А разбудил её грозный звонкий голос:
– А ну, вставай, мальканский бродяга, и немедленно защищайся, когда с тобой говорит капитан императорского флота!
Капитану императорского флота было лет шесть. Белобрысый ребёнок в длинной сатиновой рубахе стоял возле самого алькова и держал наготове красивый деревянный меч.
Светлые рыжеватые кудри, чуть вздёрнутый нос… понять, мальчишка перед ней или девчонка, Темери не сумела. Ребёнок улыбался, всем видом показывая, что он не хочет никого задеть, но очень хочет, чтобы с ним поиграли.
Темери, как могла, насупила брови и произнесла басом:
– Это кого вы назвали бродягой, съешь меня морской жуф! Да будь у меня достойное оружие, я немедленно устроил бы вам взбучку…
И сделала вид, что собирается встать с кровати и схватить «капитана императорского флота» за длинный подол.
Ребёнок взвизгнул и отбежал на почтительные пять шагов. И показал оттуда язык:
– Не догонишь, не догонишь!
– Уууу догонюууу! – не согласилась Темери и погналась за ребёнком. Но тот не растерялся. Обежал стол и, хохоча, изобразил несколько пассов руками.
Темери сбилась с шага и остановилась в странной нелепой позе с поднятой ногой:
– Ууу! Меня заколдовали! Уууу, мне не сдвинуться с места! Кто ты, доблестный колдун, что так ловко остановил меня?! Съешь меня морской жуф…
Малыш сложился пополам от хохота, даже выронил деревянный меч.
– Ой, не могу. Морской жуф… я – прекрасная принцесса Вальта! И я тебя победила. Сдавайся!
– Расколдуй сначала! Уууу! – на всякий случай взмолилась Темери.
Принцесса Вальта снова изобразила руками магический пасс, и Темери тут же отмерла.
– И как ты оказалась в моей пещере? – расправляя помятое платье, уточнила она. Потому что хорошо помнила, что двери заперла изнутри.
– Тут есть ход для прислуги, – радостно сообщила девочка. – Пойдём, покажу. Во всех комнатах есть. Только мне не разрешают через него ходить. Говорят, что это недостойное поведение для благородной чеоры! А я всё равно хожу!
Темери едва поспевала за её быстрой ифленской речью. Девочка радовалась своей проказе и оттого говорила так часто, что иногда проглатывала окончания слов.
Дверь для прислуги пряталась в нише за конторкой и была покрашена так же, как стена. Настоящий тайный ход.
И в тот момент, когда принцесса Вальта наглядно продемонстрировала, как можно открыть эту низенькую дверцу изнутри, кто-то несколько раз осторожно постучал в парадную дверь.
Девочка закусила губу и принялась вертеть головой в поисках подходящего убежища.
Темершана, смеясь в душе, глазами показала ей, что спрятаться можно за гардиной. Хихикнув в кулак, девочка тут же спряталась, да так, что даже кончиков атласных туфелек не было видно. Видимо, опыт у неё в таких делах был накоплен уже немалый.
Темери, всё ещё улыбаясь, отворила двери.
Строгая высокая женщина с прямой спиной, одетая в тёмное платье и чепец, окинула Темершану холодным внимательным взглядом, но почти в тот же момент присела в лёгком поклоне.
– Прошу простить, что прерываю ваш отдых, чеора та Сиверс. Но не беспокоила ли вас недавно юная чеора Валетри та Дирвил? Родители сбились с ног, разыскивая эту негодницу. Ах, простите. Я не представилась. Джалтари Эзальта, я служу семейству та Дирвил уже двадцать лет.
Темери склонила голову в ответном поклоне. Строгая дама ей понравилась: она явно любила девочку и беспокоилась о ней, кроме того, она и бровью не повела, увидев, что чеора та Сиверс – никакая не чеора и вообще мальканка.
– Меня побеспокоили недавно, и вправду, – сказала она с улыбкой, – но это была вовсе не Валетри та Дирвил, а капитан императорского флота принцесса Варма…
– Не Варма, а Вальта! – крикнула из-за гардины девочка. – Вальта! Запооомни! Здравствуй, нянюшка!
И она мигом оказалась возле двери, изображая скромность и послушание.
– Вот негодница, – вздохнула нянюшка Эзальта, – Итак, благородная чеора Валетри, что вы делали в комнате чеоры та Сиверс? И как туда попали?
– Мы играли! Я колдовала. По-настоящему! И у меня получалось. Пррроглоти меня морской жуф!
– Простите, – отвела взгляд Темери, поняв, что, кажется, только что нажила в лице доброй нянюшки недоброжелателя. И что впредь нужно осторожней выбирать выражения, общаясь с маленькими чеорами – уж больно быстро они всё перенимают. – Мы действительно немного поиграли.
И сразу же обещала себе выспросить у кого-нибудь поподробней, кто такие морские жуфы, которых в минуты волнения поминает чеор та Хенвил.
Великолепная Джалтари Эзальта только едва заметно улыбнулась и добавила:
– Скоро в синей зале будет подан обед. Хозяева ждут вас. Я пришлю горничную, чтобы помогла собраться.
Не дожидаясь благодарностей, нянюшка Джалтари подхватила капитана императорского флота за руку и увлекла по коридору.
И только оставшись одна, Темери вдруг осознала, что эта милая маленькая проказница – дочь чеора Дирвила. Это она должна успеть уехать из Тоненга. До того, как рэта Итвена решит отомстить своим врагам…
Темершану, как и всех детей знатных родов Побережья, конечно же, учили правилам этикета и церемоний всех дворов, с которыми у Тоненга были политические или торговые отношения. И как большинство отпрысков знатных семей, она в те счастливые времена делала всё, чтобы пропустить эти скучные занятия, где помимо того, кто где должен сидеть за столом, и кто кому первым должен оказать знаки внимания, надо было ещё зубрить на память все гербы, знаки отличий и родовые цвета правящих домов.
Но даже если бы Темери была прилежной ученицей и внимательно слушала наставников, эти знания ей сейчас никак бы не пригодились: Ифлен никогда не был частью Побережья, и Танеррет не имел с ним дипломатических отношений… до самого нашествия.
Так что она поставила себе ещё одну первоочередную задачу – до переезда в Цитадель как следует разобраться в ифленском церемониале, если он вообще есть.
Список таких неотложных дел рос чуть не каждое мгновение, грозя погрести её под собою, но этого следовало ожидать.
Да, город сохранил признаки прошлого и, наверное, если смотреть с моря, разницу никто не увидит; да, цитадель возвышается над верхним городом так же, как возвышалась десять лет назад. Но это теперь – другая страна, здесь другие законы, здесь командуют другие люди.
Да, ей не пришлось учить себя ненависти, ведь когда-то ненависть родилась сама – из ужаса и бессилия, из чужой и своей крови. Но теперь придётся, если не научить сердце молчать, то хотя бы – научить его лгать не так заметно.