Мистер Хайнц наш преподаватель по вокалу, и он просто потрясающий. Совершенно чокнутый, но видимо, все настоящие гении немного не в себе. Однажды он пришел на занятия босиком, а на все вопросы отвечал лишь удивленным взглядом, словно в обществе абсолютно нормально время от времени отказываться от обуви, а в другой раз он вместо занятий по вокалу привел нас в батутный центр, где заставлял петь, прыгая при этом на батуте. Было весело, я нахохоталась так, что на утро проснулась с болью в прессе.

– Он сегодня был какой-то мрачный, – отвечаю я, вспомнив, как он на добрых пятнадцать минут с задумчивым и даже меланхоличным видом завис у окна, никого и ничего не замечая вокруг, в то время как мы ждали от него заданий.

– Говорят, жена ушла от него этим летом, – немного погрустнев, произносит Лили, – И как можно? Он ведь настолько крут.

– Знаешь, он человек искусства. Таких людей бывает очень сложно понять. А когда человек не пускает тебя в свой внутренний мир, ты начинаешь чувствовать себя лишним звеном в его цепочке жизни, – говорю я, и сердце пронзает новый приступ обиды.

– Да уж. Но я все же придерживаюсь мнения, что его жена была просто глупой стервой, – нахмурившись, говорит Лили и напоминает мне в этот момент нахохлившегося воробушка. Я не могу сдержать улыбку, а Лили добродушно улыбается мне в ответ, – А еще говорят, что на занятиях по вокалу с Хайнцем к нам должны присоединиться еще два студента.

– И откуда ты все знаешь? – я бросаю на нее взгляд, полный недоумения.

– Просто случайно услышала разговор декана и Хайнца. Говорят, это ребята, которые брали академический отпуск.

– Ну, знаешь. Мне все равно, – я равнодушно пожимаю плечами и откидываюсь на спинку стула.

– Ты так говоришь, потому что ты итак королева этого курса.

– Нет. Это не правда. Я королева университета, – я наигранно задираю нос, и мы обе от души смеемся.

– Как дела со Стэном? – спрашиваю я, вспомнив, что подруга еще ни словом не обмолвилась о своем парне, от которого была без ума весь первый курс.

Они начали встречаться еще летом на университетских подготовительных курсах, и я не раз по-доброму завидовала им, когда они могли просто часами сидеть и самозабвенно любоваться друг другом.

– Все хорошо, – уж слишком спокойно отвечает она, и я, вопросительно изогнув бровь, вглядываюсь в ее лицо, – Ну вроде как. Просто мы стали чаще ссориться. С тех пор, как его взяли в университетскую сборную по футболу, он почти все свое время проводит либо на тренировках, либо на вечеринках братства, аргументируя это тем, что он просто обязан влиться в коллектив, иначе его будут гнобить.

Лучезарное лицо Лили искажается печалью, и я беру ее руку и легонько поглаживаю ее.

– Все образуется, Лили, вот увидишь. Вы самая сладкая парочка в мире. Случится апокалипсис, если вы не будете вместе.

– Надеюсь, ты права, – с грустной улыбкой отвечает она.

Я возвращаюсь в пустой дом на удивление уставшая. Алекса нет. И где его черти носят?

Не так я представляла себе первый день. Вот так всегда. Все самые высокие и радужные ожидания превращаются в горстку унылого пепла.

Я думала, это будет праздник, а не день, а в итоге он просто стал очередным моментом моей жизни, полностью отражающим атмосферу, царящую в моем сердце.

Я долго пишу в дневнике про мистера Хайнца, размышляя на тему того, есть ли на свете та самая вечная, побеждающая все на своем пути, любовь. Или же это все просто выдумки дураков, которые просто хотели бы верить в сказку?

А Лили и Стэн. Неужели так все и бывает? На месте настоящего взрыва чувств остается лишь комок повседневных проблем и склок из-за отсутствия внимания с чьей-либо стороны.

Маленькая Софи, которая в детстве так старательно буквально каждый день водила своих барби и кена на свидание и воображала, что он жить без нее не может, а она в свою очередь не может им надышаться, с грустью вжалась в самый темный уголок моей души, вдруг осознав реальность мира в полной мере. Любовь бывает только в сказках. А жизнь это полотно, сотканное из разбитых сердец.

Я ненавижу тебя, Келси Харпер.

Глава 4

И снова дождь. Тревожные тяжелые капли разбудили меня посреди ночи, отбивая четкую дробь по карнизу. Я нехотя встаю с кровати и плетусь к окну, чтобы закрыть его, пока весь подоконник не залило водопадом-предвестником осени.

Я уже было схватилась за ручку, но ни с чем несравнимый аромат свежести обдал меня с легким, влажным дуновением ветра. Все-таки я люблю дождь, несмотря на то, что в моем мозгу он стал четко ассоциироваться со слезами, столь беспощадно пролитыми по той, которая вытирает ноги об мою душу, как об плешивый, старый коврик, и идет дарить свое внимание другим.

Я тяжело вздыхаю и обращаю взгляд на улицу. Мягкий, золотистый свет фонаря падает на дрожащие на ветру, все еще обладающие силой сопротивляться напору осени, ветви деревьев, создавая атмосферу магического уюта, не взирая на разбушевавшийся дождь. Бодрые, но редкие капли, словно призвав подмогу свыше, уже целым роем беспощадно жалят асфальтовую дорожку, на которой быстро образуются лужи, отражающие волшебный свет фонаря. И вот где-то там, в небесном царстве, сотрясая спокойствие ночи, раздается первый раскат грома.

Моя кожа покрывается многочисленными мурашками, что заставляет меня поежиться и обнять себя за плечи. И снова всепоглощающее, скребущее острыми когтями душу чувство горечи накатывает на меня, заставляя вспомнить о своем безнадежном одиночестве. На месте моих рук сейчас могли бы быть другие, нежно обнимающие меня, согревающие, заставляющие почувствовать себя важной. Я морщусь, пытаясь заменить желание разреветься злостью.

И тут мой взгляд приковывает неизвестно откуда взявшийся силуэт, в котором я сразу же распознаю девушку. Она вихрем несется вдоль по дороге перед моим домом. У меня создается ощущение, что своими стремительными шагами она вот-вот пробьет асфальт. Если бы не шум дождя, я бы наверняка услышала ее топот. Она будто вкладывает всю силу в каждый шаг. И тут я улавливаю положение ее рук – они плотно сжаты в кулаки. Ого. Кажется, у кого-то выдалась не самая лучшая ночка.

Я старательно пытаюсь разглядеть ее, и скоро, по мере ее приближения, понимаю, что она очень легко одета – джинсы и футболка. Она наверняка промокла до нитки. Мокрые волосы наполовину закрывают ее лицо, но мне все равно удается разглядеть перекошенную гримасу ярости.

Я не успеваю не то что моргнуть, а пропустить через себя хотя бы одну мысль, как девушка подлетает к дереву, а уже в следующий момент ее кулак врезается в его ствол.

Мои глаза расширяются от легкого страха и неожиданности, а она тем временем, словно мельница наносит по дереву удар за ударом, пока не упирается в него обеими руками, а затем и лбом.

Не могу сказать, сколько времени прошло, но мне показалось, что это была целая вечность, в которой, как в воронке, утонули двое – разъяренный, отчаянный боец с древесиной и безмолвный, напуганный свидетель ужасного преступления против дубового народа.

В какой-то момент девушка, наконец, подает признаки жизни и, не спеша, переворачивается, прислонившись к дереву спиной и предоставив моему взору руку, до плеча забитую татуировками. Мои глаза медленно следуют вверх по ее образу, не без труда улавливают сиреневый оттенок мокрых длинных волос, а затем достигают лица и встречаются с обращенными в мою сторону глазами.

Ровно секунда. Удивительно, как в таком коротком временном промежутке смогло уложиться столько всего. Ровно секунда ушла у меня на то, чтобы осознать всю неловкость ситуации и молниеносно отлететь в сторону от окна. Но за эту секунду, когда встретились наши взгляды, я уловила целый спектр эмоций, целый букет черных роз с огромными острыми шипами. Немая злость, отчаяние, бессилие, боль, осознание собственной слабости и никчемности. Все это словно прошло через меня, вызывая внутри желание взвыть от жалости к ней.