К моменту кончины святого Серафима в 1833 году Дивеевская обитель представляла собой две разнохарактерные общины, расположенные на расстоянии 100–150 сажен друг от друга.[46]

В Казанской общине, которую основала мать Александра, неуклонно соблюдались все строгости Саровского устава. Здесь было в то время 17 келий, в которых проживало до 113 сестер, и огород; земли было чуть более полудесятины. Общиной управляла начальница, избираемая самими сестрами[47] – в это время продолжала руководить старица Ксения Михайловна Кочеулова, известная своей строгостью и суровостью. В нее поступали по выбору начальницы старые и малые, вдовы и девицы, в том числе из дворян.

В Мельничной (Серафимо-Дивеевской) общине было 19 келий, в которых жили, по одним данным, 73 сестры, а по другим, к середине 1830-х гг., их стало уже 125. Эта общинка занимала пожертвованную ей землю в количестве трех десятин. Кроме того, Мельничной обители принадлежало 60 десятин земли, огородной и пахотной, купленной М. В. Мантуровым и Н. А. Мотовиловым специально для этой цели. В этой общине царили строгие правила: как гласила заповедь Царицы Небесной, никто, кроме малолетних детей и юных девушек, находиться здесь не мог.

Между общинами и кругом них располагались церковная земля, крестьянские пашни, владения Баташева и других помещиков. Батюшка Серафим лично установил порядок, по которому в Рождественских церквах проходили Службы и проводились чтения Псалтири. После ухода великого дальновидца, собеседника Царицы Небесной и своего отца все было погружено в уныние. Обитель теперь отличалась плохой пищей и бедностью. Единственным утешением служила молитва пред образом Божьей Матери «Радость всех радостей». Этот образ когда-то прислал Преподобному Саровский игумен Нифонт. Также обитель держалась на любви и заботе, которую оказывали друг другу дивеевские сестры. Их жизнь напоминала апостольские времена и основывалась на бесконечном доверии: все было взаимным, общим, без замков и секретов. И все же Отец Серафим невидимо присутствовал в своей обители. Это ощущали все без исключения, старались и часто приходили на его могилу, тут же, в Сарове. Там они разговаривали с ним, как с живым, рассказывая о своих горестях, спрашивая и пытаясь справиться с невзгодами. По вечерам, после работы дивеевские сестры вспоминали счастливое время, проведенное ими с батюшкой, его наказы, заботу, доброту, а также случаи его прозорливости.

Казанская и Мельничная общины, во многом разнящиеся, никак не мешали друг другу и жили в мире и понимании. Говоря, что Казанская и Мельничная – это две отдельные общины, Преподобный Серафим всегда подчеркивал их полную друг от друга независимость и всецелую самостоятельность.

Как уже говорилось, к моменту кончины отца Серафима в Мельничной девичьей обители было до 125 сестер в 19 кельях. Начальница общины Прасковья Степановна Шаблыгина, была в 1833 году уволена по старости лет на покой. Старшей она была в течение 6 лет. При назначении ее преподобный Серафим сказал: «Она хотя и малого ума, матушка, хотя бы и нужно вам из дворян, да словесную, да умную, но что же делать-то, никого еще нет, матушка; пускай пока послужит!» Начальницей по желанию сестер была поставлена дворянка из города Уфы, девица Александра Ивановна Булгакова. За срок ее краткого правления ничего особенного не случилось, а сама она отличалась кротостью и имела очень доброе сердце. К сожалению, через год с небольшим Александра Ивановна заболела и сложила с себя полномочия. После этого временно была выбрана сначала Ирина Семеновна Лифанова, умершая менее чем через год, а затем Прасковья Семеновна Мелюкова, старшая сестра преподобной Марфы, благодатная раба Божия. Однако в 1837 году она отказалась от должности из-за неприятностей, чинимых саровским послушником Иваном Тихоновичем Толстошеевым, вмешавшимся в дела обители. Последней начальницей Мельничной общины стала строгая и суровая крестьянская девица Ксения Ильинична Потехина.

До 1842 года эти самостоятельные женские общинки, основанные при селе Дивееве, жили в мире и взаимопонимании, несмотря на все свои отличия друг от друга.

Но, к несчастью, такое положение дел не всех устраивало. В частности, не по нраву благодатное сосуществование двух общин пришлось Ивану Тихоновичу Толстошееву (в монашестве Иоасафу). Этот человек сыграл большую и крайне отрицательную роль в истории Дивеевской обители. После смерти преподобного Серафима Саровского он самовольно стал вмешиваться в мирную жизнь сестер общин Мельничной и Казанской, несмотря на то, что батюшка Серафим при жизни запрещал ему это делать. Но Иван Тихонович, тогда еще послушник, в мечтах видел себя попечителем и духовником Дивеевской обители. После смерти батюшки Серафима Толстошеев стал выдавать себя за келейника и ученика Преподобного, который в действительности никогда не имел ни келейников, ни учеников (за исключением, разве что, двух духовных друзей – М. В. Мантурова и Н. А. Мотовилова). Действовал Толстошеев постепенно, хитростью. В Казанской общине проживала родственница Ивана Тихоновича, что давало ему возможность часто туда наведываться, как бы для свидания с ней, и постепенно приобретать себе сторонниц между насельницами. Вкрадчивый, льстивый, умеющий к месту вспомнить что-либо из святых отцов, он привлек к себе симпатии некоторых сестер благодаря их доверчивости, а также благодаря тому, что начальница Казанской общины, строгая Ксения Михайловна Кочеулова, уже состарилась и часто болела, а фактически занявшая это место ее дочь Ирина Прокофьевна была человеком мягким, слабохарактерным. Добиться влияния в Серафимовой мельничной обители Ивану Тихоновичу поначалу было труднее, чем в Казанской. Если сестры общинки, основанной матерью Александрой, реже посещали преподобного Серафима и не знали его заветов, то «мельничные сироты» буквально жили и дышали пророчествами и благословениями старца. Поэтому Казанские сестры быстрее подпали под власть льстивого и хитрого Толстошеева, а мельничные дольше и активнее противостояли ему. Между тем Иван Тихонович почти переехал на жительство в общинку матери Александры и под предлогом заботы и попечения о сестрах постепенно завладел их умами.

Утвердившись в Казанской, он начал вмешиваться и в дела Мельничной девичьей общинки с намерением также совершенно подчинить ее себе, но сестры Серафимовы, помня заветы святого старца и его приказание никого не допускать в управление обителью, единогласно отказались от попечительства Ивана Тихоновича. В то же время нужно отметить, что Толстошеев естественным образом враждовал с М. В. Мантуровым, так как все – и сестры, и саровские монахи, и весь окрестный люд – прекрасно знали Михаила Васильевича как единственное близкое и доверенное лицо отца Серафима. Он, разумеется, никогда бы не признал Ивана Тихоновича учеником великого старца и завещанным попечителем Дивеева. То, что Мантуров проживал в Дивееве на приобретенной им для Мельничной обители земле, сильно мешало Толстошееву. Однако Иван Тихонович стал искать способы, как приобрести влияние и среди Серафимовых «сирот».