Виделось, что две бабочки закружились, словно в сказку его ведя по тропинке, между кустов махровой сирени, к рощице молодых дубков. На ветке дуба устроившись, ранняя кукушка закуковала. Первую услышал кукующую, подумал, это к удаче, - Сколько мне там осталось, птичка?
Верочка, почтальон, спугнула кукушку. Спрямила дорогу по аллее. - Хорошо, что я вас увидела. Дома не застала, а вам телеграмма. Подала красочный поздравительный бланк с короткой ленточкой слов, - "жду явке". Ни подписи, ни отправителя, но разумеется, это звоночек из прошлого, из близкой юности
Приятно предаться воспоминаниям, но что-то разволновало его. Возможно ветер весенний, шумящий в листве, возможно крик, раздавшийся с неба, навеяли мелодию зловещую издалека. Очень памятная музыка, вслушался в наигрыш, и заторопился домой, Верочке кратко и сухо кинув, - Занят.
- Ладно, - не огорчилась спешке его девушка, весьма расположенная с одиноким и симпатичным мужчиной поговорить, - погода стоит чудесная.
- Славный денек, - согласился, - но как бы грозы не было. Странное возбуждение охватило его, на явку ему скататься загорелось.
Так "пятачок" прозвали возле гаража отца Сергея на окраине города, а с Серегой этим ровнехонько десять лет, как познакомились. "Ява" его заглохла и не заводилась, а новый приятель, подъехав, помог. Пошептал, что-то двигателю, тот и завелся.
Кто же меня торопит?
Мотоцикл вывел, старенький, но хорошо ухоженный.
Целый год когда-то стипендию откладывал, а вторую половину на дорогую покупку батя добавил, не зажимался, по мере возможностей. Он без матери рос, а спросил только раз, - Мама где?
- Вышло так, война,- родитель ответил, вот и не спрашивал, да и без надобности.
Было, на чем ехать на явку. Там у них классная компания сложилась.
Костик, Петя, Павлик и Серега.
Ну-ка, постой, постой...
Там же парень околачивался. Худой, а кудри, что смоль с локоном единственным белым. Он на мопеде прикатывал. Странный агрегат, на вид развалюха, но бывало всю группу обходил играючи, а фары его дорогу так освещали, что в их огне ехали, не стремясь скорость увеличить, чтобы выскочить из него, как боялись невесть чего.
Гитара цвета тьмы была у него с тиснение золотом вокруг розетки. Он мелодию только одну зловещую наигрывал.
Такая тоска.
Все сразу просили его заткнуться, что и исполнялось беспрекословно.
Не расстраивался, а улыбался, слегка виновато.
У него же фотография есть, на которой все они расписались, как расставались.
Как же его звали?
Он с нарастающей тревогой ринулся в дом и лихорадочно стал перебирать старые фотографии, хранившиеся в жестяной коробке от дореволюционного монпансье.
Вот она.
Фотография выпала из его рук. На ней все наперсники, только его нет.
На переднем плане, вместо него, девушка с гитарой блеска антрацитного и с прядкой молочной по смоляным локонам.
В блузке она на фотографии, из черно-белой в цветную превратившейся, ярко-алого цвета и юбка у нее шелка черного. Монстр под ней, из мориона изваянный, не поймешь зверь или робот, а она, цепляя струны ноготками вороненой стали, напев гробовой наигрывает и в глазах у нее мгла.
У гаража паренек худенький краской, агатом блестящей, железяку докрашивал узкой кисточкой.
- Приглашала?
Достал парнишка пятак из карманчика комбинезона промасленного.
- Решку выберешь или орла, счастливчик?
- Решка.
Закрутилась монетка в воздухе и орлом упала.
- Ты проиграл.
Темнота.
Две бабочки кружатся в танце. Желтая, золотом отдающая и белая. Разгорается сиреневое сияние, а бабочки к небу летят бледно-аметистовому.
Он на площади, очень знакомой. На часах здания туфа розового цифры времени, а чуть ниже дата - выдохнул судорожно - не сегодня и не сейчас. В уголке площади в свете бледном видит, - женщина.
В платье стареньком, в рубище, босая и лицо ее укрыто седыми прядями. Плачет и поет песню колыбельную грустную.
Он прислушался и узнал голос.
- Мама?
Закружились в танце неистовом бабочки -желтая, отливом в золото, а вторая белая. Светом площадь наполнилась. Изменилась вмиг женщина, - молодая девушка в платье вечернем шелка лазоревого и в туфлях цвета зрелой вишни, на высоких шпильках, с волосами кудрявыми цвета шафрана, с розой алой в них, руки тянет к нему и смеется.
- Мама!
В Небо синее от земли бабочки дорожку указывают, узорами ее оплетая из серебра и золота. По тропинке этой и пошла к Небу девушка.
- Не лезь не в свои дела, тварь! - громовой голос пронзил, словно молнией его естество, но тут же услышал он легкое, как журчание ручейка - не беспокойся, смелей.
Раскололось Небо.
Щель раскрылась в нем, сияющая вечностью, и оттуда иная девушка выехала. Монстр под ней, полу-зверь, полу-машина, а одета она в блузку алую и юбку черную, а в руках у нее цепь стальная с лезвиями изогнутыми между звеньями.