– Что случилось?

– Рэта, очевидно, покинула комнату через окно, но оставила смятую постель… сделала куклу из одеяла и одежды. Убийцы в темноте не сразу поняли, что это кукла, а когда поняли, очень разозлились. Кровать сильно пострадала. Кроме того, там везде перья. Из перины.

– Так. Комнаты наместника в ближайшее время будут пустовать… что же, Темери, вам придётся переночевать в комнатах мужа…

Гун-хе побледнел ещё больше, отчего его лицо приобрело пепельно-зеленоватый оттенок. Из сказанного он сделал вполне очевидный вывод:

– Наместника убили?

– Нет, но он ранен и несколько дней проведёт в городе.

В благодарность за счастливую весть помощник степенно кивнул.

Шеддерик помнил, что у южан представления о чести и долге сильно отличаются от ифленских и запоздало раскаялся, что не сообщил помощнику сразу самое главное – что все живы.

– В таком случае, – всё с тем же профессиональным спокойствием произнёс Гун-хе, – я должен предупредить, что покои наместника тоже подверглись нападению. Это случилось до того, как стража подняла шум, так что там находиться тоже будет не очень удобно. – И, опережая следующий вопрос Шеддерика, добавил: – ваши покои не так пострадали. Но там всё ещё лежит труп. Другие тела погибших сложены пока в каминном зале. Завтра, после разбирательств и публичного опознания, их вернут родственникам. Но сейчас есть несколько свободных гостевых комнат, и рэта может отдохнуть там, а к завтрашнему вечеру слуги наведут порядок в её собственных апартаментах. Я попрошу слуг всё подготовить. А вы пока можете обождать здесь.

Ждать пришлось долго – с полчаса. Но за эти полчаса Шеддерик успел принять доклад командира внутренней охраны цитадели и отдать некоторые срочные приказы…

Через полчаса Гун-хе призвал движением руки одного из слуг, чтобы проводил до нужной комнаты.

Как Шедде и думал, это были покои, предназначавшиеся для кого-то из знатных вассалов Эммегила, который по каким-то причинам не прибыл в Цитадель вместе со светлейшим чеором.

Две довольно большие комнаты в новой части крепости, с узкими окнами, выходящими на общий балкон, опоясывающий центральную башню на уровне третьего этажа. Правда, вид с этой стороны неважный – снова крепостные стены да часть ворот. С другой стороны должно быть лучше. Но Шедде когда-то выбрал себе квадратную башню именно за вид из окна: такого больше не открывается ниоткуда из цитадели. Что-нибудь да загораживает широкую перспективу моря, бухты, кораблей.

Дальняя комната была спальней. Кровать, хоть и без балдахина, но широкая, уже застелена свежим бельём, на лавке у входа кувшин с водой и тазик – можно умыться. Камин не топили: незачем. Дальше изучать взглядом спальню Шеддерик не стал.

Темери уселась на краешек этой огромной кровати и принялась неловкими пальцами расшнуровывать платье. Попытка выглядела жалко. Шедде подошёл и довольно быстро развязал нечаянно затянувшийся узел. Потом помог и со вторым… а потом оказалось, что дело не в завязках. Просто ему хотелось ещё раз её обнять, прижать к себе.

Беззащитная, доверчивая – Темери на самом деле не такая, он не помнил её такой, никогда она не позволяла ему раньше заметить, узнать себя настоящую… как разомкнуть руки, как отпустить? Как заставить себя поверить, что может, это их самая последняя встреча?

Но сердце девушки под тонкой тканью уже стучало спокойно и ровно: она спала.

Шедде, посмеиваясь над собой, осторожно уложил её в постель, расшнуровал и снял туфли. Ну, вот и всё, и можно идти…

Но он позволил себе ещё несколько минут просто посидеть рядом: провести пальцами по тонкой, тёплой коже щеки. Наклонился, поцеловал её в уголок губ: губы у неё были горячими и сухими. Темери улыбнулась во сне.

– Люблю тебя.

Шеддерик потёр усталые глаза, потом плеснул в таз воды и умылся. Не помогло.

Ладно, Гун-хе можно будет выслушать и после. Завтра будет трудный день. Вернее, уже сегодня. Особенно в свете того, что наместник ранен и не сможет подписывать документы.

Но до начала этого тяжёлого дня ещё есть три или четыре часа, которые можно потратить на сон. Лишь бы это был просто сон.

Темершана Итвена

Она мало что помнила, мысли путались, смешивая явь с фантазией. Вся прошлая ночь была словно соткана из кусочков разбитой реальности, которую пытались починить с помощью волшебства.

Тени были вокруг – десятки теней. Теперь они стали куда материальной, от их шепота, их движений Темери казалось, что она сходит с ума. Единственным островком надежности оставалась кружка с горячей водой, которую ей в руки сунул лекарь, когда понял, что Кинрику требуется только покой и своевременные перевязки.

Шепот уносил её в неведомые края снов и видений, но кружка неизменно возвращала обратно: ведь важно было её допить, а не пролить.

Так было, пока не пришёл Шеддерик. В его присутствии тени как будто вспомнили своё место и отступили. Какое же это было облегчение – увидеть его, понять, что теперь-то всё будет хорошо. Ведь чеор та Хенвил жив. А значит, слепая охотница снова поломала зубы об его проклятие…

Именно в тот момент усталость решила – самое время о себе заявить, и Темери чуть не упала, вставая с кресла. Голова кружилась, тени кружились, что-то настойчиво шептали. Но ей нужно было убедиться – Шедде не призрак, не тень, он живой и настоящий, и пришёл, чтобы их спасти. Как всегда.

Она помнила его крепкие руки. Помнила, как он прижал её к себе – так, что платье затрещало. А может это были ребра. Помнила, как сама прижималась к нему, крепко-крепко, чтобы никто не смог прийти и оторвать. Конечно, это был он. Настоящий и живой, и значит, можно было сосредоточиться на простом: на том, как переставлять ноги, а не висеть на нём тряпичной куклой.

Стоило только представить, что он снова куда-то денется, сразу захотелось плакать, как плачут маленькие, оставленные в темноте дети…

В карете она снова, как могла, обняла его… и вдруг услышала голос Ровве, который ей показался и настороженным, и даже немного испуганным:

– Шанни, не вздумай его лечить! Он не умирает! Слышишь?

Темери удивилась. Но говорить вслух не было сил, так что просто подумала в ответ:

– Я не лечу! Не выдумывай.

– Видела бы ты сейчас свои руки…

Хорошо, что Шеддерик их тоже не видел.

Она сосредоточилась на собственных ощущениях и поняла, что неосознанно действительно потянулась спасать чеора та Хенвила. При том спасать не от лёгких порезов и не от довольно глубокой раны на правой руке. Нет, она потянулась к его саругам. К проклятию.

Неужели так теперь будет всегда? И неужели, когда отдохнёт и выспится, то сможет разобраться в переплетениях странных тёмных сил, которые его составляли?