- В последнюю встречу с Кати мы сгоряча наговорили друг другу много несправедливого. Вы не могли бы мне еще раз помочь?

  Финн улыбается и церемонно кланяется.

  - В делах любви мой клинок к Вашим услугам, учитель.

  - Нет! - смеюсь я, - Никакого кровопролития. Только послание. Его надо передать после...

  - Кто вы? - вдруг недоуменно спрашивает Финн.

  Я растерянно гляжу на него, но вдруг понимаю, что он смотрит мне за спину. Оборачиваюсь.

  Их двое, одинаковых как близнецы. Оба в черных обтягивающих одеяниях, с непроницаемыми рожами землистого цвета и еле обозначенными ежиками волос на головах.

  - Служба безопасности Ареопага, - обращается ко мне один из близнецов.

  - Что происходит? - встревоженно, со горячей решимостью в голосе спрашивает мой огненный друг.

  - Это Ваш корабль?

  Серолицый щелкает пальцами и передо мной вспыхивает голофото. Молчу, но по моему лицу все видно.

  - Можете не отвечать. Мы и так все знаем.

  О, как вы однообразны, ребята. В разных мирах - один и тот же стиль.

  - Вы задумали ослушаться Ареопага и восстановить человеческую расу на новой планете.

  - Так что же? - интересуюсь я с мрачной ухмылкой, - Разве законы Соледад распространяются за ее пределы? Как только мой корабль покинет атмосферы планеты, я волен делать все, что захочу.

  - Мы пришли Вас уведомить, что корабль - не Ваш, - заключает серолицый, - Он конфискован. Мало того, что Вы собирались использовать его во вред сообществу Соледад. Но он приобретен на средства, украденные у Института Земли.

  У меня темнеет в глазах. Мой ковчег уплывает от меня и исчезает в тумане.

  - Сами вы воры. Планета воров. Этот Институт живет за счет достояния моей расы. Я - единственный наследник. Я взял свое.

  Говорить тяжело - губы мелко дрожат.

  - Нет, - равнодушно парирует серолицый.

  Без объяснений и аргументов. Просто 'нет'.

  - Я - Крез, я - Ротшильд, я - Вандербильт! - верещу я, уже не сдерживаясь, - Я - титулярный император растертой в пыль Терры! Все, что от неё осталось - моя собственность!

  Серолицый пожимает плечами.

  - Скорее, можно сказать, что Вы - собственность Института.

  Я чувствую, как лицо наливается кровью от гнева. Мои глаза скользят по стенам, увешанным оружием, и натыкаются на безумный взгляд Финна. Мой друг всё так же стоит с клинком наголо и испепеляюще смотрит на безопасников.

  - Спрячь оружие, Финн. Господа могут неверно понять.

  На Соледад невозможно никому причинить вред, но здесь строго карают за попытку.

  ***

  Несколько часов я лежу на пороге бунгало, пью неразбавленный виски и смотрю на место, где муляж моря встречается с имитацией неба. Это так красиво, что в редкие мгновения удается забыть, что и то, и другое - искусная подделка. И даже опьянение - иллюзия. Капсула доставляет мне конечные ощущения, не вспрыскивая яд в жилы. Это непонятно, но сейчас и неинтересно.

  Я пытаюсь связаться с Кати. Она не отвечает. Когда я уже отчаиваюсь, на фоне вечерних волн загорается рамка видеокоммуникатора. Выбегаю из дома на песок.

  - Кати!

  - Здравствуй, - шуршанье опавшей листвы.

  Кажется, что с нашей последней встречи прошли годы. Смотрю в её глаза и мне кажется, что экран так и не включился. Кати выглядит намного старше, чем всего пару дней назад. Меня охватывает жалость и чувство вины.

  - Я собирался улететь. Извини, что не предупредил тебя. Всё равно ничего не получилось. Я - всё еще на Соледад, - говорю я.

  - Я знаю, - её слова почти беззвучны, как выдохшееся эхо.

  Меня наполняет чувство вины.

  - Мне жаль, но я не мог тебе сказать. Ты же понимаешь.

  - Понимаю, - словно шелест опавших листьев под ногами.

  - Нам надо встретиться, - говорю я.

  - Нет, не надо.

  В ее словах, наконец, появляется тень живого чувства и это испуг. Я молчу пару секунд.

  - Рассел говорит, через некоторое время я смогу вернуться в Институт. Тогда мы увидимся, и спокойно всё обсудим.

  - Нет.

  Пауза.

  - Я ушла из группы. Насовсем.

  Я застываю.

  - Но почему? Неужели из-за меня? Что тебе про меня наговорили? Это Рассел, его происки? Не верь ничему, сначала поговори со мной!

  Кати раскрывает рот, будто хочет что-то сказать. Смотрит на меня с бесконечной нежностью и жалостью, как не смотрела никогда. Потом её глаза расширяются - будто вспомнила что-то ужасное.

  - Я сама виновата, - отвечает Кати, изо всех сил мотая головой, - Я забыла, кто ты, что ты, откуда твое упрямство, зацикленность на больной убившей себя расе.