Эта ночёвка мне запомнилась на всю жизнь в связи с одним курьёзом. Под утро, когда мороз особенно силён, я почувствовал, как что-то мягкое щекочет ухо. Пока сквозь дрёму соображал, снится это или происходит наяву, кто-то начал покусывать мочку. Тут меня охватил животный страх, я стал спешно освобождать руку, чтобы поймать наглеца, но он, чувствительно швыркнув коготками по коже лица, перепрыгнул на спальник и был таков. По всей видимости, это была мышка: решила погреться, а заодно и перекусить.
ДОЛГОЖДАННЫЙ СТАРТ
Утром под наблюдением трёх лосей, стоящих на краю подступающей прямо к дому Василия Данилюка тайги, загрузили на широкую платформу снегоходы и сани. (Платформу пригнал Василий Бондарев.) Расселись по машинам и поехали к озеру Биг-Лейк. По обочинам ещё несколько раз видели сохатых, флегматично обкусывающих кончики веток. Сказка! Когда мы доживём до такой идиллии?
Съехав на лёд, прицепили к снегоходам сани, загрузили в них снаряжение, провиант, канистры с бензином и помчались по укатанному собачьими упряжками тракту между высоких стен густого, по большей части хвойного леса вглубь промороженной насквозь Аляски. Провожатые махали вслед шапками до тех пор, пока наш караван не скрылся за деревьями. В такие минуты радостное ожидание – что там впереди? – всегда немного омрачает грусть от расставания с людьми, ставшими почти родными.
Не могу удержаться и не выразить восхищение и бесконечную благодарность живущим здесь соотечественникам. Все они, бросив дела, целыми днями носились с нами по городу и его окрестностям. Вели переговоры, яростно торговались ради того, чтобы сэкономить наши финансы, а вечерами вели с нами задушевные беседы, щедро делились своим опытом. Глубоко верующие, они живут, придерживаясь принципа: «От дел своих человек осудится. От дел своих человек оправдается».
Жёсткий график вынуждал нас уже со старта держать максимальную скорость. Поэтому в санях трясло так, что казалось, ещё немного – и позвоночник рассыплется на части, а голова оторвётся. Особенно сильно било на участках с неровным рельефом. А на крутых виражах требовалось огромное усилие, чтобы не вылететь из саней.
На столообразных возвышенностях с крупноствольным лесом и марях с чахлым и редким ельником тряска ослабевала, зато возрастала скорость, и обжигающий ветер пронизывал насквозь. Пальцы даже в двойных перчатках ломило от стужи. При этом снежной крупки из-под гусениц мобайлов летело столько, что вскоре из заполненных снегом саней торчали лишь наши капюшоны.
Погода по-прежнему балует: ясно, мороз умеренный. А в долине Юкона по утрам, говорят, за тридцать. Снег на марях и южных склонах оплавлен солнцем и блестит, как полированная сталь. Труднообъяснимое для минусовой температуры явление. Возможно, это следствие неожиданных оттепелей, а может, особенностей солнечной радиации в приполярной зоне.
Навстречу попались две собачьи упряжки. В каждой по шесть пар хасок. На лапах «башмачки» из плотной ткани – чтобы собаки не резали лапы о края ломкого наста. Бегут резво, но наши снегоходы раз в пять быстрее. Зато собакам на сутки достаточно одного килограмма рыбы или мяса (всего на упряжку – 10–12 кг). А снегоходы сжирают по 40–50 литров бензина в день, и это не предел. Да и ломается техника. С другой стороны, на снегоходе в день можно пройти до 400 километров, а на упряжке обычно не более 120. Правда, иные рекордсмены умудряются одолеть и 180.
Вскоре вслед за упряжками промчались три «Сканди». Водители на ходу поприветствовали нас поднятыми крагами. Лиц за натянутыми на голову балаклавами и громадными очками не разглядеть.
Через километров пятьдесят над тёмно-зелёной лентой леса проклюнулись заснеженные зубцы, сияющие на солнце девственной белизной. Вырастая на глазах, они превратились во внушительный горный массив, тянущийся с юга на север. После унылой монотонности равнины этот величественный хаос остроглавых пиков произвёл на меня особенно сильное впечатление. Вдали, на севере, проступала сквозь голубую дымку грозная конусовидная громада Мак-Кинли – самая высокая гора континента (6194 м). Дирекция национального парка обещала открыть доступ к ней не ранее третьей декады апреля, возможно, даже в мае, – всё зависит от того, какой будет весна. Обидно. Мы не можем так долго ждать.
Обогнув отрог с юга, останавливаемся на ночёвку у входа в ущелье, по дну которого подо льдом течёт речка Скветна. Засыпанные снегом «саночники» (я в их числе) счастливы: наконец-то можно перевести дух, восстановить утраченный от рёва двигателя слух, от выхлопных газов – обоняние, но главное – дать отдых измученным постоянным напряжением мышцам и разболтавшимся позвонкам. У водителей другая проблема – никак не могут унять мелкую дрожь в руках.
– Ты что, Илья, кур воровал? – смеётся Лёха, выдавая ему гречку и масло.
– У тебя, похоже, все мозги в санях выбило! Какие куры? – ворчит не понявший шутки Илья.
– Руки трясутся, точно кур воровал, – настаивает Лёха.
– Хватит прикалываться! Кашу давай! – сердится голодный Костя.
«Стол» накрыли под открытым небом. Остывший воздух пощипывал нос. Чёрная бездна мерцала жемчужными зёрнышками звёзд. Ковш Большой Медведицы, опершись дном на вершину горы, подливал чернил в и без того непроглядную тьму. Но лишь только из-за тучки, прижатой к горизонту, выплыл двурогий месяц, всё вокруг преобразилось, ожило.
Моё дежурство. Встал в 6 часов. Чтобы не проспать, ближе к утру каждые 15 минут включал в спальнике фонарик – смотрел время. Надевая куртку, коснулся туго натянутого капронового потолка. Меня тут же окатил поток жгучих кристалликов – от дыхания палатка изнутри покрылась толстым слоем инея. С трудом затолкав ноги в промёрзшие трёхслойные сапоги, вылез на мороз.
После вчерашней тренировки горелку раскочегарил быстро, и к семи часам в затишке между санями аппетитно задымилась овсяная каша. Следом поспело какао. Мёрзлый хлеб отогревал на крышках котелков.
Завтракая, то и дело потираем нос и щёки – сдобренный ветром мороз чувствительно кусается. Упаковав палатки, спальники, кухню, выезжаем ровно в восемь. Наши трудяги снегоходы ведут себя изумительно: заводятся с пол-оборота и тянут как взбесившиеся жеребцы. Это вселяет уверенность, что до Уэйлса доберёмся. Главное, чтобы бензина хватало до посёлков, где можно пополнить запасы топлива. Их, к сожалению, немного: Николай, Офир, Руби, Галина (последние два на Юконе) и Ном на берегу Тихого океана.
Тело после вчерашней тряски болит так, будто меня всю ночь пинали кирзовыми сапогами, но после новых порций «массажа» боль ослабла. Едущий впереди Костя, хоть и старался перед ухабами сбавлять скорость, гнал на пределе, умудряясь при этом не переходить грань, за которой может последовать кульбит и прочие неприятности.
На одном из затяжных тягунов от снегохода Ильи повалил пар – закипел тосол. Сняв крышку, увидели, что пружина термостата перекошена. Пока ремонтировали, мимо проехали два американца. Каждый, притормаживая возле нас, спрашивал, не нужна ли помощь. Традиционная для Севера готовность помочь! В таких безлюдных и суровых краях без неё не выжить.
Снежный покров довольно глубокий (около метра), но по здешним меркам нынешняя зима из числа малоснежных. Искрящаяся на солнце перина продырявлена лунками ночевавших под снегом куропаток, испещрена следами-траншеями лосей, оленей, волков, рысей, росомах (последние, благодаря густой меховой опушке на лапах, почти не проваливаются). Но больше всех наследили зайцы. Под поваленными стволами осин пухлявая попона истоптана сплошь. Там их столовые – кормятся горьковатой, сочной корой. Успел разглядеть даже парную соболиную строчку. А я-то считал, что соболь только в России водится.