Моей маме. С любовью, о которой никогда не говорил.

Подмигни красивым глазом

Подмигни красивым глазом,

помани к себе на небо —

прибегу туда же сразу,

да туда, где ещё не был.

К тем приду, кого не знаю.

Погляжу, чего не видел.

Ах, что за жизнь у вас чудная!

Вот бы жить такою жизнью!

Вот бы жить, да вот бы славить!

Да гореть такой звездою.

Позови меня, и я ведь,

может быть, чего-то стою.

Может, я горел бы тоже.

Может, мне бы в свет смотрели.

Может быть, такое может

быть на самом деле?!

Я брошу всё, и даже счастье,

только позови меня скорей.

И со всей своей энергией и страстью

я хочу звездой сгореть.

Грустной матери

Скрой досадную грусть,

не тревожь понапрасну

ни детей, ни себя.

Не вздымай тихо грудь,

не вгоняй себя в краску,

пока дети глядят.

Потерпи, придержи,

им ведь тоже досадно,

что у матери жизнь

вся не складна, не ладна.

Им ведь тоже печаль.

Им ведь тоже беда

и тревожное детство.

И от этих начал

им потом никуда

не сбежать и не деться.

Никто не знает, как рождаются стихи

Никто не знает, как рождаются стихи,

лишь тот, кто всей душой болел.

Кого они томили, как грехи,

кто, как свеча, в стихах горел.

Кто весь сгорал, до углей и дотла,

кто всё сжигал, спокойствие и разум.

Но в том огне – как ночь была светла -

он тоже знал. Поэзией наказан

быть может, он, прости меня, Господь.

И всё-таки, не каждому понять,

как ломится душа, и тает плоть,

чтоб всё излить и чтобы написать.

Чтоб всё излить, и чтоб легко вздохнуть,

всё выложив рифмованным букетом.

Чтоб сквозь печаль и трепетную грусть

понять, какое всё же счастье быть поэтом.

Рушатся чувства и мысли заветные

Рушатся чувства и мысли заветные —

всё же тревоги правы.

Нет, я не верю, что стану поэтом,

увы! Увы!

И мысли, и чувства – всё без ответа,

а вы? А вы,

написанные когда-то —

как грусть, как грусть.

Все убежали куда-то.

И пусть, и пусть.

Но если бы вспыхнуть душой

да с вами сгореть без остатка!

И с чувством в смертельной схватке,

и с сердцем в последний бой!

Но я не стану, не стану поэтом,

как жаль, как жаль.

Ни счастье, ни радость – ничто не воспето,

ни грусть, ни печаль.

И дальнее эхо по ветру, по ветру:

«Прощай, прощай…».

Нет прежней радости

Нет прежней радости, и счастья больше нет.

И прежней искренности в строках нет, не будет.

Я очень много потерял за пару лет

и с парой вверенных чужих и милых судеб.

Я искренне теперь не рассмеюсь,

не утону в мечтаниях и спорах,

что очень, очень скоро

пройдут печаль и грусть.

Что ж, пусть пройдут, теперь мне всё равно.

Пусть будет так, как будет.

Пусть кто-нибудь решит и всё рассудит,

пусть кто-нибудь допьёт моё вино.

Я всё утратил, искренность ли чувств,

утратил нежность, страсть и силу

сердца, что когда-нибудь любило,

и пламень дерзких уст.

Я стал другим, былого больше нет,

и прежнего, увы, уже не будет.

Я очень много потерял за пару лет

и с парой дорогих ушедших судеб.

2010

Дни и ночи много-много

Дни и ночи много-много

на душе моей тревога

снова говорит.

На столе горит свеча,

жадно в тишине треща.

По кому горит?

Может быть, она по мне?

Может, по моей стране?

Может, просто так?

За стеной играет скрипка.

Кто-то тихо дверью скрипнул

грустной скрипке в такт.

Может, кто пришёл за мной?

Может, за моей страной?

Может, это друг?

Снова выглянул в окно.

Ночь. Уже темным-темно.

Я увидел вдруг:

тряпка ночи чернь черна.

Как бельмо висит луна.

Тишина ночи.

Как-то мне не по себе.

Сел и встал – не стал сидеть —

стоя помолчим.

Знать, не зря горела свечка

и играла в этот вечер