«Они не люди в привычном понимании этого слова. Мы не знаем, чего от них ожидать», – так говорил он в своем выступлении в парламенте.

Манипуляции над Вегой продолжались около часа. За это время она почти перестала чувствовать холод. Глаза болели от света лампы, хотелось снова свернуться калачиком, как в рециклере, и уснуть.

Неожиданно свет погас. Врачи один за одним ушли, милосердно накрыв ее одеялом. Вега решила, что может наконец поспать, но в этот момент к столу подошла госпожа Ло.

– Я не стану включать свет. Знаю, как это ужасно: твои глаза еще не привыкли к ярким краскам этого мира. – Голос женщины был тихим и приятным.

– Вы… клон? – произнесла Вега.

Собственный голос показался ей странным, хриплым.

Не стоило спрашивать об этом в лоб, но Корделия ничуть не обиделась.

– Да, Вега. Я клон и совсем скоро буду праздновать первую сотню лет, – ответила госпожа Ло. – Меня рециклировали пять раз, и я прекрасно знаю, как ты себя чувствуешь.

Сто лет, надо же. Значит, она была одним из самых первых клонов, видела восстание и череду законов о принятии клонов как полноценных людей.

Кажется, Корделия прочла мысли Веги.

– Назревает новый бунт. – Госпожа Ло тряхнула кудрями. – Сообщество клонов протестует против закона, выдвинутого Тигарианом Финном. И ты здесь для того, чтобы все изменить.

Вега сфокусировалась на лице Ло, но по-прежнему не могла его разглядеть.

– Разве я здесь не потому, что меня заказали родители Веги? – слово «заказали» вырвалось само, но оно было как нельзя кстати.

– Верно. Ты обладаешь воспоминаниями Веги Леви-Хоук, ее навыками, полученными в пилотной школе. Ты любишь то, что любила она, и боишься того, чего боялась она, – произнесла Корделия. – Но вспомни, разве ты умела читать по губам, Вега?

Девушка нахмурилась: нет, этого прежняя Вега делать не умела.

Медленно-медленно к ней приходило понимание.

– Как много во мне изменили? – тихо спросила она, словно мало секретов было в этой преступной лаборатории.

– Многое, – неопределенно сказала Корделия. – Если сказать проще: тебя создали заново с одной целью – победить в Кубке Планет, который пройдет в следующем году. Попутно устранив главного претендента на победу – Арктура Финна.

В эту секунду Веге как никогда захотелось снова вернуться в рециклер, но пути назад не было. Жизнь была дарована ей, но не с нуля. Имелись некая отправная точка и вектор, по которому она должна была двигаться. Иначе…

– Что будет, если она проснется? – спросила Вега, глядя, как по потолку бегут огни ночного трафика.

Корделия насмешливо фыркнула.

– Она не проснется. Она почти что овощ. – Госпожа Ло подошла к окну. – Еще пять месяцев, и родители сами попросят отключить ее от аппаратов.

– А что будет, если я откажусь? – Вега закрыла глаза.

Она догадывалась, каким будет ответ.

Корделия пообещала себе, что будет терпеливой. Новая Вега была словно гитара, струны которой необходимо было осторожно настроить.

– У нас есть слепок твоего сознания. Это все, что нужно для повторного рециклирования, – сказала госпожа Ло.

Они будут возвращать ее тело к жизни, даже если клон откажется сотрудничать. Если ад и существовал, то Вега попала туда после той аварии.

– Не думай об этом как о проклятье, – сказала Корделия, уже стоя в дверях. – Мы даровали тебе жизнь и способности не для того, чтобы мучить. Мы сделали это, чтобы ты изменила мир.

«Мир» в понимании Корделии был расстановкой сил в правительстве. Усиление влияния либералов, во главе которых она стояла, и упразднение закона о запрете модифицированных клонов. Не будь этого закона, Вегу не вернули бы к жизни в качестве оружия, инструмента по достижению «мира», политической марионетки.

Этот закон выдвинул Тигариан Финн, чей сын будет участвовать в Кубке в следующем году. Судя по анализу личности Арктура Финна, он вполне мог пойти по стопам своего отца и стать еще более жестким правителем, нежели он.

Постепенно в голове Веги вырисовалась идея, которую Корделия так старательно стремилась внедрить. Она засыпала, глядя на свет проносящихся мимо аэрокаров, и понимала, что совсем не против сделать то, чего от нее хотят: устранить преемника Тигариана Финна.

Арктур Финн. Его лицо было повсюду. На плакатах, в газетах. Телевидение освещало, как он готовится к Кубку (насколько можно было освещать то, что происходило за стенами родового поместья Финнов), а также то, как весело и дружно они проводят выходные со своим отцом-политиком. Мать Арктура не показывали, но, судя по сведениям, полученным Корделией, эта женщина жила на спутнике Формоза.

Вряд ли Арктур скучал по матери, ведь у него было все, что только нужно мальчику его возраста: деньги, развлечения, поклонницы, которых тщательно отбирали, а главное – возможность проявить себя, выступив на Кубке Планет. Право занять первое место, и не потому, что оно будет проплачено отцом, а потому что сам Арк был на это способен. Он действительно был лучшим.

– Вега! – Голос матери отвлек ее от старательного зачеркивания лица соперника в газете. – Иди обедать, дорогая.

Сегодня на обед была жареная рыба с картошкой.

«Как можно есть это?» – думала Вега, ковыряя белое мясо.

– Тебе не нравится? – лицо Кары озадаченно вытянулось. – Ты всегда любила это блюдо…

– Так и есть! – Вега попыталась улыбнуться. – Наверное, просто нет аппетита…

Она не хотела расстраивать мать, но было совершенно очевидно, что вместе с модификациями тела изменился и характер Веги.

Она засыпала без любимого игрушечного зайца, не хотела надевать на ночь розовую пижаму, не смотрела сериалы и не понимала своих школьных друзей, которые были в восторге от ее волшебного исцеления. Хотелось завопить во все горло: «Я не та! Я другая!», но раскрыть свою истинную сущность означало отправить себя прямиком в рециклер.

Кара старательно искала причины в себе, готовя все новые и новые блюда, чтобы угодить дочери, но причины были в Веге. Она была другой. Не хуже и не лучше, просто иной.

Примерно через месяц после рождения Вега попросила показать ей ту, чьей копией она должна была стать. В ответ на просьбу мама и папа достали целый ворох фотоальбомов.

– Здесь ты после сдачи на мастер-пилота… мы с отцом не спали целые сутки. – Мама прослезилась.

Она говорила «ты», но было понятно, что речь идет о ком-то другом.

С выпускной фотографии из летной академии на Вегу смотрела симпатичная тринадцатилетняя девочка. У нее были длинные каштановые волосы, ослепительная и немного лисья улыбка. В светло-карих глазах горел огонек, а руки сжимали традиционную для всех выпускников веточку сирени.

– Красивая форма. – Вега провела пальцами по фотографии, попыталась скопировать улыбку девочки, но, судя по тому, как напряглись родители, у нее ничего не получилось.

Разумеется, она помнила все эти события. Двадцатичасовой экзамен на космодроме, неудобные кресла и подначивания инструктора: «Леви-Хоук, давай, на тебя смотрит сейчас вся галактика!» Но эти воспоминания не вызывали никаких чувств: просто сухой материал, словно из учебника истории.

– На самом деле, – сказала Вега, – я бы хотела увидеть ее вживую… если это возможно.

Эон и Кара переглянулись. Корделия предупреждала их об этом желании, мол, «клоны интуитивно хотят знать, что оригиналы не представляют для них опасности».

– Хорошо, дорогая. – Мама наконец выдавила из себя улыбку. – Я позвоню госпоже Ло.

В НИИ биотехнологии и генетики было все так же прохладно и пусто. После аварии впавшую в кому девочку сразу привезли сюда, чтобы снять слепок памяти с еще не поврежденного мозга. Так она и осталась здесь навсегда: в маленьком боксе, подключенная к приборам жизнеобеспечения.

Увидев дочь, миссис Хоук, как всегда, расплакалась. Отец был более сдержанным. Неизвестно, списал ли он со счетов девочку в коме, но ликвидация клона, который стоил как их дом, совершенно не входила в его планы.