– Келси было плевать на тебя! – выпаливает Лили, прежде чем осознает, что сказала.
– Я знаю. Спасибо, что напомнила.
– Прости, прости, – Лили хватает меня за руку и притягивает к себе, – Прости, Софи. Я просто сама не своя. Стэн действительно доводит меня до крайностей своими поступками. Ты думаешь, я не понимаю, что он поступил дерьмово, и что телефонного разговора маловато, чтобы загладить вину? Но мне так хочется вернуть все, так хочется, чтобы все было как прежде.
Я сжимаю подругу в объятьях, вдруг осознав, что понимаю, к чему ведет ее безрассудная любовь к этому придурку – она окажется на моем месте. Девушка, которая не нужна, которой легко можно найти замену. Мое сердце сжимается, и я всеми силами стараюсь унять мысли о том, чтобы сломать этому идиоту лицо.
– Было так очевидно, что Келси плевать? – робко спрашиваю я.
– Не всегда. Иногда она была крайне нежна и внимательна к тебе. Именно тогда во мне зарождались догадки. Но в остальное время я видела лишь твое обожание.
– Ясно, – тихо отвечаю я, пытаясь убедить себя в том, что мне плевать. Но разве мне плевать, если я до сих пор задаю такие вопросы?
– Не вешай нос, Софи. Мы с тобой обе обязательно будем счастливы. Ты найдешь того, кто позаботится о твоем сердце. А я надеюсь наладить отношения со Стэном. Я люблю его.
Я тяжело вздыхаю и нехотя принимаю позицию подруги.
Немного поболтав еще о надвигающемся конкурсе, мы расходимся. Погруженная в размышления, я медленно бреду к дому. Где-то на задворках сознания снова всплывает лицо Эрин. Боже, пусть она найдется. Живая.
Добравшись до дома, я осознаю, что ярое желание поехать домой немного поутихло. Наверное, это лишь из-за того, что Лили удалось подпортить мне настроение. Я хватаю рюкзак с небрежно уложенными в него вещами, пишу Алексу сообщение о том, что вернусь в воскресенье вечером, и выхожу из дома.
На автобусную остановку я прихожу за целых полчаса до отправления автобуса до моего города, поэтому решаю прогуляться до ближайшего магазинчика.
Я придирчиво осматриваю витрины с лежащими там пыльными шоколадками и чипсами и, взяв только бутылку воды, направляюсь на кассу.
– Какого черта, чувак? Я что выгляжу как мелкая школьница!? – слышу я знакомый, полный ярости голос.
– Нет. Но есть правила, по которым я не имею права продавать табачные изделия лицам младше восемнадцати лет, – спокойно отзывается мужчина на кассе.
– Так я повторю свой вопрос. Я что, мать твою, похожа на мелкую соплю? – я выворачиваю из-за угла, и мой взгляд, наконец, падает на обладательницу пронзительного, яростного крика, сотрясшего стены магазинчика.
Разъяренная Ханна Джордан нависает над продавцом, уперев обе руки, сжатые в кулаках, в прилавок. На ней черные джинсы, черные ботинки и джинсовая куртка, ее волосы собраны в высокий конский хвост. Я тут же замечаю, что в мочке ее уха красуются несколько сережек-колец. Она серьезно собралась скандалить с продавцом из-за пачки сигарет?
– Я не знаю, – растерянно отвечает мужчина. Боже, это выглядит ужасно глупо. Взрослый мужчина напуган как котенок, и причина его испуга это обычная девчонка, – Предъяви документы и докажи, что тебе есть восемнадцать.
Я останавливаюсь в паре шагов от прилавка, внимательно наблюдая за разворачивающейся картиной.
– У меня их нет! – орет Ханна, – По-твоему, если бы они у меня были, я бы распиналась так?
Ханна и продавец молча сверлят друг друга глазами, и первой не выдерживает она.
– Пошел ты, ублюдок, – она швыряет в него деньги, хватает бутылку колы и направляется к выходу, – Береги витрину. Я разобью ее сегодня ночью.
Продавец бледнеет, но не говорит ни слова. Я молча плачу за воду и спешу прочь. Даже не знаю, кто разозлил меня больше. Несносная Ханна, которая устроила скандал из ничего, или же слабак продавец, который будучи взрослым, сильным мужчиной, не смог совладать с орущей на него девчонкой. Он мог бы просто вызвать полицию, черт возьми.
В горле мгновенно пересыхает от удушающего раздражения. Кто вообще дает ей право вести себя так с людьми? Я открываю бутылку и делаю глоток.
– Куда-то собралась? – слышу я позади себя уже спокойный голос мерзавки.
– Какое тебе дело? – я оборачиваюсь и сталкиваюсь с ее насмешливым взглядом и кривой ухмылкой.
– Просто хотела бы надеяться, что довела тебя настолько сильно, что ты решила больше не возвращаться.
– Довела? Я тебя умоляю. Все твои действия просто детский лепет.
– Правда? – она стремительно приближается ко мне и останавливается лишь тогда, когда между нами едва остается пространство, чтобы сделать вдох, – Детский лепет, говоришь? Ты еще поплачешь из-за меня.
– Ты свихнулась? Мне плевать на тебя, – безразличным тоном отвечаю я, – Ты просто надоедливая муха, которая не способна даже укусить, просто жужжит над ухом и бесит.
– От моего укуса ты не оправишься никогда, – понизив голос, говорит Ханна, – Это я тебе гарантирую.
Ее прекрасные глаза сверлят меня насквозь, но я ухватилась за краешек своего самообладания и делаю все, чтобы не выпустить его из рук.
– Конечно. Очевидно, ты чумная. Мне придется объездить всю страну в поисках доктора, который мог бы помочь, – я бросаю на нее нахальный взгляд.
Ханна усмехается. Я уже почти радуюсь тому, что одержала победу, пока не ощущаю, как ее рука ложится на мое горло. Я начинаю паниковать, но она не сдавливает мою шею, она просто легонько притягивает меня к себе, а затем я чувствую ее горячее дыхание над своим ухом.
– Я трахну тебя, Софи, – шепчет она, – И я имею в виду не секс.
Тугой комок напряжения разрастается где-то внизу живота, я невольно сжимаю бедра, чтобы унять это болезненно-щекочущее чувство.
Она заглядывает в мои глаза, переводит взгляд на мои губы, сглатывает ком в горле и слегка облизывает свою нижнюю губу. Тысячи иголок пронзают мое тело. Мне хочется накричать на нее, сорваться и просто наговорить ей кучу дерьма. Затем откуда-то изнутри восстает желание поцеловать ее. Поцеловать до боли, искусать ее губы. Я мотаю головой, чтобы отогнать мерзкие мысли.
– Эй, детка, ты идешь или как? – раздается в паре метров от нас писклявый женский голосок.
– Да, конечно, милая, – отвечает Ханна, не отводя от меня томного взгляда.
Она убирает руку, улыбается, оголив блестящие белые зубы, настоящий оскал хищника, и произносит:
– Готовься к конкурсу, Софи Майер.
Ханна круто разворачивается и спешит к той самой аппетитной брюнетке, с которой была на прошлой вечеринке.
Я стискиваю зубы, не совсем понимая, чем вызвано мое недовольство. Словами Ханны или же тем фактом, что эта размалеванная курица снова получит полную порцию Ханны Джордан сегодня ночью.
Глава 14
Дом. Милый дом. Я провела здесь летние каникулы, и это было не так уж давно, но у меня все равно складывается ощущение, что прошла уже целая вечность с тех пор, как я в последний раз переступала порог этого дома.
В голове невольно проносится вереница детских воспоминаний, счастливых и не очень. От одних воспоминаний веет теплом и безмерным детским счастьем, другие же насквозь пропитаны слезами и горем. Я легко отгоняю их от себя, ведь я уже давно приняла для себя решение, что я взрослая, и мне не нужно постоянно держаться за то, что было так давно.
Боже. Кажется, этот дом никогда не меняется. Отец не сторонник ремонта. Он занимается им только тогда, когда что-то ломается или приходит в негодность, но не тогда, когда появляется необходимость освежить вид дома.
– Ну вот, – отец останавливается в дверях моей спальни, не решаясь пройти вслед за мной, – Тут ничего не изменилось с твоего отъезда. Я в твою комнату даже не захожу. Так что…
– А. Хорошо, – бормочу я, и мы оба принимаемся рассматривать стены и потолок моей комнаты, чтобы хоть чем-то заполнить неловкое молчание, повисшее в воздухе.
Я перевожу взгляд на папу. И когда он успел так постареть? Только сейчас я с ужасом понимаю, что время так неумолимо быстро летит вперед, не оставляя ни единого шанса на то, чтобы хотя бы на секунду притормозить и отдышаться. Он почесывает затылок, переводя беглый взгляд то на один, то на другой предмет в моей комнате, откашливается, и, наконец, выдает: