мир, потонувший в грязи ноября,

и жизнь, прожитую как будто бы зазря

в глуши неубранных квартир.

Какое небо! Какая нежность!

Там тишина, покой и безмятежность.

Ах, эта осень! Какая осень!

Ах, эта осень! Какая осень!

Вперемешку золото и кровь.

И ты, в глаза мне глядя, нежно спросишь:

«Скажи мне, это ли любовь?»

И я отвечу: «Счастье и любовь».

И мы закружим с листопадом

осенний вальс под первый снег.

И ты со мной, со мною рядом,

и нас счастливей в мире нет.

Осенний вальс под первый снег.

Ах, эта осень! Ах, это счастье!

Ах, эта прелесть жёлтой красоты!

Ах, как не хочется с тобою мне прощаться!

И так не хочется терять свои мечты.

Ах, эта боль осенней красоты.

Ах, эта осень! Эта грустная осень.

Я один в упоении ласковых чувств.

Снег ложится на мокрый асфальт, словно проседь,

и на сердце щемящая тонкая грусть.

Ты меня о любви не спросишь.

Мне уже ничего не вернуть.

Если б я был художником

Если б я был художником – было бы счастье,

я б, как стих, написал твой портрет.

Я б был предан ему всей душою и страстью,

я б забыл, что тебя рядом нет.

Я б его полюбил, как никто никогда,

такой чистой открытой любовью.

Я всю ласку, всю нежность ему бы отдал,

я бы верил, что ты со мною.

Если б я был художником, было бы счастье,

но я не художник, нет.

Боль останется болью, страсть останется страстью,

но не я напишу твой портрет.

Мы не вдвоём, но чувства не обманешь

Мы не вдвоём, но чувства не обманешь,

и мне тебя так просто не забыть.

И мне осталась на прощанье память,

О том, что посчастливилось любить.

И я писал тебе об этом строки,

о жизни, помнится и даже о судьбе.

И были вечера и ночи одиноки,

Но я писал, о чувствах, о тебе.

Но ты же холодна к моим стихам,

ты никогда не восхитишься ими.

Прости, что для тебя я их писал,

они не перестанут быть твоими.

Ты ни одной строки в них не прочтёшь,

и не подумаешь ни на одно мгновенье,

как билось сердце чувственно и в дрожь

и как я увлекался вдохновеньем.

И всё же, самою большой наградой

мне было б, если б ты сочла сказать:

«А знаешь ли, я очень рада,

что ты не бросил их писать».

Песня

Снегопад, снегопад, снегопад,

скрой следы её туфелек тонких,

чтобы смех её звонкий-звонкий

мне не вспомнить уже никогда.

Чтоб забыть её ласковый взгляд

и нежную грусть улыбки.

Заметай, заметай, снегопад,

все печали и все ошибки.

Заметай, заметай, заметай,

ничего не желаю помнить.

Что же снег твой проклятый тает.

Давай-ка ты лучше спой мне.

Спой, да так, чтобы вон из души.

Чтоб ни голос, ни взгляд не остался,

по которым когда-то грустил.

Пой, снегопад, пой, снегопад, пой, снегопад, и пляши.

Да мало ль в кого я влюблялся.

Да мало ль кого я любил.

А теперь затяни заунывную,

что-то хочет душа погрустить.

Как любил я когда-то милую,

как её не могу забыть.

В тонких книжках будут строчки

В тонких книжках будут строчки,

а меня уже не будет.

Мои сыны и мои дочки,

мои маленькие люди.

И, быть может, в уголочке

кто-то даже ночь загубит

с тихой грустью в одиночку,

что меня уже не будет.

В тонких книжках будут строчки,

и, быть может, книжку купят.

И тихонько в уголочке

с наслажденьем ночь загубят.

А быть может, той же ночкой

кто-то в книжку палец сунет,

замарает книжку в слю́нях,

может, даже в книжку плюнет —

не понравилось ни строчки.

Памяти Токаревой О.В, давшей начало студенческим сборникам поэзии и прозы в НМК

Вы живы памятью о вас,

и потому надолго.

Печалью слов и грустью глаз,

и чувством долга.

И неоконченным трудом,

и недосказанным сомненьем.

Наш мир подвержен тленью,

но вы в ином.

Вы не подвластны временам

и нашим взорам.

Мы все уйдём, коль скоро

нас позовут по именам.

Кто вас назвал, кто вас нарек?

А было имя вам – святая.

И смерть мучительна, не в срок.

Жизнь роковая.

Ушли, шагнув через порог-

куда – не знаю.

И где ваш мир как он далёк?

Но заклинаю:

Коль взял, так пусть благоволит вам.

Нам не сочтите ж за грехи

читать вам в память, как молитвы,

свои стихи.

Марте Жирновойв 2011 году в ответ на посвящение

Мне не верится в поэзию вообще,

и я не вижу будущего в частности.

Сейчас в поэзии такой расклад вещей,

что стыдно думать о своей причастности

к тому, что есть сегодня, ибо я,