– Как сказать… Тут очередная жалоба на тебя пришла. И мои рьяные бульдоги уже что-то накопали на твою кооперацию.

– Что на этот раз?

– Все как обычно. Людям глаза колет, если кто-то лучше них живет.

Прокурор области Егор Владимирович Дунаенко уже не раз клал на стол Бородину рапорты своих подчиненных, основанные на анонимках. В очередной раз Марк Наумович, пробежав глазами новый пасквиль, тяжело вздохнул:

– Тебе как обычно?

– Можешь еще что-нибудь добавить, у супруги день рождения на носу.

Марк Наумович достал талмуд из нижнего ящика стола, открыл его на середине и что-то пометил карандашом. Молча нажал клавишу на селекторе.

– Люсенька, скажите, Фима вернулся из Молдавии? Привез? Ну хорошо, тогда просите Бельковича ко мне!

Через несколько минут в кабинет постучался шарообразный Иосиф Моисеевич Белькович, заготовитель конторы.

– Звали, Марк Наумович?

– Да. Отпусти Егору Владимировичу из «фонда», все как обычно, да еще добавь пару бутылок коньяка.

– Будет сделано.

– Что-то еще? – усталыми глазами посмотрел Бородин на прокурора.

– Нет, нет, спасибо, дорогой, не волнуйся, все будет шито-крыто.

Белькович проводил прокурора на склад. Взяв журнал, выписал полный набор дефицита за счет «фонда». Егор Владимирович, прихватив полный саквояж, исчез. Очередной отказ в возбуждении уголовного дела стоил три кило свинины, три кило говядины несколько колец деревенской колбаски, батон буженины, по четыре банки зеленого горошка и маринованных огурчиков, две банки черной икры и пять бутылок французского коньяка. Разумеется бесплатно, ибо на зарплату прокурора в 95 советских рублей особо не забалуешь.

Вернувшись из Молдавии, Фима, сдав привезенный товар на склад «фонда Бородина», наконец приступил к прямым обязанностям.

– Сколько с Украины огурцов прибыло? – зайдя на склад овощной продукции, поинтересовался Фима у Бориса Гринберга, заведующего овощным складом потребсоюза.

– Еще разгружают. Сорок ящиков пока, а там еще столько же, – не отвлекаясь от бумаг, буркнул в ответ заведующий складом.

Фима по-хозяйски подошел к огурцам, взял на пробу:

– Вкусный, не горчит. По рублю оформляй, 10 копеек на гниль спишешь.

– Не будут шуметь сдатчики?

– А куда им деваться, обратно же не поедут. Боря, ну что такое в наше время 10 копеек?

– По рублю так по рублю!

– Что еще?

– Редиска есть и капуста.

– Посмотрим… Будут стонать, на три дня задержишь. Скажешь, места нет в хранилище.

Фима вышел во двор конторы, где разгружались овощи, пожал сдатчикам руки и отправился восвояси.

Он спешил обрадовать Аннушку приобретенным невероятно дефицитным плащиком из итальянской болоньи. Жена много раз просила достать этот писк моды, поскольку дама, ставшая обладательницей такого плаща, считалась модницей, которая «умеет жить». Обычно привозили такие плащи контрабандой из Финляндии, но Фиме удалось за большие деньги купить модный товар в Молдавии у местного фарцовщика.

– Аннушка, я дома! – с порога крикнул Фима, доставая из саквояжа заветный сверток с болоньевым плащом. – Дорогая, смотри, что я тебе привез!

Аннушка на радостях тут же бросилась примерять обновку, битый час крутилась перед зеркалом, любуясь и восхищаясь… пока Фима рассказывал в подробностях про то, как он навещал детей в Молдавии. Аннушка настолько была увлечена собой, что будто и не слышала его рассказ. Советской женщине хотелось не только одеться, но и выделиться из общей серой массы с помощью яркой иностранной одежды.

– Надо бы сходить в исполком, узнать, что там с очередью на машину, – вдруг промолвила Аннушка, продолжая смотреться в зеркало. – В таком плаще надо ездить в машине! Ну правда, скажи, Фима! Завтра же пойду в салон в нем!

– Завтра дождя не будет, дорогая!

– А я думаю, ради такого случая, он обязательно пойдет!

И, правда, чего не сделаешь ради любимой женщины – на следующий день пошел дождь. Аннушка попросила, и он пошел. В черном болоньевом фирменном плаще она с гордым видом вплыла в салон красоты, но, когда снимала обновку у зеркала, ее взгляд остановился на… точно таком же плаще! Радость причастности к высшей касте улетучилась вмиг. Анна покрылась красными пятнами от волнения и возмущения, но подошла к нахальной сопернице с вопросом, откуда, мол, товар и как она посмела надеть точно такой же модный прикид.

– Да не волнуйтесь, не контрабанда, – парировала блондинка. – Мне из Грузии привезли, там цеховики организовали нелегальное производство, они закупают ткань и лейблы в Италии.

– Не может быть, мне только вчера муж привез из Молдавии, – не унималась Анна.

– Ну что делать, могу предложить сравнить лейблы и швы – в итальянских оригиналах обычно не видно потайных швов, все под подкладкой зашито.

Женщины сняли обновки и принялись пристально рассматривать изнанку болоньи, не обращая внимания на ожидающего клиентов мастера по женским прическам. И очень скоро Анна поняла, что и тот, и другой плащ шиты в одном подпольном цехе, и, может быть, где-то в Грузии.

– Обманули мужа, обманули, – чуть не плача причитала Анна, сидя в кресле парикмахера. – А все потому, что давно надо было достать такой плащ, а не тогда, когда эти халтурщики свое производство наладили! И теперь мне опять ходить серой мышью? Как все?

Основным недостатком директивного планирования, как известно, являлась замедленная реакция на изменение научно-технического прогресса и моды в нашей быстротекущей жизни. Пройдет еще немного времени, и советское правительство, мыслящее масштабными «миллионами», решит не отставать, а идти в ногу со временем, и наладит свое производство болоньевых плащей. И вскоре все магазины будут забиты такими обновками, но их уже мало кто будет покупать.

Ранним утром заготовители потребительской кооперации Ефим Андреевич Шлесинберг и Иосиф Моисеевич Белькович выехали в Гродненскую область на закупку и заготовку рогатого скота. Для этих целей им всегда выписывались под отчет крупные суммы. Несколько часов пути на тарахтящем грузовике – и заготовители очутились на деревенском базаре, на котором столпились сдатчики, их большеглазые коровы да упитанные бычки.

– Здорово, мужики! Как сегодня товар?

– Смотри, уважаемый, все как на подбор.

Шлесинберг подошел к давнему знакомому деревенскому старику Митричу и его коровам, а Белькович, заметив неподалеку несколько крепких бычков, двинулся дальше.

– Хороша Зорька, хороша. Что просишь?

– Пятьсот рублей, не обижу, хороший товар.

– Да ты что, Митрич, з глузду з’ехаў? Ты где такое видел? Я что, похож на капиталиста? 100 рублей – красная цена!

– Ефим Андреевич, не дай помереть с голоду семье, какие сто рублей! Я ж сколько кормил свою Зорьку-то, смотри, какая упитанная.

– Аж ребра торчат, упитанная! 100 рублей – и дело с концом. А вот еще ту куплю – за две 200 отдам! Когда такие деньги видел, Митрич? Соглашайся!

Митрич еще несколько минут попыхтел, но согласился. И правда, семью кормить надо, другие и этого не дадут, а если и дадут, то через год. А тут можно прямо сегодня получить заветные деньжищи.

– Забирай Зорьку и Венеру! – прогундел Митрич.

– Скрестили арбуз с тараканами, на самом деле Венера? – усмехнулся Шлесинберг. – Вот тебе 200 рублей – и дело с концом!

Вдалеке базара торговался Белькович, наступая массой тела и громогласным баритоном на тщедушного мужичонку с бородкой:

– Слушай, это – не телятина, а старая говядина!

– Эй, мил человек, что ты говоришь, слушай, этот теленок только сегодня утром бегал за коровой.

– Так он не за молоком бегал! Наверное, за чем-то другим! – под общий гогот базара парировал Белькович, подходя к привязанной за веревку животине:

– Ну что, коровка, что ты мне сегодня дашь – молочка или говядинки?

Белькович заплатил за корову, погрузил в машину и направился дальше. Обладая полной свободой при закупке рогатого скота, он, как обычно, снижал вес и цену до неприличия, пока не нарвался на здорового крестьянина, готового постоять за себя и за свою упитанную корову: