Армин выпустил меня из своего цепкого захвата и неуклюже пристроился рядом. Я сорвал травинку и перекрутил её между пальцев. Честно признаться, вся эта ситуация мне самому совсем не нравилась. Я полночи думал о том, что можно было не доводить всё до крайних мер и обойтись меньшей кровью. Но, что сделано, то сделано.

— В голове не укладывается, — выдохнул Армин. — И как ты только додумался до этого? Как только тебя не сдали?

— На что люди только не пойдут ради денег и сигарет, — ответил я. — А что мне оставалось делать?! Оставить всё как есть и дальше позволить ему издеваться над тобой?! Ты же, блин, не в силах за себя постоять! Только другим на помощь кидаешься!

— Не зная всей ситуации, не лезь в неё, Эрен, — спокойно ответил он.

— А по чьей, скажи мне, милости я не знаю её?! Почти месяц прошел, как меня поселили с тобой, а ты так и не рассказал мне о себе ничего. Откуда я знаю, может, ты мазохист. Может, тебе нравится, когда над тобой издеваются, а я тебе только кайф порчу.

Армин укоризненно посмотрел на меня — семибальный шторм. Море успокаивалось.

— Хочешь знать обо мне? Хорошо, пожалуйста, я расскажу тебе всё. — Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул, затем прикрыл глаза и опустил голову, скрывая лицо за копной волос. — Всё началось с той аварии. Когда дедушка узнал, что я нахожусь в больнице, и мне требуется операция, он очень сильно испугался. На фоне всей этой нервотрепки у него случился инфаркт. К счастью врачи тогда смогли спасти его. И вроде бы всё наладилось: операция прошла успешно, я потихоньку стал вливаться в жизнь и снова пошёл учиться, сердце дедушку больше не беспокоило. Но… почти семь месяцев назад у деда случился инсульт. Это всё случилось так неожиданно: вот мы сидим за столом и ужинаем, разговариваем, смеемся, а потом… скорая, больница и реанимация. На его лечение необходимы были огромные деньги. Я забросил учебу, устроился на две работы и экономил как мог. Я пахал с утра до ночи, но те жалкие гроши, что мне платили, не могли компенсировать и десятую долю лечения. Я находился в полном отчаянии, я совершенно не знал, что мне делать. А потом… — Он сглотнул — каждое произнесенное слово давалось ему с большим трудом.

— Не надо, — остановил я его, — не заставляй себя, если не хочешь.

— Нет… Я должен покаяться в своих грехах.

Покаяться в грехах грешнику? Смех, да и только.

— Потом я нашел в старых вещах отца пистолет, — продолжил Армин. — Дедушка мне рассказывал, что в молодости он стрельбой занимался. Вот, осталось как напоминание. Я не знаю, о чём я тогда думал, да и думал ли вообще, я просто засунул пистолет за пазуху и пошёл в ближайший магазинчик. Всё произошло так быстро: я взял продавщицу на мушку, сказал, чтобы она достала деньги из кассы и отдала их мне. Но она не хотела, она качала головой и говорила, чтобы я не брал на свою душу грех и уходил. Женщина двинулась в мою сторону, чтобы выхватить у меня оружие, но моя рука дрогнула, и я… нажал на спусковой крючок.

Армин задрожал. Он зарывался пальцами рук в землю, с такой силой сжимая их, что костяшки побелели. Можно было представить, что он сейчас чувствует. Я убивал уже дважды, и оба эти раза я испытывал состояние, схожее с состоянием свободного падения: ты вроде бы еще существуешь, но знаешь, что уже через какие-то доли секунд твое тело сольется с жесткой поверхностью земли, и ты навсегда потеряешь прежнего себя.

— Я не хотел, — проговорил Арлерт дрожащим голосом, — я не хотел её убивать. Я просидел рядом с трупом, пока не приехала полиция. Мне дали два с половиной года за попытку ограбления и непреднамеренное убийство. Только на суде я узнал, что эта женщина — мать-одиночка, у которой два маленьких ребёнка.

Армин заплакал. Вся боль, что копилась в нём столько времени, сейчас изливалась наружу.

— Всё хорошо, Армин, — попытался успокоить я его, — я понимаю, каково тебе сейчас.

— Понимаешь?! — съязвил он. – Нет, ни черта ты не понимаешь! — Армин медленно встал на ноги, и теперь он сверлил меня взглядом сверху вниз. — Для тебя смерть ничего не значит! Ты понятия не имеешь, что я чувствовал, когда убил ту женщину, ведь для тебя это всё всего лишь забава. Ты совершенно не умеешь ценить жизнь!

Моему возмущению не было предела. Как вообще он мог делать какие-либо выводы обо мне? О человеке, которого знает всего месяц.

— Это я не умею ценить жизнь?! — заорал я. — А кто тебя защищал, когда этот амбал избивал тебя? А кто сидел с тобой днём и ночью, пока ты в агонии на койке корчился? Дайте подумать – я! И после этого ты еще смеешь заявлять, что жизнь и смерть для меня ничто?!

— А я не просил тебя нянчиться со мной! — заявил Армин.

— А что я, по-твоему, должен был сделать? Дать тебе сдохнуть?

— Да! — Арлерт резко замолчал. — Мне давно уже надо было сдохнуть… — тихо добавил он. — Из-за меня одни проблемы.

— Армин, — я потянул руку к нему, но он отмахнулся.

— Не подходи ко мне и не разговаривай со мной. Никогда больше, — он еще раз пристально посмотрел мне в глаза и, развернувшись, ушел прочь.

Я проводил его фигуру взглядом и снова уселся на землю. Вся эта ситуация мне совершенно не нравилась: я совершил новое преступление, подставил человека и вдобавок в пух и прах разругался с тем, кто был единственным, с кем я мог нормально общаться, да еще и моим соседом по камере.

Почему-то сейчас я почувствовал жуткую нехватку родных стен квартиры. Мне безумно захотелось домой к моей семье, к моей работе, к моей прошлой жизни и забыть всё, что произошло за последний месяц: кровь, насилие, слёзы и боль. Мне хотелось бежать; куда угодно, только подальше от этого места с его омерзительными правилами и законами. Я, как маленький ребёнок, захотел к маме…

Во время обеда мы с Армином сидели в разных концах холла. Он всякими силами старался избежать моего присутствия, — да он не на шутку разозлился. Но одно меня все же радовало: он наконец-то смог нормально поесть, ибо те жалкие крохи, что я таскал ему, с большим натягом можно было назвать едой.

После окончания трапезы я не спеша дошел к подносу с грязными ложками и кинул туда свою. Я немного задержался у стойки, наблюдая, как Армин поднимается по лестнице, и, когда он скрылся в камере, я последовал за ним. С легкостью взбежав по ступенькам, я проскользнул между двумя синими комбинезонами и, сделав пару глубоких вдохов, вошел в хату. Армин стоял у раковины и намывал свои столовые приборы. Завершив сей процесс, он выключил воду, повернулся, встретившись со мной взглядом, но в ту же секунду отведя его в сторону, и подошёл к тумбочке. Я последовал его примеру: бросил в раковину тарелку с кружкой и повернул ручку крана. В то время как полоскал свою посуду, я наблюдал за удивительным зрелищем: Армин пытался забраться на верхнюю койку — решил вернуться в свой домик. Со стороны это выглядело, словно маленький неуклюжий котенок пытается забраться на высокий стул. Ни фига не получается, но черт возьми, сколько упорства, какая экспрессия. И я даже не удивился тому, что всё это действо завершилось тем, что нога Армина соскользнула с металлической ступени лестницы, и он, ударившись лбом о перекладину, упал на пол. Я вздохнул, выключил воду, поставил тарелку с кружкой на тумбочку и подошел к «горю луковому».

— Дай помогу, — я взял Арлерта за предплечье, чтобы поднять его на ноги, но он выдернул свою руку из захвата.

— Хватит ко мне уже домогаться.

— О, так помощь человеку теперь домогательством называется? Как интересно.