Литмир - Электронная Библиотека

Пока шли к Траччи, Ассунта мысленно проговаривала все, что скажет свекрови. Мать Антонио она едва знала. Во время войны Маристелла Каллипо лишь однажды удосужилась проведать невестку и внучку. Визит был не из приятных. Свекровь производила впечатление суровой и замкнутой женщины, из тех, что всю жизнь, даже на праздники, носят черное, не являясь вдовами. Ассунта понимала, что это есть достойное подражания проявление особой набожности, – однако подражать почему-то совсем не хотелось. Мало того – Маристелла Каллипо и дочерям позволяла только черное. При мысли о семье мужа Ассунте воображалось что-то вроде вороньего гнезда – мать и дочери, даже малышка Анджела, в одинаковых мрачных платьях и длинных покрывалах, какие они надели на Ассунтину свадьбу.

Три года спустя после этой свадьбы Ассунта, Антонио и маленькая Стелла пришли в Траччи в разгар дневной сиесты. Стоял декабрь 1918-го. Все окна, все двери были заперты. Сквозь ставни проникали только приглушенные кухонные шумы: позвякивание посуды, скрип усердно оттираемых полов и столешниц.

Антонио долго стучался в родительский дом, долго ждал под дверью. Наконец появилась Маристелла-старшая – женщина лет сорока, высокая, с глубокими морщинами на лбу и с подозрительным прищуром. С тех пор как Ассунта видела свекровь в последний раз, полуседые ее волосы стали совсем белыми.

– Вернулся, значит, – произнесла Маристелла Каллипо вместо приветствия. Подставила сыну щеку для поцелуя и жестом пригласила гостей в дом, а сама немедленно взялась за отложенное шитье.

Хорош материнский прием, думала Ассунта. Сын, родная кровиночка, три с половиной года на войне провел! Неужто Маристелла Каллипо не тревожилась, неужто не молилась о нем каждый божий день, как она, Ассунта?

Дом родителей Антонио был старой постройки. Даже в те времена он считался старым, даже тогда подобных домов уже не делали, боясь скверной вентиляции. Потолка Ассунта могла бы коснуться, просто вытянув руку, – он буквально лежал на головах. Единственное окошко глядело на улицу. На кровати, которая занимала добрую половину комнаты, сидела девочка с младенцем на руках. В девочке Ассунта узнала Марианджелу, сестру Антонио; сейчас ей, верно, лет тринадцать. Антонио чмокнул ее в щеку, погладил дитя по головке и пошел в сад поздороваться с отцом.

Ассунта развернула бумагу, протянула подарок старшей Маристелле, которая отвлеклась от своего шитья ровно на столько времени, сколько требуется, чтобы поставить горшок на полку. Желая заполнить неловкую паузу, Ассунта произнесла:

– Видели, матушка, как выросла моя Маристелла?

Настал черед Стелле покрасоваться – но она почему-то дичилась. Тиская обеими ручонками подол платьишка, Стелла упорно глядела в пол.

– Ну же, Стелла, поздоровайся с бабушкой, – ободрила Ассунта. – Подойди, не бойся. Это твоя дорогая nonna. Поцелуй ее, доченька.

Стелла послушалась, протопала к столу, и Маристелла Каллипо нагнулась к ней, подставила щеку под влажные детские губки. Поцеловав бабушку, Стелла бросилась обратно к матери.

– А знаешь, в честь кого тебя нарекли Маристеллой? – продолжала Ассунта. – В честь бабушки – вот этой бабушки, папиной мамы.

Чтобы скрыть смущение, Стелла принялась сосать пальчик. Маристелла Каллипо как-то неуклюже дернула рукой – помахала, или что? Ассунту вдруг пронзила острая жалость к этой женщине, столь скованной даже с родной внучкой.

– А это, – продолжала Ассунта, беря Стеллу за плечики и разворачивая к девочке на кровати, – твоя тетя Марианджела. Ну-ка, скажи ей: здравствуйте, тетушка!

– Ciao, Zia, – произнесла Стелла.

Марианджела улыбнулась. Волосы у нее были сальные, лоб и подбородок в прыщах, но глаза – большие, темные – показались Ассунте очень красивыми.

– А малышку как зовут? – спросила Ассунта, про себя определив возраст девочки – месяца три-четыре, не больше.

– Анджела, – отвечала Марианджела.

– Почти как тебя! – воскликнула Ассунта. Не странно ли, что у сестер такие схожие имена? И снова обратилась к Стелле: – Видишь, доченька, какая славная bambina? Это твоя другая тетя, Анджела. Забавно, правда – у тебя, такой маленькой, есть совсем крошечная тетушка!

Да, Стелла тоже находила это забавным. Она даже отважилась рассмеяться, правда, сразу спрятала личико в материнской юбке. Ассунта положила ладонь дочери на темя; машинально отметила, что головка у нее горячая.

– Не надо дичиться, милая. Скоро твоя тетя Анджела подрастет, и вы с ней будете вместе играть.

– Не как меня, – внезапно заговорила Марианджела. – Ее назвали Анджелой в честь моей умершей мамы.

Ассунта опешила. Взглянула на свекровь – может, объяснит? Но Маристелла Каллипо уткнулась в свое шитье.

– Твоя мама умерла? – эхом повторила Ассунта.

– Да, когда я была совсем маленькой. – Ассунту сверлил взгляд огромных темных глаз. – Мне было только три года. Но я помню маму. Немножко, самую чуточку, а все ж таки помню.

Ассунтина свекровь резко поднялась, швырнула шитье на кровать и вышла, хлопнув нижней частью двойной двери. Разговор явно был ей не по нраву.

– Я не знала, что твоя мама умерла, – пролепетала Ассунта. – Мне очень жаль. – Марианджела молчала, и Ассунта решилась уточнить: – Отчего она умерла?

Марианджела потупилась, уставилась на свою крошечную сестренку.

– Она умерла при родах. Ребенок тоже умер.

– Ах, бедняжки! И она, и тот малыш, и ты.

Про себя Ассунта думала: значит, Марианджела дает понять, что Маристелла Каллипо ей не мать, а мачеха? Не следует ли отсюда, что она приходится мачехой и Антонио? Не этим ли объясняется холодный прием?

На ум пришла любимая поговорка Марии: «I guai da pignata i sapa sulu a cucchjiara cchi c’e vota» – «Про непорядок в горшке знает только ложка, которая варево размешивает». Иными словами, в каждой семье свои тайны. Мария наверняка пожурила бы Ассунту – незачем лезть в чужие дела. Но ведь Ассунта, выйдя за Антонио, влилась в его семью – значит, их дела теперь имеют к ней прямое отношение, разве нет?

И Ассунта осторожно спросила:

– А где твои братья?

– Должно быть, на дворе играются.

– Я про старших говорю.

Ассунта имела в виду двоих подростков; хорошо бы еще их по именам вспомнить. Теперь ей казалось странным, что Антонио избегал разговоров о своих братьях.

– Старшие работают, да?

Марианджела ответила лишь после долгой паузы и как бы с неохотой:

– О прошлый год они в Америку поехали. Матушка боялась, что их в солдаты заберут, как Тоннона.

Ну вот, пожалуйста: уже и «матушка». А кто несколько минут назад говорил, что Маристелла ей не родная мать? Может, Марианджела с головой не в ладах? Или сама толком не знает, где мать, где мачеха?

Дальше Ассунта расспрашивать не стала.

Время тянулось бесконечно. Визит совпал с днем святого Николы, и, к облегчению Ассунты, все семейство отправилось на длинную праздничную мессу. По возвращении Маристелла поставила кипятиться большой горшок и взялась готовить пасту из остатков драгоценной муки. Кажется, думала Ассунта, свекровь таки прониклась мыслью, что возвращение сына – и впрямь событие знаменательное, достойное хорошего ужина. К закату Маристелла Каллипо резала тесто на тонкие полоски и крутила из них gemelli, и все же перспектива вкусно поесть не утешила Ассунту. Не надо ей пасты, лучше бы им с Антонио пораньше откланяться, лучше бы Стелле ночевать дома, в Иеволи!

Ночь у свекрови тянулась бесконечно. Ассунта глаз не сомкнула. На одной кровати разместилась вся семья: Марианджела у стенки, затем младенец, далее Маристелла-старшая, свекор, Антонио и, наконец, Ассунта. Ей пространства почти не было, она шевельнуться боялась – как бы на пол не упасть. Что касается Стеллы, малышка всю ночь вертелась на материнской груди. Младшим братьям Антонио, Луиджи и Эгидио, пришлось спать на полу.

Ассунта не привыкла, чтобы в одной постели лежало столько народу. Матрас, как ей казалось, сроду не проветривали – он был сырой, пропитанный вонью немытых тел и нестираного белья. Еще за ужином Ассунта обнаружила у себя на лодыжке блоху и всю ночь не могла отделаться от ощущения, что постель кишит паразитами. Однако ей ничего не оставалось, кроме как лежать тихо и терпеть укусы и ждать, пока рассветет и можно будет пойти домой.

7
{"b":"688626","o":1}