«Лос-Анджелес таймс» Эту «Лос-Анджелес таймс» прочитает мужчина по имена Карло. Он умрет, перенося жену (у нее отказали ноги) в туалет. Я буду сидеть под солнцем и писать о них. Умрет мой пес, мой хомяк, моя черепаха, моя белая крыса, моя тропическая рыбка, моя марокканская белка. Умрут мои мать и отец, а также мои друзья Роберт и Дерек, Шейла умрет в новой жизни без меня. Умрет мой школьный учитель, мистер Уэринг. Умрет Фрэнк Скотт, оставив после себя больше свободы в Канаде. Умрет Гленн Гульд в зените славы. Умрет Маршалл Маклюэн, изменив пару значений. Умрет Милтон Эйкорн, вскоре после того как затушит сигару о мой ковер. Умрет Лестер Б. Пирсон в уинстончерчиллевской бабочке. Умрет Блисс Кармэн а потом я узнаю о его одиночестве. Умрет Группа Семерых, прославив несколько мест, где я стоял лагерем, разбивал палатку и потрошил рыбу, любуясь Энн из Карлайла. Мой зять, cамый известный из Часто летающих, умрет Верным сыном Закона, оставив моей сестре два миллиона миль. Неважно, что все они умерли задолго до моих предсказаний. История закроет глаза на мелкие глюки во временной последовательности и наоборот сосредоточится на моих неустанных заботах о чисто канадских делах. Терраса медучреждения, 15 ноября 1999   Хочешь дать сдачи, но никак Хочешь дать сдачи, но никак И хочешь помочь, но никак И ружье не стреляет И не взрывается динамит И ветер дует куда не надо И никто тебя не слышит И повсюду смерть И ты все равно мрешь И ты устал воевать И не можешь объяснять еще раз Не можешь больше объяснять И застрял за своим домом Как старый ржавый пикап Какому больше не перетащить ни груза И ты не живешь свою жизнь Ты чью-то жизнь живешь Кого-то незнакомого, неприятного И скоро она завершится И поздно начинать все сызнова Вооружившись тем, что знаешь теперь И все твои дурацкие подаянья Вооружили бедноту против тебя И ты не тот, кем хотел быть Даже близко не он или она Как мне отсюда выбраться Из пакости нечистоты Не омыться, не освободиться Замаран сплетнями и известностью Ты устал и все в прошлом Ты не можешь уже Вот к чему эта песня Вот к чему эта тишь на душе И ты не можешь уже объяснять И не можешь вгрызаться Потому что гладь – как сталь А все твои тонкие чувства Твои изысканные прозренья Твое знаменитое понимание Испаряются до поразительной (Для тебя) неуместности Не помню, когда я это написал, задолго до 11 сентября  Когда ты просыпаешься Когда ты просыпаешься в панике и у тюльпанов от Ральфа почти получилось, почему бы тебе не сменить воду и не подрезать стебли, может найти вазу немного выше и помочь им стоять прямо? Когда ты просыпаешься в панике и дьявол почти заставил тебя броситься со скал религии, почему бы тебе не лечь спокойно перед жестокими движениями повседневной жизни и не снять сливки с некоторых деталей? Когда желание успокаивается Ты знаешь, что я смотрю на тебя, знаешь, о чем думаю, знаешь свои интересы. Я умею так, что забудешь о моей старости, если только не захочешь о ней помнить, если только не захочешь увидеть, что происходит с желанием, когда оно освобождается чтобы занятие любовью стало бесстыдным для каждой женщины и ее чулочков Что желание успокаивается можно увидеть по двум людям вдалеке, на зеленом одеяле (возможно это не одеяло, а мох); два человека машут издалека, растягиваясь как вещи, которые нужно просушить нежными улыбками на маленьких круглых лицах; машут рядом с желанием, что покоится впереди, горообразное, спокойное, преданное, как собака, сделанная из слез. Что грядет 16.02.03 |
