– Вера, не плачь. Выбери из нас того, кого больше любишь.

Вера побледнела и спросила, сдерживая кровавую агонию боли, сквозь льющиеся слёзы, ощущая сквозь пространство этого места ироничный смех чего-то ей неведомого:

– Вы в своём уме? Опомнитесь, тут опасно. За мной гонится какой-то убийца. Опомнитесь. Надо бежать.

– Да что ты, Вер. Опомнись. Мы убьём его, а ты беги.

Вера не стала убегать. Юноши дождались, пока прибежит лысый, повернулись к девушке и все втроём рассмеялись:

– Слушай. Она никого из нас двоих даже не выбрала. Слушай. Верочка, опомнись. Участь женщин рожать и трахаться, а тут мыслить смеешь – рассмеялся Евгений – Опомнись. Мы научим тебя жизни. Сейчас мы тебя по очереди трахнем, а ты расслабься и получай удовольствие. Тупая самка и вой в агонии. Аха-ха-ха-ха!

Вера побледнев спросила своих друзей, на лысого уже просто не реагируя:

– Зачем? Неужели это все только чтобы на моём мясе самоутвердиться?

Тут Евгений и Егор рассмеялись одновременно и сказали ей:

– А смысл мусор защищать? Ты женщина, а значит ты мусор, пойми. Почему? Ты мясо детей вынашивать и все. Ты просто мусор, просто потому что ты женщина.

В реальности после этой фразы во сне Викторина Диковна, сжимавшая руку дочери заплакала, потому ощутила, что рука холодная. Сердце Веры остановилось, просто потому что девушка не вынесла правды об истинном отношении в глубине своего рассудка самых близких ей друзей…

Викторина Диковна бледная, словно после мясорубки ощутила в сердце крах, потому что дочь была единственным смыслом не то, что её жизни, а её существования, так сильно она любила Веру. Она подумала: «Ну кто же я после этого? Я не смогла спасти её. Не смогла!». Женщина вышла на улицу, не выдержав упала на колени перед воротами больницы, схватилась за голову и прокричала: «Да будьте вы прокляяяяты! Я разорву вас всех на мясо, всех! Я стану чем угодно и это сделаюююю!». Какой-то прохожий посмотрел на неё и сказал холодно, одержимый собственным эгоизмом и жаждой успеха в страхе это в жизни потерять:

– Помойка ты, помойка, падшая женщина. С кем же ты повелась, что обосновалась перед входной дверью? Любимый бросил небось? Разоралась она. В психушку не хочешь? Ты только скажи, я вызову.

Женщина, отпустив свою душу на волю вольную, встала, собралась со всем, что с ней осталось и отправилась в полубессознательном состоянии домой, мужчине ничего на это вообще не ответив. Викторина Диковна в этот же день умерла вместе с любимой дочерью, потому что дороже дочери ничего для неё не было, по крайней мере в этот роковой момент её жизни.

Добрыня хоть и беспокоился за Виолетту ввиду того, что он увидел воочию противоестественные смерти людей и логически утвердил для себя существование инопланетной системы, контролирующей человечество Земли, он решил разобраться в механизме её функционирования, как минимум эмоционально психически. Он брёл по улице, размышляя об этом и никак не мог разобраться. Однако он знал одно – у него стирается искусственно память, это не естественные провалы, к тому он помнил, но не мог никак почувствовать, что помнит, словно психически воспроизведение отказывало, но помнило тело и что-то в его составе, а также окружающая среда неизбежно напоминала все, что он забыл, включая само понимание этого факта. Это Добрыня понимал точно – мир в бешенстве, природа в бешенстве, реальность в бешенстве, все отдавало невиданной злобой и хоть Добрыня не понимал устройство системы, он разделял эту злобу. Это была не та садистская злоба, это была обоснованная, природная естественная и глубинная злоба, исходящая из забытых корней естественного в которой метались ошмётки злости. Цепляющееся за своё существование обглоданных ошмётков человеческих существ, а точнее памяти об их существовании – их души и ошмётки естественного духа. Добрыня очень опечален был этой злобой, но понимал её естественность, понимал, что это именно природа помнит и злится, жаждет истребления причины появления этого в себе, а точнее нарушения целостности её памяти о живых существах. Этот нюанс он очень глубоко понимал. Так как не мог не понять, будучи нормальным человеком, что будь это естественным для природы он бы просто не испытывал этой злобы и воспринимал так же естественно, как зубную боль, хоть и с недовольством, но ведь это есть – злоба проявляется и появляется, а значит есть и причина. За этой злобой что-то стоит, какая-то правда, по-видимому связанная с этими смертями от неведомого устройства инопланетной системы, а иначе откуда все это? Агрессия – это же тоже естественная реакция на что-то, но злоба то – это что? Откуда это? Это однозначно в корне агрессия, но разница то в агониальной боли, в сверхвысокой степени опасности, в стабильности тенденции проявления. Добрыню осенило: «Они уже давно с нами это делают. Чёрт бы меня побрал!»

Внезапно мимо него прошёл мужчина в белом пиджаке и синих штанах с короткими чёрными волосами, стандартной внешности, но смуглый. Он посмотрел на Добрыню и сказал ему странную фразу:

– Береги голову!

Вдруг послышался громкий треск.

– Ну вот, что же ты такое натворил, что это происходит?

– Сдаётся мне, что вы мне даже имени не назвали, а уже меня запугиваете.

– Я Ильнур. В чём суть – ты зачем в трубу лезешь? Потом не вылезешь же.

– Я не полезу! Сам полезай!

– Ну уж нет! Ни за какие коврижки! Ты уже это сделал.

– Пусть полезешь ты, Ильнур! Ты же это заметил.

Тут мимо проходящий мужчина в белой рубахе с бабочкой, синем пиджаке, толстоватый и усатый тоже влез в случайно услышанный диалог:

– Эй, Ильнур! Слушай! Слышишь? Хозяин-барин велит тебе лезть!

Мужчина не понимал искренне, как он напугал несчастного Ильнура этой шуткой и просто прошёл мимо них дальше себе.

– Ах вот оно что! – сказал про себя Добрыня. – Значит, лезть приходится все-таки Ильнуру? Значит им не известно пока о том. Что я исследую этот вопрос, а то меня бы тоже что-нибудь жахнуло. Видно они сочли у меня это навязчивыми, случайными мыслями и значения не придали, это хорошо. Все на него свалили! Я бы ни за что не согласился быть на его месте. Обстоятельства, конечно, не сахар, но и опасность из-за них не так велика, ввиду недавнего инцидента в ближайшее время особо сильно не размахнутся, а я их все лягнуть легонько, да сумею!

Добрыня решил не болтать больше лишнего, ввиду недавнего разговора. Прогулка закончена, он отправился домой, ведь уже середина вечера. Пока он шёл он вспомнил, что Виолетта ему рассказывала о танце дома, когда за ней пришли убийцы и подумал: «А я смогу что-то подобное им провернуть в качестве привета? Однако это опасно, как мне людей не зацепить? Ведь они посреднически могут их использовать для расправы. Как же мне быть? Точно! Я буду прямо понимать, осознавать и даже просто так целиться в них туда, а не на Землю, кто бы что не натворил, чтобы этот мир сам убил того, кто инициирует издевательства и этот ужас. Я же не могу знать, кто инициирует там эти убийства и так, чтобы виновные из-за меня не умерли. К тому же не факт, что их убьёт, но хотя бы даст причину это остановить, если они вообще в рассудке, как люди. Однако интересно даже, какую цену я заплачу за это? А, хотя… Какая разница, если они меня все равно в такое же мясо потом измолотят?»

Добрыня все же ощущал некую беспомощность просто из-за того, что не мог сам прилететь туда, где находятся эти подобия живого и просто их уничижить в бою, а не колдовством. Однако, как говорится реальность есть реальность – космических технологий нет, значит надо использовать природное причинно-следственное отторжение или создать его в процессе общения, так как в реальности чужая память о существовании из мира без технологического уничтожения души невозможна, как невозможно и её усвоение организмом. Максимум – будет небольшое изменение генотипа, психическая временная смутица, но это если бы Добрыня делал это просто так, а тут инициация извне и природа даже сама инициирует колдовство, как естественный механизм защиты человека и себя как таковой, так как человек тоже часть природы.