Демин внимательно вглядывался в газетные фотографии и даже не заметил, как вышел на балкон. До него донесся тонкий аромат разноцветных петуний и львиного зева, свисавших из длинных ящиков, которые он закрепил со всех сторон перил новой московской квартиры. Вечером на балконе было больше света, и на фотографиях он рассмотрел другие детали.

«Ты смотри, они уже запустили дробилки и пригнали какую-то технику! – воскликнул геолог. Вдали виднеется вертолет, на котором прилетел губернатор с командой. – А мы пришли туда своими ногами с четырьмя связками лошадей. Ох, и достались же они нам! В совхозе дали таких “дикарей”, каких свет не видывал. Вообще тот перегон был самым тяжелым в моей геологической практике. Порой даже Дубовик стонал, хотя не показывал вида, а про рабочих говорить не приходится».

День клонился к закату, солнце спряталось за соседним домом, на улице сразу похолодало, воздух наполнился влагой. Во дворе мальчишки играли в футбол, крики игроков и их болельщиков разносились по всей округе, слышались удары мяча. Хлопнула входная дверь, это Татьяна с дочками пришла из школы.

– Танюша, смотри, я получил газету с репортажем об открытии «Оборонного», – радостно воскликнул Антон.

Она его обняла.

– Наконец-то. Жаль, что мы туда не попали, но твоя диссертация сейчас важнее. Только что звонил Алешка, сказал, что задержится в художественной школе.

– Пусть занимается. Ведь ему на будущий год поступать в архитектурный.

«Надо же, как быстро пролетело время! На тот длинный таежный перегон я совсем не собирался, выпала такая планида», – вспомнилось о давно минувшем.

Все вокруг было наполнено зноем нескончаемого летнего дня. Жаром обжигал налетавший ветер, теплом отдавало от прогревшейся земли и набравших силу лиственниц, плотной стеной окруживших отвоеванную у леса поляну. В открытой низине пересыхающего болота пожух мох-сфагнум, на опушке, словно кактус, ощетинился ягель, напоминавший остов растения, которое вместе с остатками влаги покинула жизнь. Земля, только недавно сбросившая снежный покров, уже изнывала от жажды. А по небу стаей белых лебедей плыли белоснежные облака, не предвещавшие изменения погоды.

На краю поляны стояла выгоревшая и режущая глаза неестественной белизной четырехместная палатка. Среди зелени леса она казалась чем-то инородным. Возле палатки, на длинной колоде с вывороченным комлем, сидел молодой человек в новенькой штормовке защитного цвета. Незамысловатыми движениями он расплетал толстую пеньковую веревку, свернутую тугой бухтой, выглядывавшей из переметной сумы. Из стоявшей под ногами «Спидолы» разносилась ритмичная музыка, в такт которой он раскачивался из стороны в сторону, что-то напевая себе под нос. То и дело молодой человек бросал веревки на колени и отмахивался от наседавших комаров. А когда не выдерживал натиска кровососов, хватался за флакончик с «дэтой». Не жалея, он размазывал сметаноподобную жидкость по рукам, выпуклой груди, осторожно наносил на узкое скуластое лицо с пухлыми губами, широко открытыми серыми глазами и слегка вздернутым носом. Закончив борьбу с комарами, он натянул новенькую шапочку пониже.

– Теперь я вам попорчу аппетит, – не то в шутку, не то всерьез, сказал он громко. – Будете знать наших.

Пока в воздухе стоял резкий запах мази, комары с тонким гудением тучей висели над головой, не осмеливаясь напасть. Но так продолжалось недолго, и, как только действие мази ослабевало, с новой силой и, казалось, еще большей злостью накидывались на парня.

– Что, Антон, достали? – тяжело вздохнул светловолосый молодой человек с короткой стрижкой и густой жесткой щетиной на лице. – Если в тайге их будет не меньше, нам мази не хватит. Надо сказать Дубовику, пусть купит ещё. На всякий случай я отложу себе флакончик «дэты». Советую последовать моему примеру, а то, пока дойдём до места, от тебя останутся кожа да кости.

Тот молча отмахнулся. Мол, не переживай, всё обойдётся, и неожиданно резко шлепнул себя ладонью по лбу.

– Вот проклятое отродье, набросились на дармовщинку! – с ожесточением он потер укушенное место. – Вот теперь и правда достали. Да еще жара невыносимая. Так бы содрал с себя эту чертову штормовку, а из-за комарья приходится терпеть. – Антон снял шапочку и, как веером, замахал возле лица. Густые темные волосы упали на нос, закрыли глаза. – Ничего, переживём и эту заразу. Рома, комары – не самый страшный зверь, который может встретиться в тайге, – произнёс он, улыбаясь. – Вот если медведь – это уже серьезно. Я столько баек про Топтыгина наслушался, что иногда ловлю себя на мысли, а как бы я поступил в том или ином случае. Вот, например, мужики идут по узкой тропе, а навстречу мишка…

– Да ну его… – матюгнувшись, отмахнулся от него собеседник.

– Ну, смотри, дело хозяйское.

– Если думать еще о медведях, то хоть в тайгу не ходи. Главное, – обходить их стороной. Зверь сам на рожон не полезет. Да и вообще встреча с медведем, как я понимаю, – дело случая. Если очень повезёт, ты его увидишь, а можно всю жизнь проходить по тайге и ни разу с медведем не встретиться.

Из костра Роман принес красный, как перезревший помидор, гвоздь. Разжав плоскогубцы, положил на топор, служивший наковальней, и застучал молотком. При каждом ударе раскаленный металл легко поддавался, принимая нужную форму. Гвоздь глухо звенел, но по мере того как остывал, звон становился все громче. Порывы жгучего ветра приносили едкий дым, к которому примешивался запах чего-то съестного, вызывавший у Антона легкую слабость. От этого в желудке начало урчать, и он с нетерпением поглядывал в сторону палатки, возле которой горел костер.

«И чего там Стас мудрит? – с раздражением думал он о парне, колдовавшем над обедом. – Видно, решил заморить нас голодом. Сейчас пойду разбираться, надо и честь знать».

Утром дежурный задержал завтрак и, несмотря на вмешательство начальника, пришлось есть пригоревшую кашу. По всему было видно – готовить Стас не умеет.

Антон кинул взгляд в сторону палатки и увидел, что на рыжем коне к ней прискакал какой-то незнакомец в полинявшей синей спецовке и клетчатой кепке. Резко осадив коня, он кивнул Стасу и, что-то сказав, спешился. Убавив звук приёмника, Антон прислушался.

– …В посёлок ушёл. Я думаю, скоро придёт. Может, я чем-нибудь помогу? Ты же знаешь, я на все руки мастер, я все могу.

Сдерживая коня, приехавший покачал головой. По его виду Антон понял, что тот разочарован. Наглость Стаса, вообразившего себя начальником, ему не понравилась.

– Август загон закрывает. – Он показал на поляну, где был тот самый загон, о котором говорил. – Мы немного подождём, может, начальник подойдёт.

Пока Антон заканчивал расплетать веревку, незнакомец привязал коня и, махнув рукой, подозвал Августа, пришедшего следом. Поговорив между собой, они подошли к ребятам.

– О-о, работа кипит, – обращаясь к Антону, вместо приветствия уверенно сказал коневод. – Я вижу, тут новые люди.

Незнакомец по-хозяйски огляделся, снял клетчатую кепку и, помяв ее в руках, вытер лоб. Антон встал. По возрасту коневоды были не намного старше его. Мявший кепку был высок и худощав, с черными, как смоль, длинными волосами. На вид в нём можно было признать эвенка или даже эвена, но только не якута, в чем Антон был уверен. Смотрел он как-то настороженно, а когда говорил, будто пытался проникнуть в глубину души собеседника. Второй был пониже и плотней. На его улыбчивом широкоскулом лице глаза словно потерялись и блестели черными угольками. Слегка приплюснутый нос казался больше, чем был на самом деле, черные волосы торчали ежиком. На нем была такая же, как у эвенка, вылинявшая спецовка и кирзовые сапоги с подвернутыми голенищами.

«Вот этот с кепкой, видно, и есть тот самый Костя, о котором говорил Дубовик, – глядя на него, решил Антон. – Весь он какой-то жилистый и гибкий, как вьюн, минуты не может постоять спокойно. Сейчас кепку истреплет. И, по-моему, он себе на уме, не в пример крепышу».