Около тахты, по ту сторону, стоял магнитофон, Ольга Николаевна включила его – по комнате поплыла красивая печальная мелодия.
Подойдя к бару, Ольга Николаевна нажала пальцем на золоченую кнопку, украшенную монограммой «ММ». Плоская лакированная крышка бара медленно открылась. В баре стояли бутылки с напитками, много бутылок – Каукалов на глаз определил: не менее двадцати пяти. Напитки самые разные – от шампанского «Мадам Клико» до виски «Баллантайз»…
Каукалов почувствовал себя увереннее. Душу приятно теплила пачка долларов, и, надо полагать, если все будет в порядке, он получит еще. В будущем. У этой милицейской дамы есть, похоже, хорошие деньги. Каукалов нутром чувствовал: есть! Губы у него дрогнули, раздвинулись в спокойной, хотя и несколько неуверенной, улыбке – он понял капризный и одновременно жесткий характер Ольги Николаевны.
– Что будешь пить? – спросила Ольга Николаевна серебристым оттаявшим голосом.
Каукалов сделал неопределенный жест.
– Что дадите, то и буду.
– Есть виски шести сортов, французский коньяк четырех марок, шампанское, водка разная – финская, шведская, русская, немецкая, американская, есть джин с тоником и джин отдельно, тоник отдельно, естественно, тоже есть… Впрочем, что я спрашиваю?! – Ольга Николаевна усмехнулась, открыла бутылку «Лонг Джона», налила в широкий хрустальный стакан с тяжелым донышком немного золотистой жидкости, добавила содовой воды, из морозильника, расположенного тут же, в баре, достала несколько кусков льда, кинула в стакан.
Протянула стакан Каукалову.
– Развлекись пока этим, а я переоденусь.
Ольга Николаевна исчезла, оставив Каукалова одного в комнате. Он отпил из стакана немного виски, поболтал во рту, словно бы старался понять загадку этого напитка, проглотил, поставил стакан на полированный журнальный столик и, не удержавшись, восхищенно прицокнул языком. То, что происходило, ему нравилось.
Вернулась Ольга Николаевна в таком легком и прозрачном халатике, что у Каукалова вдруг перехватило горло и ему сделалось жарко. Ольга Николаевна, не обращая внимания на Каукалова, тоже плеснула себе виски, только из другой бутылки, с черной этикеткой. Это был «Джонни Уокер», – бросила в стакан два кусочка льда и опустилась в кресло. Сделала стаканом несколько круговых движений.
– Вот что, милый друг, расскажи-ка мне о себе. Абсолютно все. Ничего не утаивая.
Каукалов помял пальцами горло. Он рад бы рассказать, да говорить не может – так разогрело его переодевание Ольги Николаевны, ее привлекательная близость.
– Не хочешь рассказывать – не надо, – спокойно произнесла Ольга Николаевна и отпила из стакана. – Если мне что-то понадобится, сама узнаю. Слава богу, досье у нас заведено на каждого человека, – и добавила: – без исключения. А доступ к досье мне открыт.
– Я не… – Каукалов запнулся, отчаянно потряс головой, попробовал посмотреть Ольге Николаевне в лицо, но глаза его сами, без всякой команды, воровато скользнули вниз, к распаху халата, где виднелась ее голая нога.
Ольга Николаевна довольно усмехнулась. Изящно взмахнула рукой и вытянула свои длинные красивые ноги.
Каукалов не мог оторвать от них взгляда. Сглотнул слюну, собравшуюся во рту. Отметил невольно: «Ноги – по полтора километра. Не по километру, как у всяких там топ– и поп-моделей, а по полтора…» Промычал что-то невнятное про себя.
– Теперь несколько слов начистоту… – В серебристом голосе Ольги Николаевны появилась мужская жесткость. – Машина, которую вы сегодня пригнали, не стоит четырех тысяч долларов, ты сам понимаешь. И «жигули», за которые вам Арнаутов отвалил три тысячи, не стоят тех денег… Работаете, сударь, по-мелкому. Понятно? А надо работать по-крупному. Людей убивать приходилось? – неожиданно спросила она.
Дернув одним плечом, Каукалов отвернулся. Нехотя кивнул. Ольга Николаевна засмеялась.
– Благодарю за откровенность. Я почему задала этот вопрос… – Ольга Николаевна отпила из стакана еще немного виски, вкусно почмокала губами. – Хорошие деньги ныне уже не обходятся без крови. Время бескровного совка прошло.
По тому, как легко и спокойно говорила Ольга Николаевна, Каукалов понял: руки у нее – по локоть… И не в варенье, естественно. Разница только в том, что Каукалов убивает людей своими руками, а Ольга Николаевна – чужими. И еще в том, что если его поймают, то будут судить, если же поймают Ольгу Николаевну, – похвалят и продвинут дальше по службе. Как и многих других, ей подобных. Но, как бы там ни было, такое прикрытие – это хорошо. «Крыша» над головой никогда не помешает. Каукалов, не отрываясь, смотрел на точено-белую, очень соблазнительную ногу Ольги Николаевны, теперь едва ли не целиком высунувшуюся из разреза халата. Почувствовал: что-то мешает ему, не может он сделать последнего рывка… С трудом оторвал глаза от ног Ольги Николаевны и в ту же секунду поймал на себе испытующий, холодный взгляд хозяйки.
– А вообще, ты к крови готов? – тихо спросила она.
– Готов, – также тихо ответил Каукалов. – Ради больших денег готов. Только где взять их, большие деньги? В банке? Банков развелось в Москве, как тресковой икры в консервной жестянке, но ни к одному из них не подступишься. Где еще? В ювелирном магазине? В разменном пункте? В конторе Ленинградского рынка?
– Где? – задумчиво переспросила Ольга Николаевна, окинула Каукалова взглядом с головы до ног, в очередной раз оценивая его. Лицо чистое. Глаза – спокойные, темные, какие-то беспощадные. Разглядеть, что в них творится, невозможно: очень уж они темные. Рот прямой. Волосы – в тон глазам. Похож на кавказца, иногда его за кавказца, наверное, и принимают. Но главное – фигура, руки, посадка головы, плечи. Тут кавказского мало, кавказцы обычно с плоскими грудными клетками, под которыми от чрезмерной еды, от пресыщения, вырастают большие «трудовые мозоли», тонконогие и волосатые, а у этого грудная клетка крупная, костистая, плечи мощные, руки сильные, поросшие темным золотистым пушком… Ольга Николаевна неожиданно с наслаждением потянулась. Ей показалось, что этот парень гладит ее тело своими сильными тяжелыми руками и делает это очень бережно, едва прикасаясь к коже. Она ощутила яростное желание броситься в постель и увлечь за собой этого парня.
– Где? – вновь переспросила она. – На банк, конечно, нападать бесполезно, ты прав, но хорошие деньги взять можно и в другом месте. Даже на улице… Например, на главном шоссе России, ведущем на Запад.
– На шоссе? – удивился Каукалов.
– Да. Я имею в виду Минское шоссе. Сколько груженых фургонов каждый день проходит в Москву по этому шоссе? А? По моим подсчетам, от шестисот до тысячи. А каждая такая фура – это несколько сот тысяч долларов. А то порою и миллион, и даже больше миллиона, если там везут компьютеры, телевизоры, фотоаппараты или дорогую одежду.
Каукалов с восхищением посмотрел на Ольгу Николаевну, потом, неуклюже приподнявшись, поклонился и потянулся через столик к ее руке – захотелось поцеловать тонкие, длинные, вкусно пахнущие духами пальцы. Так, кажется, принято в высшем свете – целовать именно кончики пальцев. Ольга Николаевна усмехнулась и сама протянула Каукалову руку.
– Я все понял, – пробормотал Каукалов и неумело, излишне громко чмокнул руку Ольги Николаевны.
Получилось, конечно, неуклюже, но ничего – для первого раза должно сойти.
– Надо, конечно, основательно проработать детали, совершить несколько челночных поездок по Минскому шоссе, посмотреть, как идут грузовые фургоны, много ли одиноких машин, какой груз они везут, где любят останавливаться водители, где ночуют и так далее – в общем, нужен полный пакет информации по этому шоссе. Пол-ный! – подчеркнула Ольга Николаевна жестким командным голосом.
– Есть вопрос, – сказал Каукалов. – Нужна будет машина. Мне как… самому достать ее или уже где-нибудь есть готовые колеса?
– Самому достать. Обязательно «жигуленок» с хорошим мотором. Почему именно «жигули», а не «вольво» – объясню потом. Да вы с напарником и без меня все поймете, – Ольга Николаевна покрутила в руке стакан с напитком. Звонкие льдинки, касаясь хрустальных боков стакана, издавали тонкий печальный звук. – Особо надо обратить внимание на отбившихся шоферов и на машины, сломавшиеся в пути. Как их ремонтируют, кто ремонтирует, ждет ли весь караван сломавшийся автомобиль? Есть ли между машинами радиосвязь?
