу лёг в постель — в гостиной, на старенький раскладной диван. Спальня по-прежнему оставалась за Армином. Я всё ещё верил, что он обязательно поправится. Я дал себе клятву, что непременно раздобуду денег на операцию, пока не знал как, но раздобуду. История, произошедшая четырнадцать лет назад, не должна была повториться. Ни в коем случае. Ни за что.

Честно, я думал, что заснуть мне этой ночью не удастся — столько противных мыслей лезло в голову, — но стоило мне только коснуться подушки и закрыть глаза, как я тут же провалился в глубокий сон.

На следующий день я, как и обещал, приехал утром в больницу и сразу же направился в палату к Армину. Для начала решил узнать, как он себя чувствует, а затем уже поговорить с врачом о лечении и уладить все бумажные дела. На душе стало немного легче, сейчас не время было распускать нюни и показывать Армину слабину. Я должен был делать всё возможное, чтобы даже он поверил в своё выздоровление.

Дверь всё с тем же мерзким скрипом открылась, и я вновь вошёл в палату. В комнате было два человека. Первым был Арлерт. Он полулежал в постели, лицо уже не было мёртвенно бледным, капельницу сняли, а в глазах друга была жизнь. Я слегка улыбнулся — он не слабак. А вторым человеком был…

— Жан? Почему ты в больнице?

— Ну, — начал Кирштайн, удивлённо приподняв брови, — наверно, потому, что я здесь работаю.

— Жан — мой лечащий врач, — как-то совсем безрадостно отозвался Армин и понурил голову.

Кирштайн окинул Арлерта хмурым взглядом и, засунув руки во врачебный белый халат, обратился ко мне:

— Выйдем на минутку, надо обсудить план лечения. — Я кивнул. — Армин, мы ненадолго.

В больнице было оживлённо. Врачи, медсёстры и медбратья сновали туда-сюда, посетители и пациенты оживлённо разговаривали, устроившись на диванчиках в коридорах. Было светлее и даже, я бы сказал, уютнее, нежели вчера вечером. Но запах медикаментов и смерти по-прежнему заполнял всё пространство. Правда теперь к ним примешивался ещё один, не такой заметный, но он всё же был — запах жизни.

— Поверить не могу, — я оперся спиной на стену, засунув руки в карманы джинсов и тупо уставившись в пол, — всё это время он был болен, а я знать не знал.

Жан пристроился рядом и шумно выдохнул.

— Да и из меня врач никудышный, раз не увидел его болезнь. Но, Эрен, я сделаю всё от меня зависящее, чтобы спасти его.

— Да… Спасибо, Жан.

— Не за что меня пока благодарить.

Жан предложил наиболее щадящий и подходящий, по его словам, метод лечения: онкологическая гипертермия** совместно с принятием соответствующих медикаментов. Но он чётко дал понять, что все эти средства лишь приостановят рост опухоли и не дадут ей распространиться в другие отделы головного мозга и органы. Единственным шансом на выздоровление оставалась операция.

К нам подошла молоденькая медсестра и попросила Кирштайна «на пару слов». Пока зять разбирался с делами, я решил вернуться к Армину. Он сидел, по-турецки скрестив ноги, и задумчиво смотрел в окно. День сегодня выдался солнечным и довольно тёплым для осени, птицы за окном звонко щебетали, и в тишине палаты их голоса звучали ещё чётче, чем на улице. Я, проигнорировав стул, стоящий возле постели Армина, уселся к нему на кровать. Все эти разговоры про правила гигиены — полная брехня. Сидеть на стуле возле кровати больного и разговаривать с ним — это всё равно что сидеть в лодке и держать за руку утопающего, говоря, что он непременно спасётся. Я хотел быть с другом по одну сторону.

— Ты сидишь здесь уже три минуты, — проговорил Армин, даже не шелохнувшись, — а так ничего и не сказал. Ты что, — он на мгновение замолчал, словно подбирая нужные слова, — хочешь умереть вместе со мной?

Я сглотнул. Неприятное, гнетущее чувство острыми иглами прошлось по всему телу. А потом Армин засмеялся, и моё сердце обвил терновник.

— Да не напрягайся ты так. Я же пошутил. — Он вновь замолчал, а затем вдруг выдал: — Умирать не страшно, Эрен, страшно осознавать это и понимать, что ты ничего не можешь с этим поделать.

— Ты не умрёшь! — истошный вопль сам вырвался из горла. Я больше не мог слышать весь этот бред, что он нёс.

Армин резко обернулся ко мне. Его глаза налились кровью, а на лице появился злобный оскал.

— Не смей, — прошипел он и, схватив меня за кофту, опрокинул на кровать, нависая сверху и надавливая на грудь, — не смей мне этого говорить!

Сейчас друг был похож на разъярённого зверя, готового вцепиться острыми клыками в глотку своей жертвы. Я просто испугано смотрел на него и утешал себя: «Это всё болезнь. Это не Армин, это ужасная тварь, что засела у него в мозгу. Она виновата во всём».

— Никогда не говори мне этих слов! Я тоже говорил ему, что всё непременно будет хорошо. Я обещал ему, что он обязательно поправится. А на деле я всё это время лгал. Я лгал в глаза дорогому мне человеку, а он верил мне… Верил до самого конца!

Руки Армина дрожали. Я мог лишь догадываться, какую боль он сейчас чувствовал, я ведь и сам был когда-то на его месте.

— Эй, Армин, успокойся! — Влетевший в палату Жан схватил друга за плечи и оттащил от меня. — Ты в норме?

— Да. — Я сел на кровати и откашлялся.

Лицо Арлерта всё ещё было злым, а потом у него в мозгу будто что-то щёлкнуло. Взгляд смягчился, мышцы расслабились, и Армин успокоился.

— Извини, — тихо заговорил он, — не знаю, что на меня нашло. Лучше тебе уйти. — Арлерт лёг в постель, отвернувшись от меня, и с головой накрылся одеялом.