– Если хочешь, можем устроить свою экскурсию по городу или по окрестностям, раз уж мы все равно тут, – уже в машине сказала мать. – Даже экскурсионный тур еще не поздно купить.

Ага, давайте теперь поиздеваемся надо мной! Я резко мотнула головой: домой, и точка. И больше за всю дорогу слова не произнесла, хотя мать пыталась всеми силами делать вид, будто не замечает бойкота: подпевала каким-то дурацким песенкам, что-то рассказывала, комментировала пейзаж за окнами машины.

Бойкот мой длился еще некоторое время и закончился вместе с карманными деньгами, а это случилось скоро, хоть классная и вернула мне часть экскурсионных. Мать без слов достала из кошелька требуемую сумму, сказала ласково и как-то непривычно просительно:

– Ну хватит уже дуться, Данка. Вот исполнится тебе восемнадцать, и наверстаешь, везде еще поездишь. Обещаю, что на новогодние праздники после твоего дня рождения сама куплю вам с Линой путевки куда только пожелаете.

Я крепче сжала зубы, чтобы не начать по новой задавать вопросы, на которые все равно не получу ответа. Ладно, подожду, я терпеливая.

Сейчас середина сентября, а день рождения у меня первого января, всего ничего осталось до восемнадцати. Даже интересно, сдержит мать слово или еще что-то придумает. Правда, в самом начале учебного года я уже устроила ей очередную проверку. В тот день мы закатили вроде как девичник после уроков – пять девчонок завалились в гости к нашей однокласснице Катьке Косакуровой, чтобы в спокойной обстановке поделиться летними впечатлениями. По ходу выяснилось, что Катькины родители в отъезде, так что мы расслабились, разоткровенничались, особенно когда Катюха угостила нас каким-то ликером из родительского бара. Потом понемногу все разошлись, убежала моя Кимка, сказав, что ее ждут дела, – знаю я имя и фамилию этих дел! Тут я как-то размякла от ликера – еще бы, с моим домоседством закалки никакой! – и нажаловалась Катьке на свою судьбу, впервые рассказала кому-то, кроме Кимки, про странный запрет, – до этого отделывалась туманной репликой «домашние проблемы». К концу рассказа уже вовсю утирала слезы жалости к себе, а маленькая, решительная Катька смотрела на меня потрясенными глазами. Потом подвела итог:

– Слушай, Данка, ну это как-то странно. Не люблю судить поступки взрослых людей, но твоя мама несправедливо с тобой обходится. Да еще без указания нормальной причины. Не думаю, что в восемнадцать лет она даст тебе свободу.

– Ну, она же обещала, – промямлила я. – А потом, после восемнадцати я вообще буду не обязана ее слушать.

– Это да, но она твоя мать, никуда не денешься. Не из дома же тебе бежать. А она наверняка уже придумала, как и после дня рождения удерживать тебя в узде, может, каким-то другим способом.

– В смысле? – Меня даже в жар бросило, как вообразила, что эти непонятки никогда не кончатся.

Катька, волнуясь, забегала по комнате, ежесекундно поправляя очки на коротком носу, который она вдобавок нещадно морщила. В нашем классе Катюха славилась тем, что умела до всего доходить своим умом, даже невыученный урок отвечала так, что учителя диву давались и уточняли источники информации.

– Скажет, к примеру, что болеет и не может оставаться ночью одна, вы ведь вдвоем живете?

– Ага.

– Во-от. Допустим, она скажет, что в определенные часы ее нужно будить и давать лекарства. Или что по ночам в пустой квартире ее мучают страхи, припадки или что-то в этом роде. Значит, как единственная дочь и опора, ты должна быть рядом в эти критические часы.

– И что же делать?! – Кажется, у меня самой чуть не случился припадок от такого прогноза.

– Ну, постараться выйти из оцепления решительно раз и навсегда, – плюхаясь рядом со мной на диван и почесывая нос, задумчиво изрекла Катька. – Можно прямо сегодня. Хата свободна, оставайся у меня. Ты матери звонила, что сегодня придешь позднее обычного?

– Эсэмэску скинула.

– А написала, у кого ты в гостях?

– Не-а.

– Ну так позвони или напиши, что тут вечеринка до утра, в честь начала последнего года в школе. А завтра воскресенье, и ты имеешь право расслабиться. Сейчас уже десять вечера, не станет же она всем названивать и узнавать, где ты.

Я даже засмеялась от такого предположения:

– Сразу видно, что ты мою мать не знаешь.

– Ладно, не знаю, ну попробовать-то можно?

– А точно. – Хмель еще бродил во мне, и я решительно выхватила мобильный, нажала кнопку вызова.

Мать сразу ответила, верный признак, что уже волнуется и телефон держит перед глазами.

– Ма-ам! – сказала я, нет, отрезала непреклонным, как мне тогда казалось, голосом. – Я у одноклассницы, тут у нас вечеринка, останусь до утра. И не надо меня искать и приезжать. Это не Кимка, другая девочка, ты ее не знаешь. У нее родители в отъезде и домофон отключен.

Ответом мне была тишина в трубке. Так, она снова сбросила звонок, как тогда, с Карелией. Я испуганно уставилась на Катьку:

– У нее список телефонов и адресов всех родителей, наверняка уже листает и набирает.

– Мои за границей, там сейчас ночь, не ответят. Но пойду в самом деле вырублю домофон, – не слишком уверенным голосом произнесла Косакурова. Кажется, она уже не рада была, что в это влезла.

Следующие четверть часа мы пытались болтать и смеяться как ни в чем не бывало, но на самом деле лично мне было здорово не по себе. И я даже обрадовалась, когда поступил вызов с материнского телефона: уж лучше скандал, чем неопределенность. Вот только голос в трубке был чужой, мужской – я чуть на ковер не рухнула от испуга.

– Девушка, я фельдшер «неотложки», – проговорил голос, глотая слоги, будто что-то заодно жевал. – Вы подтверждаете, что можете приехать и приглядеть за вашей матерью? Ну или мы ее забираем по «скорой».

– Подтверждаю! – завопила я. – Буду через пять минут.

И бросилась одеваться в прихожую. Пока шнуровала ботинки, коротко изложила все выскочившей следом Катюхе. Та смотрела на меня выразительным взглядом, наверняка пыталась таким образом напомнить наш недавний разговор и собственную проницательность, только мне было не до того. Хотя в глубине души я допускала, что матери не проблема и с фельдшером договориться и вообще разыграть всю сцену от начала до конца. Но испуг все же победил подозрения. Так бесславно провалилась моя очередная попытка отстоять свою независимость.

Вот так и проходила моя прежняя жизнь, и теперь уже можно сказать: нормально, очень даже неплохо проходила. До того дня в конце сентября, когда все раз и навсегда перестало быть нормальным. С тех пор стрелка моего существования двигалась по шкале от деления «Терпимо» через промежуточное «Очень плохо» до деления «Полная катастрофа».

Хорошо помню, что стояла в своей комнате у зеркала и размышляла, как одеться в школу с учетом того, чтобы сразу после уроков нам с Сашкой рвануть в кино, а потом посидеть в кафе в том же торговом центре, где кинозал. А погода, если верить прогнозам, сегодня будет все еще теплая и солнечная, хотя осень давно в разгаре. Подумав, заменила белую блузку на тонкий светло-бежевый свитер с вышивкой – в гимназии нашей с формой строго, но под жакетом будет незаметно. Зато вместо куртки можно надеть симпатичный светло-синий плащ, по фасону похожий на френч, со стоячим воротником и двумя рядами крупных желтых пуговиц. Ботинки у меня горчичного цвета, высокие, под край плаща. И еще нужно порыться в шкафу и отыскать шелковый шарф цвета охры, мать в Лондоне специально к плащу подбирала, уж вкус у нее точно есть. А у меня со вкусом слабенько, я обожаю все оттенки желтого и синего, зато красный терпеть не могу, даже резиночку для волос для домашнего пользования такого цвета не куплю…

Ого, если начинаю думать о цветах и оттенках, явный знак, что волнуюсь. И кончики пальцев покалывает, в животе словно сквознячок гуляет, ужасно противно. А казалось бы, с чего так психовать… это совсем на меня не похоже. Подумаешь, какой-то там Сашка Дятлов.