– А-а вожак что говорит?

– Говорит – мал ещё, не дорос… женилка не выросла… Ха-ха-ха-а! Так и говорит, – Урус от хохота совсем обессилел, из глаз уже слёзы текли.

Кое-как успокоившись, пояснил:

– Это он сказанул, когда маг совсем на него насел – мол, дочь в самом соку, самое время замуж выдавать. Говорит, звездочёты не врут.

– А Ррык что?

– А Ррык говорит – раз звездочёты не врут, то значит, так и будет. Говорит – мы тоже звездочётов спросим, мол, не думали так быстро женить, а теперь спросим.

– Ур! Да что ж такое творится-то?! Зверь ненормальный, да ещё женить хотят! Зачем мне-то это всё?! Я обычным быть хочу-у…

– Но-но! Зверя не обижай! Ты его ещё толком не чувствуешь, а вот прислушайся к себе, каково ему! Он у тебя послушный и правильный, а ты его так… как предаёшь… – с Уруса всё веселье как ветром сдуло, на скулах желваки застыли, и глаза зло сощурились.

Я прислушался к себе и показалось, что слышу тихое сопение, как будто, всхлипы… волной откуда-то изнутри наплыла обида… Вроде, долго-долго копилась, и вот именно сейчас осозналась.

– Я правда его обидел.

– Ты себя обидел! Он – часть тебя, и выходит, ты сам себе не понравился, сам себя невзлюбил… сам себя предал! Нельзя так, Горка! Он же теперь опасаться станет всего. Обычные олени в лесу волков обязательно опасаются, и никакому рогатому в башку не придёт – на волка напасть. А твой зверь, не глядя на такие правила для оленей, на целую стаю попёр!

– Да я из-за бабули, за неё испугался, вот и не думал…

– Не думал он! Да пойми ты, есть звери и есть мы. У зверей свои законы, а мы-то сначала люди, потом только звери… Ну, не знаю, как тебе это объяснить! Понимаешь, да будь твой зверь хоть хомячком, он всё равно также поступил бы, и волки также бы отступили! М-м, ну как тебе ещё сказать? – Урус даже головой замотал в отчаянии.

Но до меня, наверное, что-то стало доходить:

– То есть, важен не вид зверя?

– Да, характер… решимость… Важно, что ты не испугался и попёр на них. Это для «диких» важна видимость, и они считают себя сильными, потому что они волки. Они не понимают, что важнее не сила лап и челюстей, а характер… э-э-э, сила духа, вот, – помолчав, – потому, Гром и не станет никогда вожаком, потому что в душе опасается и трусит. Он только исподтишка гадить может.

Да-а, выдал мне брат!

– Ур, а когда ты ходишь на игрища к Лийсе, то....

Глядя в ночное небо, волк расцвёл мечтательной улыбкой.

– Лийса… – имя лисицы было произнесено с нежностью. – Я люблю её, Горка! И, кажется, уже больше никак, а я всё больше и больше её люблю! И никому не отдам! Гром в этом году приходил на игрища. Ты думаешь, ему лисица была нужна? Как же? Он знал, что я там буду. Я каждый год к Лийске прихожу. Я ведь, когда совсем пацаном был и ещё не перекидывался ни разу, знал, что не дорос до жениховских игрищ, но не мог её уступить. Всегда дрался за мою лисичку. И почти всегда мне доставалось.И Гром пришёл покуражиться, чтобы Ррыку досадить, унизив племянника. Только просчитался «дикий»! Да, мне досталось от него, но и я ему меток наставил! Видел, верно, у него шрам через всю морду? Это я ему метку поставил! Как только глаз уцелел? Получилась у нас ничья, а Лийса ко мне вышла. Представляешь? Лийса теперь моя! И никто теперь не поспорит. Я, как только очухался, Лийсу к Зверяне повёл, попросил её в невесты.

– А?

– И богиня разрешила! Вот, смотри! Это начальная метка! – брат сунул мне под нос левую руку, на котором с тыльной стороны и впрямь красовалась какая-то загогулина.

– Подожди, Ур. А бабка не знает. Волнуется за тебя, боится, что убьют из-за Лийсы. И если Лийса тебя выбрала, да и богиня согласилась, то почему вы ещё не вместе?

– Не вместе? Отец с Ррыком сказали, что после твоего оборота объявим, к камню при всех пойдём, а свадьбу ещё и по-людски сыграем. Я сначала обиделся, а сейчас вижу, что действительно, столько хлопот им от твоего оборота. Гости ещё эти…

– Да что такого особенного с моим оборотом? С чего столько гостей понаехало? Кто я им? Ну, пусть особенный. Вот олень получился… и только. Для этого нужно было в такие дали тащиться, аж, из самого Бормита? Никак, месяца полтора, а то и все два, добирались. Оно того стоило? Ррык говорил, что и наш князь постоянно обо мне справляется. Зачем я им нужен? На диковину посмотреть? Больно хлопотно, да и накладно!

Урус, помолчав, задумчиво произнёс:

– Краем уха слыхал я, что нам не всё, что в пророчестве сказано, говорят. Видать, что-то совсем серьёзное там сказано, и ты там каким-то боком – вот и наблюдают. Наверно, от тебя какое-то важное дело зависеть будет.

– Да я мальчишка ещё!

– Не скажи, Лагор. Вроде бы и пацан, да ещё олень, уж точно не хищник, чего бы там бабка ни говорила, – хмыкнул, – но в четырнадцать лет, да в первом обороте ни один оборотень против стаи не выстоял бы.

– Ур, да говорил же, не специально я.

– А такое специально и не сделаешь. Оно само собой только может получиться.

Слова Уруса про пророчество подтвердились уже на следующий день. А пока мы пошли домой ужинать.

Ох, и обиделась бабуля на Уруса, что тот ничего ей не сказал про Лийскин выбор. Она и услыхала-то эту новость нечаянно от матери этим же вечером, когда та посетовала, что хлопоты не заканчиваются.

– Только Лагору «обращение» справили, да вот уже и Урусу свадьбу делать надо.

Бабка ахала и охала, что вот уже вся деревня слышала про скорую свадьбу, а она, родная прабабка, вынянчившая этого самого правнука, знать ничего не знает:

– И вот прям, как старая дура была бы, кабы кто с деревни спрашивать начал бы. И как эт так сверсталось-то, что никакая баба ишшо не спросила? Никак Горушке, оленёнку моему, ишшо косточки перемывають. А кабы спросили? А? Позору не оберёшьси, родну бабку обошёл такой вестью!

Уруса было жалко, я никогда ещё не видел своего брата таким виноватым.

– Баб, вот ей-богу, мы тебе сюрприз сделать хотели! Да только…

– А-а, и сюриз ишшо какой-то, да всё мне на мою стару голову. Ростила, холила внучка старшенького и вот оно…

Мать, тоже чувствуя свою вину перед старшим сыном за то, что проговорилась ненароком, вступилась:

– Баб, да успокойся ты. Сюрприз – это подарок неожиданный, радостный, значит…

– Ха, подарочком одарить, значить, решили?! Эт, кады Лийска в подоле уже притащила бы? На те, бабка, подарочек, сюриз называется! Уж все вкруг языками перетёрли, а родна бабуля ни сном, ни духом…

Урус не выдержал, бухнулся перед бабкой на колени, та так и застыла с открытым ртом.

– Баб, прости ты меня, неразумного. Не хотел я тебя обидеть! Честное благородное, вот прям сегодня собирались объявить. Ррык с отцом наказали объявление сделать только после оборота Лагорова.

Ррык с отцом легки на помине, как раз зашли в дом да так и замерли на пороге, узрев Уруса на коленях перед бабкой.

Услышав последние слова, вожак подтвердил:

– Да, мам, ты уж прости, но соединение и свадьбу Уруса мы немного отодвинули. Сама видишь, сколько хлопот с приезжими гостями. Лийса, вроде бы, не в обиде. Взрослая уже, понимает такие обстоятельства. Да и не на годы, только на несколько дней задержка.

Урус, уткнувшись в бабкины колени, пробубнил:

– Баб, мы с Лийсой первенца нашего в твою честь назовём, всё равно, кто будет.

Ошарашенная бабка перевела глаза с вожака на Уруса, погладив его по голове, растроганно всхлипнула:

– Сам-то ишшо из пелёнок давно ли вывалилси, а туды ж, уж первенца называть, ты его поначалу сделай…

Урус, пользуясь только что полученным благорасположением, подхватился:

– Баб, я за Лийсой побегу. Чтоб всё честь по чести было.

– Ну, бежи-бежи. Жених, а никакой солидности – всё носится, всё бегаит…

***

Спозаранку, выгнав скотину в деревенское стадо, мать разбудила меня. Урус уже ушёл на дальнее пастбище. Прихлёбывая молоко из кринки, я посочувствовал брату, вынужденному подняться в такую рань, да ещё после того, как вчера засиделись допоздна.