– И много зарабатываешь на них?

– Неа. Зато гулять можно.

Чтобы не обидеть парня, я обещаю подумать и записываю его номер телефона.

По тускнеющим улицам я добираюсь до кафешки. Девушки пока нет.

Мне успевают приготовить кофе, а я успеваю выпить его.

Кстати, какое у неё имя?

Хватаюсь за телефон и захожу на сайт знакомств.

Эвелина. Серьёзно?

Отрываюсь от экрана и вижу, как заходит она. Привстаю и с улыбкой машу ей, а сам судорожно пытаюсь закрыть сайт.

Тёмно-зелёное платье на ней напоминает мне про скорое лето. Может быть, из-за двух пышных холмов, которые вмиг оказываются передо мной.

– Привет. Извини, опоздала. Давно ждёшь? – Эвелина улыбается в ответ.

Если бы это не было дежурной фразой, можно было бы подумать, что девушки в действительности переживают за наше потраченное время.

– Привет. Ничего страшного. Нет, совсем недавно подошёл, – учтиво отзываюсь я.

Если бы это не было дежурной фразой, можно было бы подумать, что нам наплевать на потраченное время.

Мы садимся за стол, и я распаковываю свой стандартный набор историй, которые рассказываю для охмурения девиц. Пока болтаю, замечаю, что она красится. А жаль. С рыжими я ещё ни разу не спал.

Ручеёк звонкого девичьего смеха подхватывает каждую мою шутку и несёт её по живому, бодрому разговору. Глаза девушки искрятся озорством. Я понимаю, что её уже можно тащить в бар. А оттуда и до постели недалеко.

– Может, в бар? – предлагает Эвелина, опережая меня.

Я озадаченно киваю.

В сумерках мы находим неоновую вывеску и заходим в полутёмный зал. Я снимаю пальто с Эвелины и иду к вешалкам. За грудой вещей их уже не видно. Закидываю пальто на ту, что на ножке, и начинаю раздеваться сам. Вешалка накреняется и валится, словно срубленное дерево. Я поспешно поднимаю её и подбираю с пола пальто Эвелины. Заметила ли она? Оборачиваюсь. Вижу только копну рыжих волос. Лицо скрыто за меню. Повезло.

Мы заказываем дорогущее пиво. Я отхлёбываю из стакана и спрашиваю:

– А какую книгу ты держала в руках на фотографии?

– Это был Ницше.

– А почему именно Ницше?

– Его труды наилучшим образом отражают современный стоицизм.

– Рад слышать, что есть девушки, для которых важен стоицизм, – я усмехаюсь.

Эвелина хмурится. Шутка явно была неудачна.

Как же теперь продолжить разговор? В дебри философии лезть не хочется. Иначе всё обернётся лекцией, а покладистым студентом я сегодня быть не хочу. Ах, да, точно. Учёба.

– А ты ещё учишься? – спрашиваю я.

Эвелина кивает. Учится она на социолога.

– Скоро заканчиваешь?

– Нет. Ещё два года. Моя учёба несколько затянулась.

– Как же так получилось?

– Пришлось менять вуз.

– Поняла, что не твоё?

– Ну, это больше связано с одногруппниками. Не могла с ними продолжать учиться.

– Не поспевали за тобой?

– Нет. Скажем так – не сошлись в моральных ценностях.

– Они не понимали всей прелести стоицизма?

Зря я так.

Но Эвелина прыскает со смеху.

– Нет. Они даже не знали этого слова. Дело в другом. Эти дебилы хвастались тем, о чём на зоне помалкивают. Так они хотели закосить под матёрых уголовников. Хотя сами даже не понимали, о чём говорили. Ведь за такие слова их опустили бы. Мне стало тошно, и я объяснила им что к чему. После этого мы уже не могли учиться вместе.

– В воровских понятиях ты разбираешься так же хорошо, как и в философии?

– Даже лучше.

– С уголовниками общалась?

– Приходилось. Ведь я была королевой района.

Что?

– Что?

Эвелина усмехается.

– Так называют девушек, которые возглавляют молодёжные группировки на районе.

Видимо, её ответ ещё больше изумил меня, ведь теперь Эвелина смеётся.

– Выходит, я привёл в бар не студентку, а главаря преступных банд, – выдыхаю я.

– Громко сказано. Это же просто своры гопников. И я уже вышла в отставку.

– А как так получилось, что ты… – я запинаюсь. – Заняла этот пост.

Эвелина опускает голову, наклоняется вперёд и растопыривает плечи. До этого она напоминала мне Гипатию, а теперь – пахана с зоны. Думаю, что рассказ будет вестись на сиплой фене, но голос её и речь остаются прежними.

Впервые мать избила её в шесть лет, а Шопенгауэра она прочитала в тринадцать. Кроме обожаемых книг и ненавистной матери, у неё был отец. Его она любила. А он любил её до самой смерти. Когда его не стало, Эвелина перестала появляться дома. Она пропадала на улице и коротала время у друзей. Именно тогда произошло её посвящение в ряды отпетых хулиганов – в одной из потасовок Эвелина пырнула ножом пацана. Так она заполучила уважение малолетней братвы. Относились к ней трепетно. Объяснялось это просто: гопоте было не понять, на что так долго можно пялиться в книгах, а Эвелина любила почитать в уголке. В такие моменты от неё держались подальше. Ведь никто не будет беспокоить шамана, пока тот вызывает духов, или весталок во время молитвы. Однако нашёлся один смельчак, который присел рядом, чтобы поздороваться. Звали его Тимофеем. Его мужество было оценено, и вскоре Эвелина начала с ним гулять. Это не понравилось тогдашней королеве, ведь она рассчитывала короновать этого парня и усадить рядом с собой.

Против Эвелины развернулась травля. Её обзывали, над ней издевались и несколько раз избивали. Первое время она терпела, но затем вспомнила рассказ отца.

Он служил в Польше. Там ему приходилось нести караул рядом с памятником воинам-освободителям, а значит – терпеть оскорбления от прохожих и польских солдат, которые также стояли на посту. Отвечать начальство строго запрещало. Так продолжалось изо дня в день. Однако в один из вечеров по завершении караула наши солдаты молча сняли форму и побили польских братьев по оружию. Затем вновь оделись и сдали пост. Формально приказа они не нарушали: им не пришлось отвечать – били поляков в полном молчании. Кроме того, даже форма не помялась. Оскорбления утихли.

Эвелина решила, что с неё тоже хватит. Она смешала уксус, марганцовку и ещё бог знает что, а затем вылила этот адский раствор на королеву. Та в ужасе схватилась за голову, после чего все её волосы тиной повисли на пальцах.

Эвелина осталась довольна результатом и была уверена, что теперь её оставят в покое. Поэтому она была сильно удивлена, когда на следующий день её окружила свора ребят во дворе. Однако бить её не стали. Вместо этого ей сообщили, что королева теперь она.

Своим первым распоряжением она назначила Тимофея королём. Период их правления подъездные летописцы, наверное, в дальнейшем назовут золотой эрой, а точнее – ахуенным временем. Ведь пока над районом стояли Эвелина и Тимофей, банды перестали убивать, а барыги – оставлять закладки на районе. Если с наркотой удалось покончить, договорившись с авторитетом, то с беспределом разобрались только после введения трибунала. Эту систему юные владыки переняли у зэков с зоны. Принцип её работы прост: каждый может созвать общую сходку вопящих рыл, если посчитает, что какое-то мудло слишком много на себя берёт. Король с королевой выслушивают взаимные обвинения, а затем решают, кому на районе лучше не появляться. Иногда к приговору добавляют несколько пинков. Созвать трибунал могут и сами правители, если кто-то посягает на королевскую власть – например, распускает слухи, что королева всем даёт, как это было с Эвелиной. Тогда она приказала притащить смутьяна на суд – и там покрыла его силлогизмами с матами. Тот взбесился и бросился на неё, а это позволило уже Тимофею взять правосудие в свои руки.

Эвелина прерывает рассказ и отвечает на звонок. Её подруга зовёт нас в ресторан, где работает официанткой. Обещает бесплатную выпивку. Эвелина хочет пойти. «Слушаюсь, ваше величество», – без тени иронии хочу ответить я, но вместо этого просто киваю.

Выходим в ночь. Подруга попросила купить сигареты. Долго ищем их. Вывески ободряюще нам подмигивают, но, когда мы подходим к ним, натыкаемся на запертые двери. Наконец, Эвелина сдаётся и, к моей радости, уводит нас прочь с холодных улиц.