– Стой! Куда идёшь?
Прекрасная девушка, испугавшись, обернулась.
Эдуард повторил вопрос.
– Наверно, в никуда, – со вздохом произнесла она печальным, поникшим голосом и опустила голову.
Её распущенные каштановые волосы чуть заметно колыхались, тщательно перебираемые и рассматриваемые педантичным ветром. У девушки был настолько жалостливый вид, что пробудил в сердце Эдуарда величайшее сочувствие к ней. Молодому человеку, непонятно почему, вдруг захотелось избавить заблудшую в далёкий край путницу от одиночества раз и навсегда.
– Садись, – сказал он и открыл отливавшую золотом дверцу, – не бойся.
– Нет, спасибо большое, я не…
– Садись, нам, видимо, всё равно по пути.
Девушка не стала спорить, поняв, что это дело бесполезное, и лучше с ветерком прокатиться на автомобиле, чем идти на своих двоих по грубой каменистой почве. Она скромненько расположилась на краешке сиденья, прижав вплотную друг к другу белые коленочки.
– Да, не стесняйся.
Попутчица продолжала напряжённо молчать, не меняя своей скованной позы.
– И как же тебя зовут?
– Я – Линси, – тихо сказала она. – Линси Абрамс.
– И что же Вы, Линси Абрамс, забыли в этом захолустье?
– Ничего. А скажите…
– Эдуард, можно просто – Эд.
Девушка удивлённо и вместе с тем несколько настороженно, недоверчиво взглянула на собеседника.
– Скажите,.. Эд, – как бы с трудом сказала она, – почему Вы меня взяли с собой? Вы едете, наверняка, по каким-то важным делам?
– С чего ты так считаешь?
– У Вас богатая,.. дорогая машина. Сами же Вы одеты довольно-таки солидно: пиджачок, очки, вон, тёмные. Причёска необычная: левый пробор. Вы, должно быть, сын какого-нибудь бизнесмена?
– Не стоит доверять внешнему виду человека: он Вас может обмануть и покусать.
Уголки её губ чуть-чуть приподнялись. По лицу девушки скользнула лёгкая, но скромная улыбка и тут же потухла, словно цветок мака, распустившийся в саду.
– Расскажи мне, пожалуйста, Линси, как ты дожила до того, что из всех дорог, открытых тебе жизнью, ты выбрала самую гадкую и мерзкую – дорогу в никуда?
– Я не знаю, как это Вам… тебе передать словами, – промолвила Линси. Её горло начало сжиматься в холодных объятиях подступавшего отчаяния и великой печали, – но все дороги оказались заняты. За проезд необходимо было платить, а у меня в кармане, как ни кстати!, не лежало ни одного лишнего цента. Если бы я их потратила, то осталась бы без средств к существованию. Я испугалась голода, испугалась, что пропаду здесь одна. Эх, надо было рисковать…
– Да, риск – это дело, конечно, благородное. Но в то же время и опасное. Я вот о чём думаю: тебе нужно было бы сблефовать и пойти на ва-банк. По-моему, это более выигрышная тактика, чем медленно ждать, сходя с ума от ожидания конца, пока судьба тебя разденет и разует и выкинет из дома, как потерявшего доверие, старого вшивого пса.
– Да, спасибо, теперь я увидела правильный путь. Однако, к несчастью, уже слишком поздно что-либо менять, – уныло произнесла Линси.
Карие глаза девушки снова заблестели, и маленькая горькая слезинка скатилась по розовой щеке и оставила на цветной кофточке крохотное тёмное пятнышко.
– Прошу тебя, не стоит плакать. Не расстраиваться же из-за всяких там бед, мелких пустяков. «Не хмурь бровей из-за ударов рока, упавший духом гибнет раньше срока», – написал Омар Хаям.
Линси, немного успокоившись, с недоумением посмотрела на молодого человека, вызывавшего у неё туманное недоверие.
– Ты очень необычен и не похож ни на одного из известных мне людей. Кто же ты?
– Я – твой новый приятель и преданный друг.
Выражение лица Линси приняло серьёзный вид. Она никогда в жизни не видела таких людей, как Эдуард, то есть открытых; раскрепощённых в речах и в то же время сдержанных в словах; красивых и простых, но также сложных и загадочных. Будто не человек, а чистой воды душа разговаривала с девушкой. Как раз та самая двойственность характера и пугала подозрительную Линси.
– Скажи, – наконец, произнёс Эдуард, – вот мы едем в никуда, так? Один только вопрос: откуда?
– Из… неоткуда.
– Из неоткуда мчимся в никуда, летим мы ни на чём, вернёмся никогда, – заговорил стихами молодой человек.
– Ты забавный, – сказала девушка и ещё раз засветилась лучезарной радостью.
– Так откуда ты? Из какого города или провинции? У каждого человека обязательно есть дом. Где он у тебя?
– У меня нет дома, я одна на всём белом свете.
– Как же это может быть?
– Очень просто. Я потеряла жильё в этом грязном, пошлом городе: хозяйка выгнала меня из съёмной квартиры за неуплату кормовых, а на более или менее приличную ночлежку денег, увы, сейчас нет. Домой, к родителям, мне возвращаться нет смысла. Кому я там нужна! И как они будут потом на меня смотреть: искоса и с ехидной, ядовитой, презрительной ухмылкой? Я же специально переехала в большой город, чтобы заработать много-премного денег, целое море, и жить безбедно. Собрала вещи и, уверовав в собственную мечту (какая я глупая!), упорхнула из родительского гнезда втихомолку, бросив их с младшей сестрой и братом. Если же я вернусь, то они скажут: «Ха-ха, Линси-неудачница! Будешь знать, как не слушаться старших! Впредь не получишь больше ничего». Как я им в глаза посмотрю? Я же просто от стыда сгорю! Прям на месте сквозь землю провалюсь… Что теперь делать, о боже!
И она рассказала Эдуарду всю историю своего злосчастного путешествия. Он внимательно вслушивался в грустный рассказ бедняжки-попутчицы, пытаясь уловить тонкую ниточку переживаний девушки, сложных перипетий её судьбы в клубке моментов и воспоминаний.
И снова безудержный плач, истерика, слёзы… Не просто сломленная – убитая всеобщим равнодушием девушка хотела выплеснуть из себя негативные эмоции, накопленные за время пребывания в гигантском корыте, в котором в пыли и грязи копошились, словно личинки мух, люди. Её внутренние терзания, будто ветви приставучего терновника, вились и переплетались, опутываясь около немощного сердца, прокалывая его острыми шипами, как шпагами, наточенными гневом, и нанося болезненные кровоточащие раны. Кольцо иголок сжималось, всё сильнее и яростнее давя и уничтожая беспомощного пленника. Но в целом мире нашёлся-таки один единственный отважный рыцарь, который сможет спасти страдающую принцессу. Эдуарду стало не под силу больше безучастно наблюдать, как убивается горем его случайная спутница, и он, плавно, как по маслу, остановив машину на обочине дороги возле гордо росшего тополя, заглушив вечно ворчавший, недовольный чем-то двигатель, принялся её утешать. Молодой человек по-матерински обнял рыдавшую в тот момент Линси. Она же, словно стыдясь своих бурно вырывавшихся наружу эмоций, закрыла лицо маленькими беленьким ладошками.
Закат. Небо залили расплавленным медным кипятком и стали наблюдать, как в мучительной агонии догорало солнце, свалившееся с трона вниз, к бунтовавшим холопам. Слабый ветер в последний раз чертил перистыми облаками на истлевавшем голубом холсте свои бледно-жёлтые шедевры. Призрак горбатого месяца немного страшным полупрозрачным скелетом проступал сквозь небесный занавес, угрожающе молча и умильно наблюдая за тем, как бегали где-то там, под стенами царства далёких светил, между каменным лесом кирпичей и канавой с солёной водой, пресмыкающиеся земные твари. Он не понимал человеческих чувств. Фантому было невдомёк то, что происходило сейчас где-то там, на крохотной Земле, у обочины одной из миллионов или даже миллиардов, триллионов автотрасс, на энном километре дороги, в тёмно-жёлтом кабриолете, освещённом последним взглядом умиравшего солнца, которое делало прощальный глоток своей короткой жизни. Эдуард поцеловал Линси в её шелковистые волосы каштанового цвета. Он не осознавал сейчас своих действий. Он слушал всё тот же приятный тихий женский голос, что давеча приказал затормозить на полпути, а теперь что-то упорно нашёптывал чуткому юношескому сердцу. События разворачивались со скоростью пули. Поцелуй Эдуарда магически подействовал на ревевшую девушку, заставив её прекратить горький плач и поднять влажные, красноватые от едких слёз, с сеточками розовых сосудов в уголках, но бесконечно красивые, глубокие и очаровательные жалостливые карие глаза. Она смотрела на околдованного взглядом молодого человека с минуты две-три. В этот миг души парня и девушки вели меж собой невидимый непрерывный диалог, скрытый от рассеянного слуха обыкновенного постороннего человека. (Ведь людям не свойственны способности улавливать нотки чувств во всяком разговоре: зачастую они даже себя не слышат.) Вдруг Линси обняла Эдуарда, обхватив его щупловатые плечи, и плотно прижала к себе, как мягкую игрушку, боясь отпустить и потерять навсегда радость от первой встречи. Молодой ощущал на себе через слой одежды, личной и спутницы, частое биение её крохотного и хрупкого сердечка. Оно оказалось не таким уж и слабым, раз «кричало» в груди, в судорогах то сжимаясь, то расправляясь. Застанный врасплох и поэтому слегка растерявшийся, Эдуард не сразу догадался, чего в тот момент времени хотела растроганная девушка. И, дабы успокоить её, юноша погладил Линси, мягко проведя шершавой рукой по головке и спине. Слова здесь были излишни. Молодые люди отлично понимали друг друга без каких-либо замудрённых плоских фраз и сухих пошлых высказываний, принятых в нынешнем цивилизованном обществе. Они не нуждались в подлых продажных посредниках между чувствами. Всемогущий разум стоял в стороне и беззвучно наблюдал за неосязаемым потоком энергии, связывавшим теперь этих людей. Словно два разноимённых полюса магнита, один – противоположность другого: мечтательница и реалист, теоретик и практик, расчётливый ум и девственное доверчивое сердце. Они притянулись друг к другу внеземной титанической силой, стали единым целым – единым неразрывным ядром.