– Опять эти русские. Куда ни ткни, везде они, – с чувством особого негодования и досады произнес вице-президент, не в силах сдержать внутренние эмоции.

Он горел желанием добавить еще что-то обидное, но обжигающий и значительный взгляд президента не дал ему закончить.

– Могу продолжить? – с легким налетом иронии обратился Кауфман к президенту.

– Да, да. Конечно, – все еще пристально глядя на своего заместителя, поспешил ответить тот.

– К великому сожалению, не имею возможности с уверенностью сказать за весь русский народ, но их ученые, как люди, достойны огромного уважения. Умные, в основной своей массе честные, постоянно уважительные и всегда готовые прийти на помощь. Понимаю, что мои слова не относятся к делу, но не отметить данного факта просто не могу, – после этих слов ученый выразительно посмотрел на вице-президента, но особого внимания все же заострять не стал. – По своему рабочему профилю чаще других общаюсь с профессором Жаровым из города Иркутска. У нас схожие направления деятельности, мы знакомы лично и неоднократно встречались на научных конференциях. Очень умный, порядочный человек и, бесспорно, один из лучших специалистов в своей области. Его научно-исследовательская деятельность напрямую связана с изучением солнечных пятен, их зарождения, условной жизни и смерти. В своих научных работах Жаров основное внимание уделяет группированию пятен и их, если так можно выразиться, поведению именно в группах.

– Рождение, жизнь, смерть, поведение, группировки… Вы серьезно? Это же просто пятна на поверхности одной из миллиардов звезд во вселенной, – не особо стараясь скрыть насмешливые интонации в словах, еще раз невежливо влез вице-президент.

Но буквально через пару секунд его лицо изменило свое выражение. Видимо, мысли о том, что в науке он является полнейшим дилетантом и в данную минуту выглядит крайне глупо, заняли свое лидирующее место и оказали правильное воздействие.

– Прошу меня простить за торопливые и лишние слова, – глухо прозвучал голос второго человека в государстве. – Впредь воздержусь от ненужных комментариев.

В ответ Кауфман лишь едва заметно кивнул головой, давая понять, что принимает озвученные вице-президентом извинения.

– Как уже говорили в самом начале нашего разговора, на Солнце ожидается мощнейшая вспышка. В интервале от шести часов до суток магнитные линии одной неожиданно появившейся и крупной группы пятен рекомбинируют с линиями другой, которая подошла достаточно близко. По действующему протоколу аварийные службы предупреждены еще два дня назад, но мы не ожидали таких серьезных показателей.

– Какова возможная вероятность этого события? – больше не сдерживая себя, задал острый вопрос министр обороны, едва в словах ученого возникла кратковременная пауза.

– Мы считаем около пятидесяти процентов.

– Так это не страшная цифра, – министр обороны даже выдохнул с некоторым облегчением.

– Жаров твердо убежден, что шанс вспышки не менее девяноста процентов и она будет не одна. Полтора часа назад нам звонил его заместитель и поделился точной информацией после проведения всех расчетов. Двадцать минут назад я разговаривал с Виктором сам. Мне он сказал, что взрыв неизбежен, вспышек будет несколько и нужно готовиться к самому худшему сценарию. Вероятным плюсом к вспышкам, правда, тут наши мнения расходятся, Жаров считает огромный корональный выброс. По его словам, вспышки пересекутся с выбросом и это неизбежно увеличит воздействие на планету. А самое неприятное и, я не могу с ним не согласится в этом, пятна расположены практически напротив Земли. Наша планета находится в самом эпицентре будущего удара и грядущие воздействия пройдутся по ней с максимально поражающей силой…

Если до этого атмосфера в президентском кабинете лишь обжигала своей раскаленной тревожностью, то сейчас драматический эффект многократно усилился, снова загоняя людей в напряженный плен человеческого страха. Во взрывоопасной тишине всеобщего ступора, совсем чуть-чуть перебивая гробовое безмолвие, было слышно лишь натужно монотонное и едва различимое бормотание. Это, стоя позади всех, плотно прикрывая лицо трясущимися от зарождающейся паники ладонями, с особой жадностью и упоением молился директор космического агентства.

– Какие последствия, – без особых усилий, как банку кошачьих консервов, вскрыл тягостное безмолвие президент.

В силу природных качеств, а отчасти под давлением своего положения и присущей ответственности, он не потерял присутствия духа и самообладания. Его голос не дрожал, даже, наоборот, звучал еще более уверенно и непреклонно.

– Мы пока не можем об этом знать точно.

– Не увиливайте! Руководство страны должно быть информировано на сто процентов! – строго, даже немного грозно произнес министр обороны и несколько раз несильно постучал кулаком по боковине кресла, будто в доказательство серьезности своих слов.

– Так этого никто не знает. До момента вспышки все озвученные цифры лишь абстрактные предположения и теории, – медленно перетаптываясь с ноги на ногу, ученый выдавил из себя печальную полуулыбку и как-то разочарованно развел руками.

– Как? Поясните, – не совсем понимая сказанное, командным тоном потребовал вице-президент. – Раньше ведь вы давали такие прогнозы.

– Да, давали, – несколько апатично, на грани каменного безразличия, согласился Кауфман. – Но судить о силе взрыва, пока граната лежит в кармане, крайне сложно и может…

– Что за пустопорожние виляние хвостом тут начались? Скажите свою цифру и точка! – гневным криком приказал министр обороны и на этот раз ударил кулаком по столу со всей силы.

Гладкая столешница антикварного стола стойко выдержала удар, а покушающийся на ее крепость мужчина скривился от боли, отчаянно дуя на отбитый кулак.

– По нашим предварительным прогнозам, сила этого выброса будет в районе семидесяти единиц по классу Х, – наконец выдавил из себя пугающие слова Кауфман. – Если такое случится, то человечество столкнется с самым страшным солнечным штормом за всю историю нашей цивилизации.

– Что значит эта цифра? – абсолютно не стесняясь своего незнания, спросил министр обороны.

– Мне сложно это объяснить… Попробую на примере вспышки 1859 года, которую зафиксировал британский астроном Ричард Кэррингтон. Тогда от изменения геомагнитного фона возросло количество летальных случаев среди людей со слабым сердцем. Под воздействием солнечной плазмы многократно возросла нагрузка на все электроприборы и линии связи. Эффект индукционных токов разогрел провода и приборы до критической температуры. Некоторые из них работали, даже будучи отключенными от общей сети. Северная Америка и Европа совсем остались без связи.

– Какай это был уровень по вашей шкале? – первым обратился к ученому президент.

– Не более двадцати единиц.

Все находящиеся в кабинете мужчины в очередной раз остолбенело замерли, мгновенно погружаясь в собственные, не самые радужные мысли.

– А какую цифру назвал русский? – неожиданно, но в то же время решительно снова раздался громкий голос президента. – Уверен, что он озвучил свой прогноз.

После этих слов главы государства, Кауфман молниеносно переглянулся со Стивенсом и даже успел взглянуть на съежившегося от страха директора космического агентства.

– Говорите! – инстинктивно повышая голос, требовательно призвал к ответу президент.

– Более двухсот… – нервозно шевеля пальцами рук, ученый робко и нерешительно прошептал смертоносную цифру.

Тяжкая тишь, в которую погрузился кабинет, ощущалась крайне болезненно и вполне явственно. Каждому из присутствующих показалось, что можно отчетливо разобрать тревожные звуки усиленной работы их собственного сердечного клапана.

– Этого не может быть… Я не верю… Нет… не верю…

Раздавшийся в гробовой тишине тихий шепот директора агентства на непродолжительное время вернул людей в безрадостную действительность. В данной ситуации страдальческое бормотание перепуганного чиновника прозвучало как нервный и беспокойный набат растревоженного предчувствием надвигающейся беды церковного колокола.