Да какая разница. Лишь бы ничего не случилось!

На третий вопрос Манг тоже ответил «Да!». Но тихо и невнятно. Словно издалека. А потом вдруг стало тихо. До звона. Так, что собственное дыхание, казалось, порождало эхо: тень чеора та Манга вернулась в тёплый мир. Слои Эа колыхнулись и заровняли прореху.

Старшая из монахинь, ссутулившись, подошла к Шеддерику и хриплым надтреснутым голосом повторила все ответы. Кроме последнего:

– Он ушёл, не ответив. И без того ему было тяжело отвечать. Тени на тропах тёплого мира свободны. Исполнять приказы людей для них противоестественно, – добавила она от себя, пытаясь объяснить собственное бессилье. Конечно, может она и права – да только Темери была убеждена в другом. Это сиан Эммегила ему мешал. Он одновременно и заставлял его отвечать… и не давал.

– Я бы тоже сбежал, – подтвердил её догадку Ровве, снова читая мысли.

Шеддерик кивнул, приняв эти объяснения. Перевёл взгляд на старика.

Тот важно покивал:

– Возможно, пресветлая права. Тропы тёплого мира не изучены, те, кто долгое время путешествует по ним, уже не может считаться прежним человеком. Но я подтверждаю – обмана в словах тени не было.

«Потому что он почти ничего не сказал, – с досадой подумала Темери. – Это всё мы и так знали. Кроме последнего ответа. Но его, похоже, никто услышал!».

Наместник коротко распорядился о похоронах. Сиан, тяжело опираясь на посох, удалился. Как он ушёл на своих ногах, для Темери осталось загадкой: всё-таки она никогда не слышала о том, чтобы сиану удавалось так вот удерживать под властью уже полностью принадлежащую тёплому миру тень.

– Шанни, – Вернул её внимание к себе Роверик, – Поговори с Шедде. Ведь ты услышала немного больше, чем сёстры, да?

– Ты снова читаешь мысли, – шепнула она.

– Я рассказывал. Помнишь? Это не совсем мысли… просто ты уверена, что знаешь больше других. Как-то так.

Но ей пояснения призрака нужны не были. Темери уже торопилась вслед уходящим братьям. Их не задерживали. Все в той или иной мере почувствовали колыхания Эа. Всем было не по себе. А некоторым из присутствующих так и вовсе подурнело ничуть не меньше, чем чеору та Хенвилу.

Возможно, стоило к этим нескольким людям присмотреться внимательней. Но, к сожалению, все мысли Темершаны были заняты Шеддериком и необходимостью рассказать ему про то, самое последнее услышанное ею «да».

Но первым она встретила Кинрика. На вопрос, где она может найти чеора та Хенвила, наместник озабоченно покачал головой:

– Он отдыхает в парадном зале у камина. Не стоит его беспокоить.

Темери кивнула, но подумала, что её новости достаточно важны, чтобы на минуту прервать отдых. Она легко присела в традиционном ифленском поклоне, давая понять, что собирается продолжить путь, но Кинрик, нахмурившись, вдруг обратился к ней так серьёзно и официально, что сердце сбилось с ритма, предполагая очередные неприятности.

– Рэта Темершана Итвена, чеора та Гулле, я прошу вас уделить мне немного внимания.

Вокруг никого не было, и Темери никак не могла списать этот тон на то, что их кто-то может услышать. Что-то здесь было другое.

– Конечно.

– Пойдёмте ко мне в кабинет.

Кинрик прикрыл дверь, затеплил свечи. Немного поспешно пригласил её сесть, но Темери видела, что его что-то тревожит и покачала головой: пусть уж сначала скажет.

Кинрик кивнул. Начинать разговор ему, по всему видно, было тяжело.

– Рэта. Я хочу попросить у вас прощения. Понимаю, это странно и может быть, несколько несвоевременно. Позвольте мне объяснить. Мой брат – хороший человек, но он чаще руководствуется велением долга и государственной необходимостью, чем велениями собственного сердца. И мы с вами оказались под влиянием его умения убеждать: ведь вы тоже согласились на эту свадьбу лишь потому, что он вам сказал – иначе бунта в городе не избежать. Надо признать, я тоже… тоже в это поверил.

– И не зря, – напомнила Темери. – Бунта не было.

– Да, верно. Но может, его не случилось бы и так? Или может быть, было другое решение? Мы не знаем. Но эта идея… она лишила меня возможности жениться на Нейтри. А вы – оказались среди чужих, настроенных против вас людей. В городе, который наверняка вызывает у вас дурные воспоминания. И поэтому я прошу вас простить нас с братом.

– Вас-то за что?

– Не перебивайте! Прошу. Есть причина. Я мог ему возразить. Мог придумать другой выход. Но я счёл, что Шеддерику виднее.

Темери поняла, что разговор этот – только вступление. Что поговорить Кинрик хотел о чём-то другом. Это было странно, ведь Кинне – не из тех, кто долго терзается сомнениями и подбирает слова.

А ещё дней десять назад, она могла поклясться, Кинрик и не стал бы: десять дней назад они были друг для друга меньше, чем просто случайными знакомыми.

– Пожар. – Наконец решился он. – Вы спасли Нейтри… и я у вас в долгу, который никогда невозможно будет оплатить. Но тогда вы не знали, кто она для меня и не знали, что ребёнок, которого она носит – мой.

«А если бы знала, – додумала Темери за Кинрика, – не подумала бы ей помогать?»

Всё-таки общение с тенью та Манга и на неё наложило серьёзный отпечаток. Иначе, может быть, она хоть попыталась бы придумать достойный ответ.

Но навалившаяся как-то разом усталость и та особая опустошенность, которая всегда приходит после большого душевного усилия, позволили ей лишь покачать головой и, отвернувшись от наместника, застывшего в ожидании, медленно пойти к выходу.

Только у самой двери она услышала покаянное:

– Рэта… Темершана, я не то хотел…

В два шага Кинрик её догнал и даже поймал за руку, но тут же отпустил.

– Прости, я не хотел сказать ничего обидного. Я не знаю, как быть: Темершана, я люблю Нейтри. Но это не честно по отношению к вам… к тебе… а расстаться с ней… это слишком тяжело для нас обоих.

– Так что же вы хотите от меня? – прозвучало слишком холодно, и Темери постаралась сгладить эффект улыбкой.

– Не знаю, – он потёр лицо руками. – Глупо вышло, да? Я всё время боюсь подвести брата. Теперь ещё – и вас подвести боюсь… и каждую минуту боюсь за Нейтри. Особенно после пожара. Меня там не было, но он мне снится. И это сводит с ума.

Темери взяла себя в руки. Кинрик не виноват ни в её состоянии, ни в её сомнениях и бедах. Если задуматься, ему не легче.

– Я не желаю зла ни вам, ни Нейтри. Но я могу лишь пообещать, что никогда не причиню ей вреда.