Она, чёртова плоть, не привыкшая к отказам, продолжала пульсировать, направляя в голову видения извивающейся возбуждённой Аделины, раскинувшей руки… или того хлеще, с закреплёнными над головой кистями, истекающей соком и желанием. Пришлось мысленно дать себе ещё одну отрезвляющую затрещину, для симметрии с другой стороны.

За каким магистром мне сдалась эта холодная стерва?

Прикрыв глаза, я насильно выбросил её из головы, но расслабляться не спешил. Немного усилил возможности, благо, прятаться от электроники давно уже научился. Везде камеры, обычная паранойя богатых, наверняка наблюдает, что буду делать. Дрочить не пойду, не надейся.

А вот это мне уже не нравится. Пока отвлекался на жену, Дана вовсю копалась в моей информации. Магистру тоже не понравилось бы. Но я ему не скажу, обойдётся. А вот обо мне, милая, ты ничего не узнаешь.

Аккуратно, в унисон с программами андроида, я вошёл в систему и медленно, байт за байтом вычистил всё, что она успела сохранить, не забывая имитировать сон.

Сон мне не нужен, разве что в качестве баловства. Я восстанавливаю силы иным способом. Но жёнам и их андроидам это знать ни к чему.

Аделина

Как же я сглупила! Самый первый вызов к Трамму почему-то совсем не насторожил, даже то, что дело близилось к ночи. Так поверила, будто мне повезло!

Пока ждала отца в нашем маленьком домике на Риззе, куда доставил Луч, отобрала этот закрытый пансион из многих, как место, где можно пересидеть. На случай, если всё будет плохо.

Но оказалось ещё хуже. Война добралась и до Риззы, уничтожив полпланеты. В одной из галактических сводок погибших я нашла имена родителей. Припасы таяли и пополнять и было негде. Меченые зверели, каратели уничтожали их всё более безжалостно.

В любой момент меня могли найти.

Заряда нелегального Луча оставалось на одно перемещение.

И я решилась…

Больше всего боялась поиска документов, идентификации личности. Но меня приняли, как и ещё нескольких осиротевших детей. Война уничтожила много семей и баз данных. Никто ничего не заподозрил, вымышленное имя стало настоящим, мне обещали новые документы после окончания.

И первые месяцы я оставалась просто счастлива!

Нужно было бежать. Но я слишком многого тогда не знала.

– Марибель, я говорил с мадам Понтис.

Такое начало вызвало лёгкую панику, но я даже не подозревала масштабов катастрофы. Воспитанники редко видели господина Трамма, однако слышали о нём только хорошее! Поэтому самое страшное, что мне пришло в голову при упоминании нашей пансионской врачихи, – что меня ждёт какой-нибудь укол или…

Или.

Я должна была сообразить, что мадам Понтис лично переговорила бы со мной!

Но я оказалась слишком не готова встать перед реальностью. Родители всегда опекали меня. Слишком опекали.

– Ммм… видишь ли, Марибель, старшие девочки раз в месяц ходят к ней… по определённым женским потребностям, просят средства личной гигиены.

Сердце ухнуло в пятки. Как же я об этом не подумала! Прокололась на такой ерунде! О грешный дух!

Я слегка попятилась, но господин Трамм поднялся, тон его сделался намного холоднее:

– Либо ты беременна, либо…

Он приблизился ко мне, взял руку, приподняв рукав.

– Я не беременна, – пискнула я.

– Естественно. За эти месяцы у тебя вырос бы заметный живот.

– Можно сделать УЗИ…

– УЗИ, – хмыкнул Трамм. – Сомневаюсь, что оно нам пригодится. Лучше я покажу тебя… ммм… специалисту.

– Не надо… – прошептала я, попытавшись забрать руку и отступить, но Трамм не отпустил.

Огромное кресло, стоящее спинкой, вдруг развернулось, являя ещё одного мужчину.

Я же всегда остро чувствовала постороннее присутствие, а тут! Как могла не заметить? И ещё одного, отделившегося откуда-то из-за шторы! Будто их и не было вовсе…

– Ну что? – проговорил сидевший в кресле, пока второй медленно шёл к двери.

– Рука чистая. Без единого волоска, – отозвался Трамм.

Мужчина в кресле удовлетворённо кивнул. А я всё никак не могла оторвать взгляд от его холодных, немигающих глаз.

От него исходила сила и мощь, сопротивляться которой казалось бесполезным.

– Раздевайся, – отрывисто приказал он. Сзади щёлкнул замок двери, и я остро осознала, что даже ничтожный шанс на побег утрачен.

– Господин Трамм? – обернулась к директору.

– Делай, – кивнул он.

– Но… в вашем пансионе строго… несовершеннолетние… – пробубнила я. Я специально больше прочих выясняла именно этот вопрос! Родители не успели толком рассказать… ждали особенного дня. Да так и не дождались. Но кое-что я всё-таки знала.

– Несовершеннолетние? – хмыкнул Трамм. – Ты, конечно, выглядишь на заявленные пятнадцать… Но мы знаем, кто ты, Адель дель Та-Эрги, и знаем, что тебе давно уже двадцать, – огорошил он, резко превращаясь из доброго учителя в безжалостного вершителя моей судьбы. – Если не хочешь, чтобы тебя нашли, делай то, что мы говорим. Беспрекословно.

Паника разлилась по телу, вызывая мелкую дрожь. Трамм брезгливо поморщился, но второй, с холодным взглядом, смотрел наоборот, заинтересованно. Я оглянулась. Третий мужчина был, пожалуй, моложе и худее остальных. Привалившись к двери, он пристально оглядывал происходящее, словно готовый в любой момент меня переловить.

Что я против них?

Да они же сейчас…

– Адель, – вкрадчиво произнёс сидевший, и от его голоса у меня мурашки пробежались по телу. Я должна раздеться? Тут, при всех них? При их заинтересованных взглядах? А если не разденусь, они меня скрутят и разденут сами?

– Зачем? – голос слушался с трудом.

Директор бросил взгляд на сидящего, тот кивнул, словно подписывая мне приговор.

– Адель, будь послушной девочкой, – произнёс Трамм. – Поверь, никто с тобой церемониться не будет… так, как мы.

Я верила. Пока ждала на Риззе, успела кое-что узнать и кое-о-чём догадаться.

Медленно подняла руки, расстегнув молнию на боку, и стащила платье вниз.

В пансионе было тепло, поэтому я не носила колготы. Только бельё.

Трамм взял платье, бросил на диван.

От мужских взглядов внутри сделалось горячо, живот непривычно потянуло и грудь начала внезапно набухать, чуть не выскакивая из бюстгальтера. Хотя бы руки перестали дрожать.

– Дальше, – властно скомандовал сидящий. Он был самым привлекательным из всех и самым пугающим. Я сосредоточилась на широких плечах, на миг понадеявшись, что они защитят меня от всего мира, что его сила будет направлена не против меня, а за.

Дура.

Непослушными пальцами расстегнула застёжку, снимая бюстгальтер. Соски напряглись, затвердели и торчали совсем уж неприлично, вся грудь будто сделалась больше почти на размер.

– Что скажешь, Гер? – нетерпеливо спросил господин Трамм.

– Без имён, – поморщился тот, поднимаясь. – Похоже, ты прав.

Словно зачарованная я смотрела, как он приближается, ужас и неясное томление внутри сплелись тугим комом, лишая мыслей и воли.

Гер подошёл с видом знатока и хозяина жизни. Провёл рукой по левой груди, ощупывая, словно что-то искал. Улыбнулся довольно.

– Чисто.

После взялся обоими руками за соски, разминая их, потягивая и явно получая удовольствие.

Волна жгучего стыда, сплетённого с неожиданным наслаждением, накрыла меня, отгоняя страхи и крики рассудка.

– Продай мне её, – произнёс Гер.

– Она моя, – мрачно отозвался Трамм. – Она моя по праву.

Гер с сожалением выпустил мою грудь. Они вели себя так, словно я вещь, с которой можно не считаться!

– По какому праву? – хрипло выдала я, борясь с собственным голосом. Но ответом меня не удостоили. Вместо этого Гер потянул вниз мои трусики.