Она ещё немножко подождала, но все было тихо – лишь Ждан все стоял с осколком в руке весь красный от злости. Немного спустя послышался скрип колёс и гул голосов с улицы сквозь некую жестокую усмешку и восхищением обстоятельствами, которые возникли здесь, между людьми. Их было много и все говорили наперебой, беспорядочно и оживлённо.

Что они обсуждали? Они обсуждали общественные проблемы – недостаток производства в стране, маленькую зарплату, отсутствие фантазии и нежелание учиться чему-либо у молодого поколения и никто, ни один их них не захотел зайти в этот магазин…

О чём думала Виолетта в тех обстоятельствах, танцуя в агонии, словно сама смерть под мелодию скрипки и пианино? О чём думала Виолетта, покончившая со своей единственной жизнью в больнице? Они думали о разных вещах, но мыслили об одном и том же человеке, который этим днём, неведомо где, споткнулся, упал и умер. Искусственный кибернетический разум системы зафиксировал смерть одно из инициаторов и забил тревогу, вычисляя всех, кто имел с ним любую психическую связь, уничтожая всех, считая к этому причастными. Все ощутили из этой странной пустоты опасность, надежду и этот маленький шанс в порыве радости приключению на пути своего выживания.

Айрат Мухаметов Эрикович в тюремном заточении был погружен в мысли и мечты о воле вольной. Он был одержим этой мечтой, как диктатор одержим этой спасительной нитью к осуществлению своей жестокой идеи, он силой ухватился за это и был в этом даже чем-то прекрасен, так как не потерял надежду, будучи в этих серых стенах за решёткой, где лишь воняло затхлостью и человеческими выделениями, тем не менее, и он и сокамерники не акцентировали на том внимания, так как не куда им от этого деться. Однако при малейшем порыве осуществить эту мечту он испытывал ощущение сильнее самой страшной эмоциональной агонии, потому что терпение его душило, выплёскивая словно кровь из кожных пор в открытое пространство – настолько он жаждал и желал лишь одного, свободы, свободы и только свободы. Иногда его мучила совесть, чувство вины, но как он не пытался хотя бы признать себя виноватым, он вспоминал страх при попытке сдержать себя от преступления и осознавал, что он не может себе даже доказать, что по собственной воле это сделал. Он не мог доказать, что сам это совершил! Не мог! Но что теперь на воле о нём говорят? Да сто процентов говорят о том, какой он жалкий, убогий, слабовольный и ничтожный, желают умереть жалкой смертью и осуждают самоутверждаясь на его моральной агонии, чем толкают его на эти муки. Он не осознавал подобие зависти, но не мог отрицать – он завидовал, он завидовал тем, кто не совершал того, что совершил он, он завидовал любому, кто на свободе и понимал, что не будет чуда и люди не смогут, либо не все смогут понять, что он не мог просто поступить иначе и, возможно, остаться в живых. Тем не менее это все равно проявление трусости, Айрат понимал, что отказ от преступления, порой, сродни суициду, как и при его осуществлении. Почему? Потому что, убивая не ради самозащиты убийца становится не нужен и так уничтожается своими страхами, но в других условиях и обстоятельствах. Однако, что это за зависть у Айрата? Это даже не зависть, это душевная самооборона, проявляющаяся похожим чувством, но имеющим совершенно иную основу, которую составляло все самое светлое – желание наладить свою жизнь, желание вернуться к старому, желание вновь обрести ту потерянную человечность и все это при разрывающих душу до крови осуждающих его людях. Если убийца согрешил, то не меньше и судья грешит, осуждая излишне убийцу, так как он самоутверждается на его ошибке, не разобравшись в сути обстоятельств и психологических моментах совершения преступления, так как при суде отрицается идея человеческой слабости и, порой, даже беспомощности не только перед обстоятельствами, но и перед самим собой. Да и самообладание – что это по сути? Страху любой человек подвержен, а значит не все застрахованы от краха. Да что там не все, вообще никто. Как не заточай себя в гроб, все равно ты не застрахован от потери самообладания, потому что это естественная реакция на противоестественные вещи, феномены и технологические проявления. Люди впадают в сумасшествие, шизофрению, бешенство, депрессии идут на преступления против себя, общества и жизни, а все почему? Потому что кому-то нужно власти и долгожительства, излишеств и чужой агонии, только поэтому. Даже самый жестоко убитый человек не может злиться вечно, злоба рассеивается и наступает возрождение и не обязательно после смерти убийцы. Порой достаточно и ослабленного проявления мести, достаточно его душевного краха и все, но почему эта игра в месть витает в обществе веками? Почему веками? Почему не решается проблема? И не решается ли она? Может все решено, а люди не могут сделать? Айрат побледнел. А почему люди не могут хорошее и полезное для общества то делать? На это же и подстрекать не надо! Это же естественно, так почему? Истребление?

Сокамерник Айрата, который внешне лысоватый блондин с носом картошкой внезапно испытал совершенно новое для себя чувство, словно его мозг прошиб церебральный паралич. Его тело аж дёрнулось и подпрыгнуло, он взвыл, сердце у него в груди так и загорелось, бешено заколотилось, словно в пожаре на казни, он вспотел и ощущал себя бессильным. Это было самое страшное, что он переживал в жизни, остальные сокамерники, включая Айрата подбежали к нему и начали осматривать, в порядке ли человек. Что же с ним случилось? Секс-игрушке с другой планеты того самого инициатора-человека, который довёл до суицида Виолетту в содействии с его товарищем понадобилась груша для снятия напряжения и для таких целей часто создавали психическое сопряжение с мужчинами-тюремщиками, где садистка принимала образ «Богини Судьбы» в психическом восприятии человека, а сам человек или умирал, или его доводила до суицида «Богиня» психически изматывая. Если бы лысый Зигмунд знал, что эта стерва, то его изводит обычная женщина, он бы вероятно сам её довёл душевно, но он не мог, ведь у него на Земле настройки гравитационной и пространственной структуры были иные, а в психику, как всем Землянам внушена беспомощность перед «Богами» с кучей различных причин мгновенной смерти и сумасшествия, которые мужчину бессознательно пугали. А кто смерти не боится? Только загнанный в угол и затравленный человек, словно зверь бросится в огонь, чтобы защитить то, что осталось для него бесценным, а больше причины так поступать у человека нет. Однако Зигмунд был реалистом, давно в криминальных структурах и для него отсидка была делом вообще обыденным, как отпуск на курорте, да и питание бесплатное, лепота. Однако он понимал, что просто так таких глобальных электрических прострелов мозга не бывает, да и к тому же. Он ведь шевелиться мог после этого! Как так? Его не парализовало! Он встал, повертелся, походил по камере, пошевелил руками, а все остальные на него смотрели – он был словно не в себе. Затем мужчина начал плакать от радости. Он ни капли не стеснялся, остальные молча отошли и не стали его больше трогать, он мысленно благодарил Бога и все, во что он верил за то, что он может ходить. За эту секунду, что его прошибло у него пролетела вся жизнь перед глазами и чего он боялся больше всего – это того, что он больше не сможет даже двигаться. Этот страх объял все его существо, а насмешка «Судьбы», словно дамоклов меч все ещё душила его тяжёлым грузом, отдающимся сильной тяжестью в плечах и сильном биении сердца закоренелого преступника. Остальных двоих – азиата и русского звали соответственно Ибрагим и Игорь, при этом азиат, судя по всему родился в России. Они разговорились и решили втянуть и испуганного Зигмунда в беседу:

– Ты точно в порядке? Может быть медсестру позовём? В лазарете отдохнёшь! Где же она бродит?

– Я должен сам все это вынести, только один. Коль ещё раз случится и жив останусь, позовём!

– Эй, Ибрагим! Мне позови-ка её сюда!

Тот аж возмутился:

– А тебе то зачем?

Айрат покраснел и рассмеялся:

– Ставь её с того угла, если что!