– Нет, Серый, это всё мусор, – я извлек Клык, поднеся артефакт к морде волка.

– Вот что нас интересует, понимаешь? Вот такие вещи неси, найдешь – получишь галету.

В ответ волк замахал хвостом. Надеюсь, он понял. Дальнейший наш путь прошел без каких-либо находок.

День подходил к вечеру. Я стал лучше осваиваться с детектором и следить по сторонам. За озером виднелись дома и постройки Нижней топи. Большая часть домов превратилась в развалины и прогнившие балки. Удивляло, что дома были никем не тронутые, не разобранные на стройматериал. Здесь поселилась тоска и уныние, даже дома выглядели уныло, смотря своими мертвыми глазами – окнами с отвалившимися ставнями. Посреди поселка находилось кирпичное здание, с боку которого виднелась цифра 4. Когда-то над центральным входом была табличка, но теперь осталось лишь светлое пятно от неё и четыре гвоздя дюбеля. Собравшись войти в здание, боковым зрением я уловил движение в соседнем дворе. На куче мусора из предметов быта находилась девочка лет семи – восьми. Она что-то искала, перекладывала. Но Кирилл говорил, что здесь давно никто не живет… Девчонка с растрепанными волосами, неухоженная, грязный и рваный сарафан, до ужасного состояния стоптанные сандалии. Все это вызывало у меня чувство жалости и желания непременно помочь ребенку. Когда я подошел к девочке, она обернулась на мои шаги, чумазое личико расплылось в улыбке. Девочка, прыгая то на одной ноге, то на другой, играючи допрыгала до меня.

– Привет! Вы давно здесь? Вы здесь жить будете? Как вас зовут? Я Маша. О, а это собака? Какая странная собака у вас! Ого, ружьё-о-о! Вот это да! Дайте посмотреть!? А вы стрелять умеете? А вы стреляли в кого-нибудь? Ого, а это что за штука у вас на ноге?

Девочка сыпала вопросами как из автомата, если честно я растерялся, на ту, которую надо спасать, она не была похожа. А так, девочка как девочка. Худющая только. И какая-то бестолковая. Схватив меня за руку, Маша стала тащить меня куда-то вглубь поселка.

– Дедушка с бабушкой будут рады с вами познакомиться. Мы так давно одни, никто не приходит, тут так ску-у-учно. Но теперь будет иначе. Вы ведь поживете тут? А у вас есть дети?

– Нет, детей у меня нет. А ты давно тут живешь?

– Как нет детей? Вы взрослый уже, должны быть дети! – Маша очень расстроилась, узнав, что я без детей. – Да, мы давно здесь, очень давно. Мы всегда были тут, но если никого не будет, нам надо будет уходить в другие места, где кто-то есть! Но теперь есть вы, и мы будем тут, – и опять девочка расплылась в улыбке. Она вела меня за руку и ее заинтересовали мои тактические перчатки.

– Какие у вас крепкие рукавицы, – она попыталась их поцарапать ногтями. –Крепкие какие! Зачем вам такие рукавицы?

Не совсем понимая, что отвечать девочке, мы дошли до её дома на самом отшибе поселка. В окнах я увидел два пожилых лица, которые таращились на меня с неописуемым восторгом и удивлением. Бабуля уронила из рук котелок, который звоном разнесся по всей округе. Учитывая, что тут стояла мертвая тишина, этот звон послужил как выстрел для начала бега марафонцев, и наперегонки, толкаясь и что-то бормоча, они бросились к выходу. Передо мной предстали два пожилых человека. Грязные лица, неухоженная борода деда, рваные штаны и фуфайка. Бабуля была подстать своему суженному: рваная, грязная косынка, серый грязный халат и дырявые галоши.

– О-о-о, молодой человек! – запричитал старик. – Вы давно сюда переехали? В каком доме вы живете? А вы не из милиции? А вы, в каком полку служили? А вы не на фронтах ли были? Да… да…. да …того…

– Да что же вы с ружьем-то ходите по улицам, чай разбойник? – бабуля не отставала от своего мужа. – Чаво вы стрелять тут удумали? Дитя по улице гуляет и вы тут с косой смерти на плече… ммм?

Совершенно растерявшись и не зная, что сказать на весь этот сумбур, одно я понял точно, Маша и эти старички, однозначно, родственники! Они также засыпали меня вопросами, не давая открыть рот, видно, что у них это семейное. Потом наступила пауза, мы вчетвером рассматривали друг друга. Старички тоже расплылись в улыбке. Тишину нарушила бабушка.

– Вы хотите есть??

Времени было шесть часов вечера и, признаться, я бы не отказался перекусить.

– Да, перекусить не помешает. Вы не переживайте, у меня есть сухпайки и тушенка, если что я охотно поделюсь с вами, лишним ртом для вас не буду.

Старички так же проворно забежали в дом, как и выбежали, только к этой эстафете добавилась еще и Маша. Пожав плечами, я стал подниматься за ними по крыльцу. Серый не захотел заходить в дом, он не любил дома, только на хижину Мазая это не распространялось. Войдя в избу, я отметил нищенскую обстановку: печь, стол, лавка, и три кучки тряпья, которые служили кроватями, судя по пролежням. Комнаты в «Яме» были просто номерами люкс по сравнению с этим местом. Старички и внучка уже сидели за столом. Бабушка подскочила со скамьи, подняла пустой котелок, поставила его на стол и сказала:

– Ешьте гость, кушайте, ни в чем себе не отказывайте!

М-да, ситуация становилось всё более нелепой, я посмотрел в пустой котелок, потом перевел взгляд на радушных хозяев. Сняв рюкзак, я извлек три банки тушенки и один сухпаек.

– Угощайтесь, – подозвал я хозяев, распечатывая сухпай.

– А-а-а…да…да…того… ехе –хе-хе-хе….хе-хе-хе… Мы сыты, молодой человек… хе-хе-хе-хе… – к смеху деда подключились внучка и бабушка. Все посмеивались, Маша при этом облизывала пустую ложку.

– Разве вы не будете трапезничать со мной? Как давно вы здесь живете и куда исчезли люди? Вы знали кого-нибудь из односельчан? – вопросов у меня накопилось много, и я задавал их один за другим. Теперь и я стал похож на эту странную семейку, надеюсь, это не заразно.

– Как же, знали, всех же знали, всех… да-а… Укуда исчезли? Ну-у исчезли… они ушли домой… да, собрались и пошли домой…

Ничего не понимая, я пытался найти хоть толику смысла в этих словах. В реальность меня вернул вой Серого. Поднявшись из-за стола, я направился к выходу, проверить, что происходит на улице. За моей спиной начался семейный спор.

– Бестолковая собака… да… да …прибить её надо было… а с кем я буду игра-а-ать… куда вы гость…. кушайте, кушайте…

Серый превратился в беса. Он бросался на закрытую дверь амбара, рычал и крушил, отломав пару досок от двери. Я помог ему. Выбив дверь и войдя внутрь, чуть не обронил фонарь от того, что увидел… Земля поплыла под моими ногами. По всему телу прошел озноб, и ком тошноты подступил к горлу. Весь амбар напоминал скотобойню. Засохшая кровь, волосы скальпами висели на стенах, кости оторванных рук и ног, черепа, составленные на полке и… скелет ребенка, лежащий на столе…. Меня затянуло в какой-то водоворот, в памяти всплыли слова Мазая:

– Мимик, вот это уже коварная сущность, может быть мужчина, женщина, поговаривали, даже детей видели. Не отличишь от нормального человека, кто-то думает, что это люди, я сомневаюсь… сейчас это каннибалы…… укус вызывает паралич…. но от боли их яд не избавляет… чувствует, как его начинают пожирать.

Пока я прокручивал лекцию Мазая, затихли голоса в доме. Настала тишина, тишина, сводящая с ума. Вскинув ТОЗ, я скомандовал Серому:

– Рядом!

Мы вошли в дом. В доме никого не было, но они не могли уйти не замеченными, ведь дверь их дома как раз напротив этого амбара смерти. Окна закрыты, лишь в углу дома была открыта дверь в погреб. В погребе никого не было, тут находилась заплесневелая картошка и свекла. В противоположном конце погреба располагалось небольшое окно на уровне с землей – вот как они вышли. Поднявшись в избу, я сел на лавку, обхватив голову руками. Меня знобило, зубы отбивали чечетку. Как же ты был прав, Мазай! Тут опасность везде, и даже люди уже не люди. Собрав еду назад в рюкзак, я сложил и развел костер посреди избы и мы вышли из дома. То же самое я сделал и в амбаре. Выйдя за калитку, я наблюдал, как языки пламени понемногу съедают и дом, и амбар. Теперь надо быть вдвойне осторожным, на что способна эта троица мне не известно.