Вот, к примеру, пришла бы я к Сашке домой, а его мать закричала с порога что-то типа: «Ой, Даночка, какой же ты стала красавицей!» Глядишь, у него в мозгах что-то и щелкнуло бы, переключилось на нужную волну. Но в гости Саня меня не зовет, нужно искать другие пути.
И вдруг я придумала. Все должно случиться сегодня, прямо в кино. Я приду туда грустной, подавленной, сделаю вид, будто ничто мне не в радость. Сашка парень добрый, он наверняка спросит, что случилось, и вот тогда я, давясь слезами, расскажу, что на улице какие-то парни обозвали меня уродиной. Доверчивый Дятлов бросится доказывать, что это не так, описывать мне же, какая у меня замечательная внешность. А при этом и сам ко мне повнимательней приглядится, и вот тут-то…
Тут мой взгляд упал на часы, я ойкнула и бросилась вон из дома. Мать сегодня ушла раньше обычного, предупредив, что подвозить меня до школы будет некому и чтобы выходила с запасом. Само собой, я об этом благополучно забыла и в класс физики ворвалась со звонком. Пока шла к нашей с Кимкой парте, убедилась, что место рядом с Вилли пустует, и так растерялась, что едва не двинулась в обратном направлении, прочь из класса, прямо навстречу хмурому физику в вечно измазанном мелом костюме.
– Куда-а? – Кимка успела поймать меня за край юбки, притянула на стул.
Видя, что я ни на что не реагирую, сама достала из моего рюкзака все для урока, руки мне сложила, воротник школьного жакета поправила. Вот для чего нужны настоящие друзья! Пока она все это проделывала, я как раз сообразила, что Сашка отбыл на математическую олимпиаду в Питер и что он предупреждал меня об этом вчера, но клятвенно обещал успеть к сеансу и уже забронировал на него билеты. Я счастливо выдохнула.
Учебный день пролетел быстро, и в два часа я уже входила в ТЦ, заранее навесив на лицо маску скорби и печали. Сашку я приметила со спины, он у кассы выкупал наши билеты. Подошла, постучала пальцем по плечу, он повернулся – тут я охнула и отшатнулась. Правая щека у моего друга была рассечена, от носа до уха тянулся тонкий, заклеенный стягивающим пластырем порез, вокруг расплывался синячище разной степени багровости.
– Сашка! – ахнула я. – Кто тебе так врезал?!
– Ты о чем? А, это? – Дятлов потрогал пальцем щеку, словно восстанавливая в памяти событие, ойкнул и палец отдернул. – Если бы кто врезал – его бы уже хоронили!
Тут он не особо преувеличивал: Саня парень боевой и еще в младших классах мог легко подраться даже со старшеклассником, если тот задирал кого-то из наших. Где не хватало сил – компенсировал звериной хваткой и вроде как полной нечувствительностью к ударам.
– Кто тебя знает, может, уже хоронят, – пробормотала я.
– Да не, я его отпустил, – расплылся друг в улыбке и тут же снова ойкнул. – А то кто же будет в Туле блох подковывать?
– Каких еще блох, эй, ты чего? – тут я заволновалась не на шутку.
– Ну а прикинь, кто мне мог врезать по правой-то щеке? Но на самом деле просто не повезло. Уронил листок, наклонился за ним и приложился о край парты. Если завалил задания – можно будет списать на сотрясение мозга.
– Ясно, ты все продумал.
– А то! Как и всегда.
Тут я припомнила, что мне пора возвращаться в продуманный образ, и, пока Сашка ходил за моим любимым соленым попкорном, по новой навесила на себя подавленный вид. Вернувшийся Дятлов потрепал меня по плечу и сказал:
– Да ладно, Данка, не переживай. Мозги у меня железобетонные, не пострадали.
Вот же черт. Я хотела печальным голосом сообщить, что дело не в его, уж извините, мозгах, но тут нас пригласили в зал. Начался фильм, название которого я не увидела, потому что лихорадочно продумывала новую стратегию. Сашка же закинул в рот горстку попкорна, устроился в кресле поудобнее и руку традиционно положил мне на плечо. Может, шепнуть ему, что мне не до фильма, и сразу отправиться в кафе?
Пока я размышляла, рука Дятлова вдруг сделалась тяжелой и горячей, даже через свитер чувствуется. Мне показалось, что и дышит Сашка как-то иначе. Волнуется? А вдруг то, о чем я непрерывно думаю и мечтаю уже столько времени, исполнится само собой без всяких моих ухищрений? Вдруг прямо сейчас он прошепчет мне в ухо что-то очень важное? Или просто поцелует, что даже круче? Я застыла, боясь вспугнуть момент, в горле пересохло, сердце скакало взбесившимся мячиком.
Но прошла минута, другая – ничего не происходило. Я осторожно повернула голову, собираясь поддержать Сашку ласковым взглядом и мягкой улыбкой. И едва не заорала на весь зал от досады: этот тип преспокойно дрых, откинув голову на спинку кресла! Я дернула плечом, скидывая его руку, она упала на подставку для попкорна, но Сашка не проснулся. Минуты две я жгла его взглядом – ноль эффекта! Ну хватит с меня унижений: я вскочила и начала выбираться в проход под сердитые реплики тех, по чьим ногам прошлась сгоряча. Едва вышла из ТЦ, сразу отключила телефон – нет, теперь этому типу не скоро удастся извиниться передо мной. А дома еще и в ВКонтакте его заблокирую. Нет, пожалуй, блокировать не буду, просто не стану отвечать, интересно же, что и сколько раз он там напишет в свое оправдание.
В квартиру я влетела на всех парах и сразу ринулась к компу. Если Сашка уже проснулся и осознал, что по телефону я недоступна, то должен был по идее рвануть в личку, извиняться и звать обратно, в кафе. Открывать сообщения не буду, так, погляжу… но, к моему негодованию, ничего я там не обнаружила, даже в сеть Дятлов не выходил. Может, так и дрыхнет себе сладко, фильм ведь еще не кончился.
Мать возникла на пороге моей комнаты незаметно, позвала с порога:
– Дана, если не слишком занята, переодевайся и приходи на кухню.
– Картошку чистить не буду, у меня маникюр совсем свежий! – заволновалась я.
– Да уже без тебя все начистилось, – хмыкнула мать, уходя. – Просто хочу с тобой поговорить.
Я метнула еще один свирепый взгляд на экран и поплелась следом за родительницей. На нашей просторной кухне готовка, оказывается, шла полным ходом: на столе уже остывала моя любимая кабачковая икра, в граненой вазочке желтел салат «Мимоза», не менее обожаемый. Все выглядело так, будто мы готовились к приходу гостей, хотя я ни о чем таком даже не слышала. Гости обычно приходили ко мне, мать компаний не собирала, а родственников у нас не было.
– Мам, мы разве кого-то ждем? – не удержалась я от вопроса, стоя в дверях, чтобы не вляпаться во что-нибудь.
– Нет, это тебе на пару дней, – каким-то странным голосом без всяких эмоций отозвалась мать.
– Не поняла…
И тут мать заговорила быстро, словно бы виновато, и при этом не поворачивалась ко мне лицом, помешивала жаркое:
– Данка, мне давно нужно было тебе сказать, но все как-то не было случая. У меня небольшие проблемы со здоровьем. Но ты не волнуйся, ничего ужасного, просто твоей маме нужно немного подлечиться.
– Подлечиться – это как? – насторожилась я. – Мне сгонять за лекарствами? Есть рецепт?
– Нет, лекарств не нужно, спасибо. Просто завтра я лягу в больницу, всего на одни сутки, на процедуру. Так пару раз, а потом мне сделают операцию.
– У тебя опухоль, да? – прошептала я обморочным голосом.
Мама обернулась и глянула на меня такими виноватыми глазами, что я сразу все поняла. Ноги противно затряслись, я по стеночке доплелась до табуретки. Знавала я такие истории, и они редко заканчивались хорошо.
– Так, дочка, только спокойствие, – уже взяла себя в руки мама. – Ничего страшного, все под контролем. Через пару месяцев мы об этом даже не вспомним, обещаю. Будем жить, как прежде жили.
Мне стало чуточку легче дышать: раз мама так настроена, то, наверное, все обойдется. Она ведь у меня любительница раздувать историю из каждого пустяка, а тут – наоборот.
– Когда тебе… когда в больницу?
– Ложусь завтра утром, – будничным голосом ответила мама. – То есть нельзя даже сказать, что ложусь, там дел на пару часов. Я могла бы сразу уйти, но врачи настаивают, чтобы еще сутки оставалась под наблюдением. Ничего не поделаешь, пришлось им уступить, иначе грозились погнать в Питер. Значит, в пятницу уже к твоему возвращению из школы я буду дома.