Поймала себя на мысли, что впервые услышу Приветственную молитву в главном храме Солнца, как высокородная. Мысль отдавала не торжеством, но любопытством – мне было интересно, но не более.

– Полдень близится, мы успеем попасть в храм? – солнце уже стояло в зените.

– Не извольте беспокоиться, госпожа, – вперед выступил представитель моей охраны, в белом обмундировании, как и полагается императорскому гвардейцу. Наверняка отпрыск какого-нибудь аристократического дома, считающего за честь служить великим снаррам и лично императору, – мы перенесемся с помощью кристалла.

Я внутренне напряглась, не особо доверяя чужому человеку, но Макра ободряюще улыбнулась – мол, и правда, не о чем беспокоиться. Хотела бы я быть такой беспечной. Думаю, немало найдется эльфиек и просто благородных девиц, желающих моей смерти.

Но выбора не было. Пришлось довериться и нырнуть в неизвестность за сапфировыми лучами кристалла.

Я до боли задержала дыхание – и выдохнула, когда надо мной вырос белый купол храма, с неизменным «люком» на вершине. Столб света был настолько осязаем, что хотелось протянуть руку и проверить его плотность. В его сиянии сверкали «ложи», иначе не скажешь, расположенные огромным кругом в один ряд. На небольших диванчиках восседали эльфы и эльфийки, за их спинами стояла верная охрана. Позади толпилась знать из числа людей, лица, занимающие важные государственные посты, их семьи…

Все тот же молодой гвардеец мягко указал на мое кресло и встал за его спинку.

Еще одно кресло рядом, совсем близко к моему, пустовало. Сердце забилось быстрее – императорское.

С моим прибытием зал превратился в растревоженный улей – я кожей чувствовала взгляды, а еще слышала шепот на снартарилле. Вот бы зажать уши руками, или разучиться понимать язык солнечных эльфов.

«ШирИл!»8

«Это она, смотри!»

«Наш император верен себе, выбирает только человеческих девок. Не пройдет и месяца – будет нам новая императрица»…

«Не смеши меня, поиграет и бросит!»…

«Удивлена, что после Лидии он снова сошелся с человечкой».

«Человечки – его слабость. Может, его заводит именно их недолговечность?»…

«Прикуси язык!»

«Говорят, она родила Его Величеству ребенка, поэтому он и взял ее к себе во дворец».

Мое лицо пошло красными пятнами. Древние эльфийки, а мелют языками как бабы на базаре. Думают, что я не понимаю ни слова.

Сказать бы им свою отповедь, вот их лица вытянутся! Но нельзя. Язык должен быть моим тайным козырем, раз уж придется жить и выживать в этом змеином гнезде. Внезапно сердце сдавило тисками, и я интуитивно оглянулась на источник беспокойства – по соседству с императорским креслом восседала кудрявая эльфийка. Конечно, ее волосы были заплетены по всем канонам, но белые завитки рвались на волю с упрямством подорожника, пробившегося сквозь гранит. Она не сплетничала – напротив, молчала и замораживала льдистым взглядом светло-голубых глаз.

Поняв, что ее раскрыли, девица перегнулась через валик подлокотника и обратилась напрямую ко мне, на всеобщем.

– Лиронна Мастерс, приветствую, – судя по язвительному удовольствию, она бы произносила слово «лиронна» вечно. Да, у меня нет ни титулов, ни земель, чтобы зваться леди, но усмешку эльфийки хотелось стереть с губ, желательно кулаком. – Вы заняли место под солнцем, поздравляю. Но хочу предостеречь – солнце способно обжечь.

Впервые говорю с настоящей снаррит – раньше мое общение со снаррами сводилось к погонщику Мальерису, к минуте под равнодушным взглядом придворного мага на посвящении в Мастера, да к императору, ставшему почти «родным». А вот сейчас вокруг такая концентрация эльфов, что я кажусь себе не коренной столичной жительницей Снартари, а орком с дальних островов. Но злые слова развеяли иллюзию – может, внешне эльфийки вечно прекрасные и все такое, но опилки в голове у них с Лайзой из общей кучи.

Метит на место фаворитки, а то и императрицы.

– Великий Алиссан писал, что мудрый не засматривается на чужую лужайку, а трудится на своей, чтобы она цвела и зеленела.

Голубые глаза сузились.

– Не сомневайтесь, я так долго возделываю свою землю, что усилия не останутся незамеченными. И хочу сказать – Вы не единственная, с кем император проводит ночи.

Уж не с ней ли? Отчего-то в этот момент я ее почти возненавидела, но натянула улыбку, как неудобный, но предписанный приличиями корсет.

– Не пристало обсуждать личную жизнь Его Величества, это дурной тон, – я выделила последнее слово, – леди.

– И это говорит мне та, кого он выставил на всеобщее обозрение? – эльфийка прошипела, понизив голос почти до шепота, – ты, ничтожная смертная, смеешь мне дерзить? Но пусть, через тридцать – сорок лет на тебя не посмотрит не то что император, даже последний матрос. Наслаждайся своим местом под солнцем, цвети на своей лужайке, пока стебель держит. А я подожду.

И отвернулась к световому столбу, будто это было интереснейшее зрелище в мире.

Гхар, как же она права. Даже через десять лет я утрачу последние черты юности. Рядом с эльфийским императором у меня нет будущего. Ну почему душа и тело тянутся к нему? После всего, что произошло?

От бесплодных размышлений отвлек световой столб – он уплотнился, так что сквозь него больше нельзя было ничего разглядеть, стал шире и ярче. Когда отблеск телепортации рассеялся, вперед ступил император. Легок на помине. Я старалась не смотреть на его лицо, поэтому разглядывала корону из золотых листьев и удлиненный камзол ниже колен, по традиции белый с филигранной золотой нитью, более плотной на высоком воротнике. Мантия – дань парадному облачению – являла собой произведение искусства. В честь праздника императорские портные потрудились на славу, переплавив в причудливом орнаменте яркость солнца и скромную сдержанность меди. Подбой – разумеется, белый. Я была готова изучить несуществующие пылинки на его сапогах, лишь бы не смотреть в глаза.

Впрочем, все снарры склонили головы, и я последовала их примеру. Жаль, передышка была недолгой. Император говорил приветственную речь на снартарилле, и на меня обрушивалась двойная пытка – его видом и голосом. После чего мантия прошуршала совсем близко, и он занял соседнее кресло-трон. Левая рука с изумрудным перстнем легла на подлокотник рядом с моей правой, вызывая немедленное желание отодвинуться… и в то же время отнимая саму способность к движению. Ноги стали ватными, внутри поднимались и лопались пузырьки веселящего напитка. Спроси кто, о чем уже пять минут говорит верховная жрица Смея, не смогла бы повторить ни слова.

И тут меня словно ужалило – его ладонь накрыла мою. Перед глазами поплыло, жар стучал в голове, сердце и во всем беспомощном теле. Кузнечным молотом.

Пусть он это прекратит!

Но жрица затянула молитву солнцу, эльфы откликнулись слаженным хором, а Феликс не только не отпустил, но и переплел мои пальцы со своими. Гхаррр…

Только разозлившись на себя, я смогла вернуть голос. Что бы это ни было – игра на публику во имя прикрытия, его прихоть или изощренное наказание, я не должна поддаваться чувствам. Не имею права!

«Клянусь ждать тебя у ворот Весны, не терять веры в твое возвращение на небесный трон…» Молитва предназначалась богу Солнца, но в сердце откликнулся образ снарра и его собственное возвращение. Так некстати символичным показалось и мое имя, «рожденная зимой». Вспомнилась и наша разлука, и то, как я ждала. Была уверена в его смерти и все равно ждала… чуда?

Дана как-то говорила, что у меня некий синдром, проявляющийся у жертвы к похитителю. «Действие крови давно прошло, чем еще объяснить твою депрессию?» – подруга разводила руками, а ее супруг одобрительно кивал.

«Если на минуту предположить, что вы правы, то как мне бороться?»

«Он мертв, все позади». – Помню, как эти слова, призванные успокоить, произвели эффект приговора.

И вот он жив, и мое сердце оттаяло. Выбивало бешеный ритм весны, жизни, но ради чего? Сегодня же напишу Дане – пусть пришлет, как бороться с ее «синдромом», потому что собственных сил отчаянно не хватает.