В картинной галерее неторопливо шествуют в разные стороны толпы изысканно одетых людей. Именно тогда я заметила, что мама тоже выглядит хорошо – гораздо лучше обычного, в длинной юбке с узорами, тонкой бледно-лиловой водолазке и с шарфиком на шее.

– Мама, как ты красиво выглядишь.

Она улыбнулась.

– Я знала, что ты заметишь рано или поздно.

– Ты всегда раньше только коричневое и серое надевала.

– Ты постриглась? – спрашивает бабушка, касаясь маминых волос.

– Совсем немного, мне так лучше.

– Распусти волосы, – прошу я.

– Ну это тогда в уборную надо идти.

– А мы сядем на скамейку тихонечко.

Мама вытаскивает из сумки расчёску, и я с удовольствием расчесываю её волосы, такие гладкие и блестящие – а раньше были тусклыми, даже цвет не сразу угадаешь. Они совсем не похожи на мои – тёмно-коричневые. Мама ведь рыжая, как бабушка в молодости.

Мимо проходит толпа китайцев, и смотрят они на нас, а не на картины – ещё и пальцем показывают. Мама говорит, что среди туристов китайцев в Москве очень много, причём, как правило, передвигаются они группами минимум человек по пятьдесят.

Вслед за китайцами – две подруги возраста моей мамы, они умиленно улыбаются, глядя, как я расчесываю маму. А какая-то женщина, идя мимо следом, вообще чуть шею не сворачивает.

Четырёх дней явно недостаточно – они закончились слишком быстро. В то же время не могу сказать, что не рада вернуться домой. Я всегда немного в шоке, когда оказываюсь в Москве, потому что не привыкла к такому количеству народа – и ещё пугают огромные новостройки, задираешь голову, а верха не видно.

В любом случае, хорошо, что удалось побыть вместе с мамой – а то когда она приезжает на выходные, столько дел, что мы даже не всегда можем спокойно выпить чая. Правда, огородные дела теперь закончились: садовый дом закрыт, картошка – в гараже, который в основном мы используем для хранения старой мебели, осенними заготовками в квартире забито всё, что можно, и наступила почти настоящая зима.

Почти – потому что валит мокрый снег с дождём.

Девочки все болеют, пойти некуда – и вот, вместо того, чтобы гулять, сижу дома и слежу за тем, как два мастера, дядя Лёня и дядя Сева, меняют батарею на кухне. А соседка пришла следить за мною, потому что бабушке не хочется, чтобы я в одиночку принимала слесарей. Хотя дядя Сева – старый знакомый и я его иногда даже заставляю играть со мной в шашки.

Я страшно утомилась от сидения дома – может, несмотря ни на что, стоит выйти на улицу, но на соседку слесарей тоже оставить нельзя.

– Что, погода на каникулах подкачала? – сочувственно спрашивает дядя Лёня, возясь с какими-то болтами.

Дядя Лёня пришёл помочь дяде Севе, потому что работы много – когда тот уходит разбираться с батареей в большой комнате, мы остаемся одни.

От нечего делать, сидя на краешке кухонного стола, грызу бублик и смотрю, как двигаются руки дяди Лёни. А ничего, красивые руки – мускулистые, на пальцах – кольца.

– Странно – мужчина, а носите украшения.

– Мужчины тоже, случается, их носят. Это кольцо – на память об одной поездке, а вот то означает, что я женат.

Дядя Сева – полный и низенький, лет шестидесяти, дядя Лёня – наоборот, довольно-таки молодой. Когда, разогнувшись, он встаёт, видно, какой он высокий. На руке – кожаный браслет, на шее висят мощного вида наушники.

– А какую музыку вы слушаете?

– Сейчас – никакую. – Он аккуратно снимает наушники и кладёт на стол.

– А можно надеть? – робко спрашиваю я.

– Можно, – чуть подумав, отвечает он.

Наверное, бабушке не понравилось бы, что я занимаюсь такими вещами – но больно уж эти наушники крутые.

– У нас есть мальчик в девятом классе, у него тоже всякие такие примочки – он, если попросить, даёт попробовать. Потому что его сестра – моя подруга.

Он вздыхает и вытирает лоб.

– Слушай, Марин, раз уж ты здесь, не дашь мне стакан воды?

– Может, кофе хотите? – вклинивается наша соседка, тётя Аня.

– Ну, если только когда закончу работать, – улыбается дядя Лёня. – Хотя… не откажусь.

Мне немного досадно, что он улыбается не мне. Но когда я подаю ему кофе с булочками и сообщаю, что испекла их сама, он одобрительно кивает.

– Что, в наше время дети ещё умеют готовить булочки?

– Булочки, – фыркаю я. – Да я… я, если бы вы знали… я картошку с курицей могу запечь. И вообще… Дети! Всё мы можем! Да если бы вы знали, чем мы иногда занимаемся, когда взрослых нет…

– Чем? – Ему явно интересно.

– Ха! Да я… – Мне хочется произвести на него впечатление, но и в чём-нибудь сомнительном тоже признаваться не хочется. – Я, если хотите знать, уже одна на электричке езжу к репетитору! Вот так-то!

– На электричке? – Он, похоже, действительно впечатлен: даже есть прекращает. Брови его ползут вверх. – И тебя отпускают?

Брови у него тоже, кстати, что надо – густые, но ровные и красивые.

– Да.

– Марина у нас вообще очень самостоятельная, – говорит тётя Аня. Она, в отличие от меня, опекает дядю Севу, который в большой комнате, и готовит сейчас ему бутерброд.

– Может, бутерброд? – предлагаю я дяде Лёне.

Он не отказывается: садится в этот раз с тарелкой прямо на пол, прислонившись спиной к батарее.

– Так вот, чем вы занимаетесь, когда взрослых нет? – уминая бутерброд, спрашивает он.

– Ну-у… – Заложив руки за спину, я улыбаюсь – не знаю, стоит ли ему признаваться. Он улыбается в ответ, словно прекрасно понимает мои колебания.

– Да ладно, можешь не рассказывать, – говорит, наконец, он и вновь принимается за работу.

Я сижу, уставившись в его макушку. Мне хочется, чтобы он, такой красивый, обернулся и дальше принялся добиваться от меня ответа. А я бы тогда, может, придвинулась ближе и рассказала ему, как мы с Наташей…

Нет, тётя Аня может услышать. Или он сам наябедничает.

Я судорожно пытаюсь сообразить, что бы такое сказать.

– А вы знаете, у меня почти все пятёрки за четверть.

– Правда, что ли?

– Да, хотя мне десять, а остальные почти все старше, – хвастаюсь я.

– Почему старше?

– А я в школу с шести лет пошла. А хотите, вообще покажу диплом, где…

– Марина, ну всё, хватит. – На кухню врывается тётя Аня. – Ишь, хвост распушила… Стоишь у человека над душой и мешаешь ему работать! Куда это годится? – Она выпроваживает меня из кухни. – И дядю Севу не надо с шашками мучить – у него давление.

Я тяжело вздыхаю.

– Ну, тогда пойду куда глаза глядят. – И, надувшись, отправляюсь в прихожую надевать пальто.

Тётя Аня безжалостна.

– Вот как замечательно – бабушка как раз просила тебя купить муки.

Муки. Почему взрослые никогда не просят купить шоколада или пирожных?

Дядя Лёня выглядывает из кухни – похоже, ему меня жалко.

– А ты купи муки и сама приготовь пирог, – улыбается он. – Умеешь же.

– Посмотрим, – бурчу я и ухожу, хлопнув дверью.

Глава 6

Ноябрь – такой месяц, что про него и рассказывать как-то не хочется. Единственное, что можно сказать о ноябре – надо дождаться, когда он закончится. А дальше время и так пойдет очень быстро.

Хорошо, что каникулы закончились. В последние дни я чуть до ручки не дошла – а когда по поручению бабушки в воскресенье на рынок отправилась, мало того, что промокла вся, так даже Лизу Ващенкову, к которой я, ища компанию, с горя сунулась, не удалось вытащить. Захожу в подъезд и ещё на лестничной площадке слышу голос её мамы:

– «ЛИсных» – «лИсных»? От слова «лис», а не «лес»? – кричит она.

– Да я нечаянно, нечаянно так написала, – рыдает Лиза.

– Ты не только над матерью сейчас издеваешься! Ты сама над собой издеваешься!

Наверное, Лиза под надзором мамы природоведение пыталась делать. Я-то ещё до каникул задание в рабочей тетради выполнила, и, уж, конечно, никогда в голову бабушке бы не пришло его проверять.

Я от греха подальше поскорее выскочила обратно на улицу и отправилась на рынок одна.