– Однако, третий час, сообщил он. – Хорошо бы узнать, как там наш итальянец прилетел или нет. – Хорошо, чтобы у него рейс отложили.

– Я заплачу, – сказала она и открыла сумочку.

– Давай не будем соревноваться, у кого денег в кармане больше, – усмехнулся он.

– У меня карточка.

– Фотокарточка? Красивая? – шутя, спросил он.

– Нет, электронная, – показала она карточку.

Он принял счет от официанта и расплатился наличными.

Они поднялись и на лифте поехали на первый этаж к администратору. На месте ее не оказалось, но как только они появились у стойки, она появилась из помещения, расположенного сзади стойки.

– Это снова мы, – сказал Грэмми. – Итальянец не завещал нам номер на сегодняшнюю ночь?

– Звонка не было. Могу разместить вас на одну ночь. Давайте паспорта.

Грэмми достал паспорт и посмотрел на Виолетту. Она раскрыла сумочку и искала документ. Нашла паспорт и положила его на стойку. Администратор взяла паспорта, сняла с них копии и попросила заполнить анкеты. Вернула паспорта, посмотрела анкеты и дала им электронный ключ от семьсот двадцать шестого номера.

– Седьмой этаж, – сказала она и назвала сумму.

– Спасибо, – улыбнулся ей Грэмми, расплатился, забрал ключ, и под руку с Виолеттой направился к лифту.

– Почему так торжественно? – спросила Виолетта, не отнимая свою руку.

– Для самоощущения, – сказал он, понимая, что ему сейчас было важно, чтобы она не освободила свою руку из его ладони. Не осознавая того, он ее приручал к себе. Так поступают со зверями, животными и детьми, когда хотят получить их расположение. Этим он как бы говорил, видишь, я не причиняю тебе ничего плохого.

Они приехали на седьмой этаж. Грэмми открыл ключом дверь и пропустил Виолетту в номер.

– Спасибо, – отвечая на его вежливый жест, сказала она. – Мне нужно срочно принять душ.

– Я бы еще чего-нибудь выпил, – сказал он, закрывая дверь. – Интересно, что тут у нас есть, – произнес он, заглядывая с предвкушением в бар. Интуиция его не подвела и на этот раз. – О!.. У нас есть все, чтобы провести хороший вечер. Пиво, орешки, чипсы, вино, коньяк, шоколад. И еще… Яблоки, мандарины, есть даже замороженная клубника.

Похоже, она его не слушала, потому что оставила в кресле сумку и пошла в ванную. Не дойдя до двери, вернулась и взяла сумку в руки.

«Не доверяет», – подумал он.

– У меня там косметичка и все, что нужно, – сказала она и ушла в ванную.

«Она чуткая и понимающая. По выражению лица поняла, что мне неприятно, что она забирает сумку, выказывая недоверие, и поэтому сказала о косметичке», – подумал он.

Не теряя времени, он принялся сервировать стол. Яблоки и мандарины положил в вазу. Клубнику распаковал, удаляя целлофан, и поставил рядом в пластмассовой форме. Поставил на стол бутылку вина, шоколад.

Из ванной слышался плеск воды. Он заглянул в шкаф. Там висели два белоснежных пушистых халата. Он взял одни, подержал его рукой рядом с собой. Халат был отглажен, и висел на вешалке с завязанным поясом так, как будто в нем уже кто-то находился, какое-то невидимое существо. Он снял его с вешалки, повесил вешалку обратно в шкаф и снова посмотрел на халат, который держал за ворот, на себя в зеркало, улыбнулся и, оставшись довольным, подошел к двери в ванную комнату. Постучался и прислушался. Плеск воды уменьшился и послышался встревоженный голос Виолетты:

– Что-то случилось?

– Это мы, – сказал он.

– Кто мы?

– Я и еще одно белое, пушистое и очаровательное существо.

– У нас гости?

– Нет. Это предмет, который выглядит очень импозантно и хочет тебя обнять искренно и страстно. Кроме того, он жаждет, чтобы ты в него внедрилась… Я бы даже сказал, облачилась. – Он сделал паузу и добавил. – Здесь изумительные белые махровые халаты.

– Он мне будет сейчас кстати… – сказала она, открыла дверь и высунула из двери руку. Кроме того, она кистью сделала хватательные движения.

Он прикоснулся к внешней стороне руки нежным халатом. Рука развернулась, взяла халат и исчезла с ним в ванной.

– А где спасибо? – спросил он. – Я здесь, понимаешь ли, не сплю, ищу разные способы, чтобы угодить даме. А она мной пользуется, как банным мылом.

– Спасибо, – послышался короткий ответ.

– Это другое дело.

Когда она вышла из душа, он сидел в кресле у сервированного столика, весь погруженный в белоснежный махровый халат. Удивление на ее лице заставило его дать пояснения.

– Получается, что я первый предложил между нами халатные отношения, то есть не официальные, а располагающие к неформальному общению. И сам же им не соответствовал. Поэтому я снял костюм и облачился подобающим образом. Перед этим, я, кстати, сервировал стол для приятного время препровождения.

– Вижу.

– Будьте любезны, садитесь. – Он приподнялся, взялся за спину поставленного для нее кресла и галантно показал рукой на сидение. – Садитесь поудобнее.

Она села. И он сел.

– Приступим к трапезе и да возрадуемся напиткам. Предлагаю коньяк.

– Я бы предпочла вино.

– Это будет следующий шаг.

– Кто-то хочет меня споить?

– Ни в коем случае. Просто мы готовимся к задушевному общению.

– И зачем это кое-кому надо?

– Раз уж мы попали в одну лодку, то мне хотелось бы узнать человека, которого подобрал в реке времени, можно сказать, спас из водоворота событий, и плыву по течению воли судьбы.

– Ладно, коньяк, так коньяк. Только на самом донышке.

Он разлил коньяк по фужерам так, чтобы темно-янтарная жидкость могла, волнуясь, плескаться по стенкам, когда берешь в руки стекло.

– Я налил как раз, чтобы фужер не казался пустым и имел перспективу быть наполненным. Предлагаю выпить за нашу встречу.

– Не возражаю.

– На брудершафт? – шутя, добавил он.

– Преждевременно, – улыбнулась она.

Они выпили. Она сделал это по-другому, поплескав благородную жидкость по краям, вдыхая ее запах, глотком поместила коньяк в полость рта и, муссируя медленно крохотными глоточками сцеживая через глотку в пищевод и провожая на самое донышко себя самой.

– Браво, – сказал он. – И коньяк ты тоже пьешь, как истинный ценитель, – и протянул ей развернутую шоколадку.

– Спасибо, – взяла она шоколад. – Это все папа.

– Ты, наверное, любишь отца?

– Очень, он многое для меня сделал. Когда мы остались вдвоем, он окружил меня такой заботой, что я не нуждалась ни в чем.

– А что случилось с мамой? – спросил Игорь, зная, как разговорить человека и забраться к нему в душу, открывая все запертые двери. Кроме того, ночь всегда к этому располагала, как и приятная обстановка, которую он создавал.

Она замолчала. Он не торопил ее. Ножом порезал красное яблоко и протянул ей дольку. Она понимала его. И оценила этот его шаг. Прежде, чем что-то взять, нужно что-то дать. И он делал именно это. К тому же яблоко он предложил ненавязчиво, а так словно расширял ее выбор, вел по кулуарам с расставленной по углам закуски. Не получив ответного движения, он положил яблоко на стол, открыл и протянул ей, чтобы она выбрала клубнику. И она это сделала, взяв самую крупную ягоду, которая всем своим видом просилась, чтобы ее отведали.

– Я попробую угадать, – сказал он. – С ней случилась какая-то беда.

Она как бы вся вздрогнула и зрачки, казалось, сузились, потому что воспоминания мгновенно перенесли ее в то время, когда произошло страшное событие для их семьи. Ему показалось, что слезы заблестели у нее в глазах.

– Мне было четырнадцать лет… – Она замолчала, голос ее дрогнул. – Я бы предпочла еще выпить вина…

Он понял ее состояние, открыл бутылку вина и придвину к фужеру.

– Я бы сполоснул фужер водой для полноты наслаждением следующим напитком, – предложил он.

– Не нужно, – попросила она.

Он налил ей в фужер вина. Себе он налил коньяк. Они подняли фужеры, посмотрели друг другу в глаза, чокнулись и выпили. Он первый сделал движение фужера к ее фужеру, выпил, закусил коньяк долькой яблока. Она снова взяла клубнику, как будто хотела затушить ей нагрянувшие воспоминания и смягчить приступившие слезы, которые никуда не ушли и могли, разрушая плотину самообладания, потечь потоками. Она испытывала прежние обиды жизни и свои переживания. Она никак не могла начать рассказ. Ей все время что-то мешало. Слезы стояли так близко, что могли потечь. И если бы это произошло, она не смогла бы их остановить. И она бы никогда не стала этого делать, не стала рассказывать тот кошмар, который пережила и который ее преследовал столько времени. Но сейчас, именно сейчас, ей хотелось все рассказать человеку, который сидел перед ней. Прежде она предчувствовала, что ее хотят расспросить, залезть в душу и уходила от разговора или вообще уходила, закрываясь в себе. Теперь она сама захотела все рассказать. Может быть из-за того, что его вопрос прозвучал неожиданно. Она не заметила, что он готовит именно этот вопрос специально для нее. Все произошло слишком естественно.