— До сих пор не замечал проблем, — ответил Форж.

Я проверила глубинные уровни его разума. Форж говорил чистую правду. Пока он не испытывал трудностей.

Рофэн потянулся и обхватил друга за плечи.

— Нужно время, чтобы убедиться в отсутствии последствий. Мы много лазаем по узким темным местам. Это может улучшить дело, но может и ухудшить.

Форж рассмеялся.

— Базз говорит, у нее есть пара творческих идеи на случай терапии, если мне понадобится.

Рофэн уронил руки.

— От этих идей меня дрожь берет.

Я увидела в уме Форжа мысль о намерениях Базз, поспешно вернулась в свою голову и открыла глаза. Затем встала и двинулась на юг по тропе вдоль ручья, наслаждаясь теплом парковых солнц. Я намеревалась немного посидеть на скамье под кленом, но смущенно остановилась, увидев там Гидеона.

Он уже заметил мое появление, улыбнулся и похлопал по скамье рядом с собой. ягзшуз Я поколебалась, но пошла к нему. Уже несколько дней я хотела обсудить кое-что с Гидеоном. Из трусости я все откладывала этот разговор, но сейчас время пришло.

Глава 40

Мы с Гидеоном немного посидели в тишине, потом я заговорила:

— Разве тактическая группа сейчас не работает?

— Работает, но мне семьдесят лет, — ответил Гидеон. — Я могу уходить с совещаний, как только устану или плохо себя почувствую.

— Так ты болен? — встревожилась я.

— Я почувствовал, что заболел, в тот момент, когда Лукас сказал, мол, мы должны провести оценку опасности каждого из сотен испытаний «Синего подъема», — сказал старый тактик. — И думаю, что внезапно поправлюсь, как только появится более интересная работа.

Я рассмеялась и перевела разговор на тему, которую хотела обсудить.

— Эта скамейка стояла тут во времена Клер.

— Да. Это было ее любимое место в парке, потому что здесь так тихо. Большинство людей любили сидеть в районе для пикников, пока дети работников играли в дальнем конце у озера.

Я обдумала услышанное.

— Все остальное в моем отделе отремонтировано или заменено, но скамейка нетронута. Я думала, что техники ее проглядели. Но все было не так, да? Это любимое место Клер, поэтому ее люди рассеяли здесь прах и попросили не трогать скамью.

Гидеон кивнул.

— Тебя это беспокоит, Эмбер?

— Нет. Я давно считаю, что эта часть парка принадлежит Клер. Ты упоминал о детях в отделе. Интересно, а у Клер были обязательные дети?

Гидеон потрясенно взглянул на меня.

— Да. У нее было двадцать пять обязательных детей.

Я сглотнула.

— Двадцать пять! Значит, она дошла до максимума по верхней границе.

Гидеон засмеялся.

— Вспомни, Клер была ульисткой. Официальное требование поступило на двадцать пятый день рождения. Ей сообщили, насколько ценны могут быть для улья ее дети, и сказали, что улью позволено выбрать одного гражданина на миллион, который породит двадцать пять детей по программе обязательного потомства. Клер немедленно согласилась на одного обязательного ребенка в год до своих пятидесяти лет.

— Полагаю, детей усыновили, — пробормотала я.

— Нет. Клер не понравилась идея передавать детей чужакам, поэтому для них в отделе организовали общее помещение. Персонал включал несколько суррогатных матерей, но Клер и различные генетические отцы также участвовали в воспитании.

Я нахмурилась.

— Как улей набирает этих суррогатных матерей?

— Так же, как заполняет другие должности, — ответил Гидеон. — Подходящих кандидатов находит лотерея. Я лишь раз говорил с суррогатной матерью. Она рассказала, что любит приводить в улей новые жизни, но не имеет желания физически сближаться с партнером, поэтому суррогатное материнство ей подходит.

— А кого ты называешь различными генетическими отцами?

— У Клер никогда не было партнера. Она годами приглашала в наш отдел одиноких мужчин на роли генетических отцов для пары детей. — Гидеон покраснел. — Последние два ребенка Клер родились от меня.

Я неверяще уставилась на него.

— Ты прежде не говорил о детях.

— Конечно, не говорил, — подтвердил Гидеон. — Я беспокоился, что после выхода из лотереи ты должна справиться со множеством проблем. И не собирался нагружать тебя еще и сложностями с обязательными детьми. Люди по-разному реагируют на эту тему, в зависимости от их отношения к семье и представления об ответственности за своих детей. Некоторые считают опцию обязательных детей огромным преимуществом, но я знаю, ты бы сравнивала их со своей крепкой семьей и очень тревожилась.

— Я не замечала, чтобы тебя навещали, — беспокойно заметила я. — Надеюсь, ты не отдаляешься от своих детей из-за меня.

— Мои мальчики — уже не дети. Они на пятом десятке и вырастили собственных потомков. После смерти Клер мы перешли от их визитов ко мне к семейным встречам в доме моего старшего сына. И этот Новый год будем отмечать там.

Я успокоилась. Я знала, что со временем происходят подобные изменения, поскольку родители моей мамы, жившие на тридцать первом уровне, начали посещать в Новый год двадцать седьмой, когда мы с Грегасом были маленькими.

— Всех устраивал распорядок, придуманный Клер для обязательных детей? — спросила я.

— В основном, — ответил Гидеон. — Между двадцатью пятью детьми, пятью суррогатными матерьми и десятью генетическими отцами неизбежны какие-то личные трения.

Он вздохнул.

— Я знаю, вся эта ситуация должна казаться тебе странной. Я и сам считал ее необычной, когда только вступил в отдел, но это была неописуемо сложная большая семья, которая действовала совершенно непредсказуемым образом. Одним из ключевых факторов стала смерть одного из генетических отцов в чрезвычайном рейде.

Лицо Гидеона исказилось, словно от болезненного воспоминания.

— Я не знал его лично — он умер задолго до моего вступления в отряд, — но после этого возникло правило, что ребенок может обратиться к любому из нас как к родителю. Став генетическим отцом, я внезапно обзавелся рядом детей, приходивших со мной поболтать. Самое странное, что этот ряд включал не только малышей, живших в отряде, и подростков, посещавших дом, но и взрослых. Думаю, они считали полезным обсуждение проблем с человеком, близким к ним по возрасту.

Меня удивляло, почему Гидеон, никогда не имевший пары, так хорошо играл в отряде роль отца. Теперь все стало понятно. У Гидеона было не два ребенка, а двадцать пять. Неудивительно, что мне так легко с ним разговаривать.

— Когда двое не связанных с нами детей осиротели, их автоматически включили в ту же систему, — продолжил Гидеон. — Она поразительно хорошо работала во многих случаях, но обладала несколькими катастрофическими недостатками. Уход каждого из детей на подростковый уровень всегда воспринимался очень эмоционально. Приносила свои трудности и лотерея. Клер принимала все результаты своих детей, как и результаты других, рожденных в отряде, но после того, как наш младший сын прошел лотерею, поделилась со мной, что испытывает чувство, будто подвела улей.

— Что? Почему?

— В то время Клер было около семидесяти. Она знала, что не будет жить вечно, и втайне мечтала, как один из ее детей станет телепатом и поможет улью после нее.

Гидеон задумчиво посмотрел на меня.

— Я подозреваю, ты считаешь Клер образцом для себя. Я прав, Эмбер?

— Да, — признала я. — Все говорят, она была замечательным телепатом.

— Клер и правда была замечательным телепатом, — искренне подтвердил Гидеон. — И замечательным человеком. Я любил ее. Весь наш отряд ее любил. Но ты не должна чувствовать, будто обязана копировать ее во всем и, уж конечно, не в вопросе обязательных детей, когда придет время.

Он пристально посмотрел на меня.

— Эмбер, пример Клер может тебя вдохновлять, но ты должна оставаться собой и делать то, что правильно для тебя, а не для нее. Клер была несовершенна, но потрясающе человечна и совершала огромные ошибки. Ее чувство долга являлось и величайшей силой, и величайшей слабостью. На службе улью она требовала от себя невозможного и впадала в депрессию, когда не справлялась.