— Ну, если только немножко поздновато… — опустила она голову.

— В дом, — скомандовал босс — Немедленно. Высушиться, выпить чай с малиной. А завтра… — его голос обжигал холодом — завтра мы с вами проведем день трудового воспитания. И отработаем сегодняшний отгул! — припечатал он последней фразой.

“Лена, может зря мы его провоцировали — зашуршали тараканы Елены Владимировны — Он вон как может”

Лену не надо было просить дважды.

— Люда, — подал голос второй недовольный экзекутор — можно вас на минуточку.

Они отошли в сторону, и Егор начал нашептывать ей что-то такое, что девушка залилась румянцем и виновато опустила глаза.

Борис вошел в дом вслед за Леной.

Так вышло, что веранду от входа отделяла лишь занавеска, а её, как известно на ключ на запрешь. (Чудовищная досада!).

Отодвинув шторку, Борис хотел лично высказать Елене Непослушной, все что думает о её выходке, но с первого же вздоха страдальчески осекся. В лунном свете, лившимся из большого окна, стояла хрупкая девушка, она распустила мокрые волосы, и они все перепутались за её спиной. Скинув платье она стояла в одних трусиках, в полной уверенности, что её никто не видит и вытирала шею и живот полотенцем.

Но её видели. Почти не тронутая загаром кожа, ночью казалась еще белее. От движений её рук на спине медленно двигались лопатки, а капельки воды, падая с волос, быстро стекали по позвоночнику, убегая в выемку ниже поясницы. Он мучился, но не мог не думать о тех местах, которых сейчас касается это полотенце.

Он боялся отвести взгляд. Пошевелиться. Вздохнуть.

Если она обернется — всё пропало. Он здесь не нарочно, но она не простит.

Однако, не обернулась. Одинцову показалось, что прошла вечность, но на самом деле, быстро промокнув себя полотенцем, Лена натянула ночную сорочку и принялась навешивать мокрый сарафан на стульчик.

Переждав несколько секунд, начальник подал голос.

— Елена Владимировна, — это прозвучало, так неестественно хрипло, что Лена подскочила от испуга. Начальник прокашлялся.

Она смотрела на него и думала, ну почему он опять видит её в ночной одежде? Он смотрел, и молил все высшие силы ниспослать ему терпения.

— Елена Владимировна, — повторил Борис более мягко, приближаясь вплотную. Одну ладонь он приложил к её щеке, а другой наглым образом провел по её бедру — Быстро в теплый душ. Ты вся холодная.

Не сразу сообразив, Елена таки отмерла, и схватив сумку с вещами побежала внутрь дома.

Влетев в ванную, она закрыла дверь и прижалась к ней спиной. Дотронулась до своей щеки. Она правда была холодной, настолько, что не успела впитать тепло его руки, но ощущение все таки осталось. Девушка поймала в отражении свою глупую и счастливую улыбку.

Если бы на маленьком приусадебном участке семейства Одинцовых этим утром снимали кино, то саундтреком к такому триллеру стала бы бессмертная мелодия из оперы “Кармен”

Там-там-та-рам. Та-рам там-та-рам…

Несмотря на открывшуюся взаимную симпатию, начальник и помощница по по какому-то обоюдному, молчаливому согласию сегодня друг на друга — обиделись!

Борис Олегович решительно распахнул калитку, ведущую с огорода. Его брови грозно хмурились, лицо было мрачным. Сегодня Одинцов надел брюки и рубашку, демонстрируя свой настрой на непосильный рабочий лад.

В свою очередь, дверь дома распахнулась.

Его, леденящие душу неискушенного работника, глаза встретились с её гневным, полным праведного негодования взглядом. Он прищурился. Елена Владимировна гипнотизируя его, скривила губы в своей особенной, много-проблем-обещающей улыбке.

На незаменимом работнике была фривольная черная маечка и длинная цветастая юбка с разрезом, демонстрирующим её полное “пошел ты…” на его рабочий лад.

Постреляв глазами, они синхронно двинулись к летней кухне (дефис) временному офису.

Пока Елена с достоинством королевы спускалась по ступенькам, её юбку трепал нежный ветерок, точно обрисовывая изгибы ног. Пока Борис походкой хищника приближался к столу, под его рубашкой напряженно перекатывались мышцы.

Ноутбук открыт. Работа закипела.

— Кажется, будет гроза, — полушепотом сказал дед Василий, опираясь на калитку и поглядывая на небо.

— И у грозы будут жертвы, — тихо заметила Люда, нервно отпивая молочко прямо из банки, явно ощущая себя слабым звеном в этой излишне работоспособной цепочке.

Личное сообщение:” Леночка, вам в маечке не холодно?”

На шефа бросили недовольный взгляд из-за экрана.

“Леночка — это он специально…”- подумала помощница.

ЕВ:” Нет. А вам, Борис Олегович, не холодно? На вершине своих моральных принципов?”

Отбила она пальчиками по клавиатуре. А что? Не хочет напрямую разговаривать — не надо.

“Это нам отповедь припоминают…”- подумал Борис.

БО: “Какое огорчение! Ваш сарказм, как удар в моё сердце… По-ласковее надо быть с начальством…”

ЕВ: “Принимайте такой, какая есть… и успокоительное”

“Крапива Владимировна…”- думал Борис, украдкой улыбаясь.

“Балбес Олегович…”- думала Лена, поджимая губы.

Они просидели “За работой” до самого обеда, играя в “у кого спина прямее” и “кто кого пересидит, то и работник месяца”, пока Василиса Егоровна с угрозами не загнала их домой.

- “Люблю тебя не могу, но жить с тобой не хочу”, - прокомментировал Егор, сидя на лавочке у сарайчика.

— Как романтично, — прошептала Люда, глядя как после третьего “после вас, дорогой директор”, Борис собственноручно запихивает Лену в дом.

Егор по доброму улыбнулся, погладив Людмилину руку.

— Боренька, — Василиса Егоровна нежно погладила внука по макушке, — сыночек, надо в старый дом сходить, малину собрать.

— Сейчас иду, — ответил Боренька, сворачивая чистые полотенца.

— И Леночку с собой возьми, — с капелькой надежды в голосе попросила старушка, сверкая лучистыми глазами.

— Возьму, — уныло буркнул Борис.

Старый дом Одинцовых стоял на краю деревни, собственно кроме малинника и старого сруба, там больше ничего и не было. (Ну, может земельный участок, чисто юридически).

Всю дорогу Борис пытался разговорить свою Крапиву, и кажется, она даже немного оттаяла.

” Не дрейфь, Ленка! Сей час мы ему покажем… — суетились тараканы. — Ты только примани чуть-чуть!”

Как только молодые люди добрались до малинника, маленькие нарушители женского мозгового спокойствия приступили к делу.

” И та-а-ак! — орал какой-то самопровозглашенный таракан в треуголке как у Наполеона (кажется его когда-то звали Азарт) — Операция начинается!”

“Давай, Ленка! — орали остальные — Давай собирай малину, одну ягодку в ведро, другую в рот… Да зачем ты ладошкой запихиваешь?! Пальчиком, чтоб губы было видно!.. Теперь ещё раз! Прям, чтоб сок потек!”

“Ребята, — нерешительно взмолился маленький тараканчик (вроде Совесть) — может не надо…”

“Надо!!! — рявкнули на него всем тараканьим скопом. — Давай, Ленка! Сейчас мы ему отомстим за нашу головомойку!”

“И за море!” — пропищали нервы

“За море! За отпуск! — орал таракан-Наполеон — Вон какой разрез на юбке — пользуйся! А ты присядь, внизу тоже ягоды растут!”

Под конец сбора малинового урожая Борис Олегович сам был похож на малину, причем на ту, что в самом дне ведерка. Красную и помятую.

Слизнув с пальчиков остатки ягодного сока, Лена спросила

— Ну что, идем?

— Да, одну минутку, Леночка — ответил Борис, глядя на помощницу нечитаемым взглядом.

Он медленно приблизился. Она попыталась отступить, но позади был колючий кустарник. Начальник приподнял её подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза и замереть. Глядя в это пульсирующий темный омут, её сердце сорвалось с поводка и пустилось вскачь.

— У вас… на лице, — прошептал он в её губы. И поцеловал.