Жители подземелья перестали передвигаться по одному. Бомжи, оглядываясь, ходили группами, хриплый пьяных смех не разносился по каменным коридорам. Они шли молча, быстро переходя от места ночлега, до выхода на улицу. Диггеры, чувствуя опасность, не дожидаясь появления белой крысы, сворачивали свои экспедиции. А перед этим долго курили, матом разгоняя обступающий со всех сторон страх. Пропали даже крысы.

– Страшно, – я судорожно вздохнула и поёжилась.

«Это только начало».

– Интересно, где ты раньше был? – возмутилась я на Подарок богов. – Значит, две недели молчал, а теперь решил поговорить?

«Сложно мне беседы при Полозе вести»

Я стояла перед поворотом, и не решалась выйти к Стиксу. Мышонок завозился нетерпеливо.

– Иду, – решилась я.

Осторожно выглянула из-за угла, я увидела, что на берегах Стикса ничего не изменилось. Тихо, мрачно, и тоскующий Модерах, на табуретке.

– Карл Фёдорович! – я выбежала и остановилась перед хлипкими мостками.

– Зачем вернулась? – не очень приветливо сказал Модерах. – Я то, надеялся, что очухаешься и уйдёшь из подземелий.

– Нет, не могу. Раз уж втянули меня в историю, придётся до конца идти. – Сказала и поняла, что это так. Не смогла бы я уйти, даже если бы очень захотела. – Карл Фёдорович, скажите, это вы?

– Да нешто я убивец? – грозно посмотрел на меня Модерах и расправил плечи.

– Фу… – выдохнула я, и чуть не заплакала. – Карл Фёдорович, родненький, я так за вас волновалась.

Я часто-часто заморгала, чтобы согнать слёзы. Решительно встала на хлипкие мостки.

– Стой! – Модерах подскочил с табуретки. – Не сегодня. Скоро праздник у них, языческий. – Карл Фёдорович мотнул головой, в темноту за своей спиной. – На день исчезнут границы между миром мёртвых и живых. Будет день открытых дверей, – он усмехнулся. – В этот день можно беспрепятственно перейти Стикс и вернуться обратно в мир живых.

– Мне то что? – я пожала плечами. – Я же теперь, после купания в Стиксовых водах могу в любое время туда-сюда ходить. Или нет?

– Можешь. Только возвращаться сложно будет. Соблазнов много, препятствий. Не ходи. Как Тюша-то? – осторожно спросил Модерах.

– Пришел в себя, только слабый еще. Дело мне дал. Идти надо.

– Война будет, – тяжело вздохнул Модерах. – Уходи наверх. Не дело это, бабьими силами спор решать.

Я достала из кармана мышонка посадила себе на плечо, и решительно пошла по подземным коридорам. Сколько предстояло идти мне, я не знала и старалась не думать об этом. Слова Модераха, сильно меня испугали, но если дело может решиться только с моей помощью, я-то уж постараюсь обойтись без вооружённого конфликта.

Боги, хоть и бывшие, бессмертны. Живут давно, им скучно, вот и ссорятся. Хоть какое-то развлечение. Войны – это такие маленькие радости богов.

Ни с Полозом, ни со Стиксом ничего страшного не произойдёт. Максимум, чего им стоит опасаться, это потерять свои владения. Тут или Стиксу придёться уйти из наших земель, к себе на греческие просторы, или Полозу, покинуть свои владения. Обидно, но не смертельно. А остальные? Все те, кто живёт, здесь под землёй? Они точно могут погибнуть в борьбе за ущемлённое самолюбие богов.

Странно, но когда рядом со мной Евсей Иванович, то я воспринимаю его как человека, сочувствую ему и переживаю за него. А когда он становится Полозом, он сохраняет свои человеческие качества?

В ухо мне истошно запищал мышонок, я дёрнулась от испуга, и очнулась от своих размышлений. Коридор, по которому я шла, раздваивался, и я наблюдала интересную картину. По правому коридору шла группа монахов, освещая свой путь свечами, что-то возбуждённо обсуждая, про бесовские козни, и что на это скажет епископ.

– Стена-то, – горестно причитал один из них, – стена-то в подземном ходе в семинарию! Только построили, и обрушилась вся! А там, мерзость такая! Ох, что нам скажет, епископ!

– Мерзость языческая! – басил второй. – Черепа, кости и жертвоприношения человеческие! – он размашисто крестился и закатывал глаза. – Вот страсть-то! Жертвы-то свежие совсем!

Они шли, не замечая меня, сильно напуганные. Вдруг один из них запнулся, потом поднял глаза и увидел меня. Он дёрнулся, открыл рот, перекрестился и приготовился закричать, но его подталкивали в спину, другие, и он так и прошёл развилку, не отрывая взгляда от меня. Как только они перешли в другой коридор, стали прозрачными, колеблющимися тенями. Они уже были привидениями и не заметили этого.

В этом месте встречались разом прошлое и безвременье. Интересно, в каком сейчас коридоре времени стою я? Мышонок опять запищал, и я обернулась назад. Ко мне подходила красивая, немного надменная женщина. Она была вполне телесна, но прогуливалась по ледяному холоду практически голая, не испытывая при этом каких-либо неудобств. В лёгком полупрозрачном хитоне серебристого цвета, на плечах перламутровые застежки-фибулы. Высокая причёска, с локонами. Значительно выше меня, и чтобы разглядеть, мне приходилось задирать голову. Доброжелательно улыбаясь, она подошла совсем близко ко мне.

– Значит, это ты нарушила спокойное течение вод моей реки? – она рассматривала меня как неодушевлённый предмет, с таким видом, словно ещё не решила, нравится он ей или нет.

Мышонок истерично кричал на моём плече. Я хотела его опять спрятать в карман, но не успела. Женщина взяла его, двумя пальцами свернула ему шею и бросила на пол. При этом она не переставала немного рассеянно улыбаться:

– Не люблю мышей.

– Это была моя мышь! – рассердилась я.

– Это всего лишь мышь, – строго сказала она.

Женщина слегка наклонилась, развела руки в стороны, словно раскрыла громадные крылья, чуть наклонила голову к плечу, не отрывая немигающего взгляда от меня, и превратилась в громадную сову, пронзительно крикнула. Взмахнула два раза крыльями, проверяя их готовность к полёту, я инстинктивно сжалась, чтобы она не сшибла меня. Легко подхватив меня за шубу, сова взлетела. Бесшумно скользя по подземельям, ловко уворачиваясь от углов, завалов и бомжей, сова несла меня, словно мышь, в своих громадных когтях. Я беспомощно болталась, и всё боялась, что об следующий угол она меня точно ударит. Наконец, меня перестало мотать. Сова перелетела через Стикс и бросила меня на камни, прямо под ноги Модераха. Сама села на большой камень и уставилась на меня круглыми глазами. Модерах, болезненно сморщившись, встал со своего табурета и помог мне подняться. Он поглаживал меня по спине и тихо бормотал сам себе:

– Ну вот, не успела, не успела уйти, девочка.

Сова возмущённо и пронзительно крикнула, и захлопала крыльями. Модерах отошёл от меня, поклонился:

– Приветствую тебя, Ненавистная!

– Я предпочитаю, чтобы ты называл меня богиня Стикс, – сказала надменно сова, превращаясь обратно в женщину.

Она тряхнула головой, посмотрел на меня и приказала:

– Пошли.

Я беспомощно оглянулась на Модераха, он стоял и мелко крестил меня в спину.

Стикс, не дожидаясь моего ответа, повернулась и пошла по узкой тропинке между камнями. Я, решившись, и двинулась за ней. Постепенно тропинка превратилась в широкую, мощёную дорогу. Мы шли по каменистой доли́не, над нами было высокое, бездонное синее небо. Лёгкие облака и много солнца. Горные склоны, цикады и очень тепло. Я сняла шубейку, и повесила на плечо. Стикс грациозно двигалась впереди, не обращая на меня внимания. Безмятежная прогулка по долинам Греции – если б не ожидание неприятностей.

Подойдя чуть ближе к горным склонам, я увидела высокие колонны, подпиравшие небо. Они невыносимо блестели на солнце серебром. За ними стояли колонны поменьше и держали на себе крышу. Греческий храм, истёртые ступени и склонившиеся в полупоклоне юноши. За храмом, по склону горы серебристый водопад. Идиллическая картинка на обложке рекламного буклета. Стикс поднялась по ступеням храма, и остановилась, дожидаясь меня.

– Прекраснейшая Ненавистная! – юноши поклонились ещё ниже, с благоговением взирая на богиню.