========== Москва-Новосибирск ==========
Константин Сергеевич Котов считал себя необычным человеком и очень гордился своей необычной работой. Когда в 2007 году его перевели в новообразованную ФЭС (Федеральную Экспертную Службу), он так был рад, что не особо обращал внимание ни на то, что по-прежнему оставался в звании капитана, ни на то, что возглавляла Службу женщина (полковник Галина Николаевна Рогозина). Прослужив там уже целый год, он привык к коллективу и к необычно неформальным отношениям в нём. Его работа оперативника не намного отличалась от того, что ему приходилось делать в милиции, но дела, которыми занималась ФЭС, были гораздо интереснее, необычнее и порой даже опаснее. Некоторым его коллегам доставалась работа «под прикрытием», и Костя тоже ужасно хотел применить свой артистизм на благо служения правосудию. Он с гордостью рекомендовал себя, к месту и не к месту, «Я — офицер, интеллигент в третьем поколении», что было истинной правдой. Так что, Котов искренне считал себя необычным человеком, хотя до определённого момента своей жизни он даже не представлял, насколько он необычен. Точнее, необычны его ближайшие родственники.
…Однажды вечером, возвращаясь с работы, в почтовом ящике среди газет и рекламных листовок он нашёл письмо со штемпелем Новосибирска. На первый взгляд, конверт был как конверт: марки, цветочки, адрес получателя, адрес отправителя. Почерк уверенный, разборчивый, крупный. Внутри лежало что-то плотное, похожее на открытку, на просвет не просматривалось, но и опасения не вызывало, тем более, что адресовано было Костиной маме, Софье Михайловне. Войдя в квартиру, Костя сбросил ботинки, не потрудившись их поставить на полочку, и потопал на кухню, где его мать готовила ужин.
— Мама, тут тебе письмо, — возвестил он, плюхнувшись за стол, и с интересом принюхался.
— Руки! — строго сказала Софья Михайловна, не поворачиваясь от плиты.
Сын вздрогнул:
— Что «руки»?
— Руки мыл?!
Костя ухмыльнулся, положил почту на стол, письмо сверху, и ушёл переодеваться и мыть руки. По дороге он всё-таки поставил ботинки на место. Вернувшись на кухню, он обнаружил, что стол накрыт, тарелки испускают ароматный пар, а мама с озадаченным видом смотрит то сквозь очки в красивую открытку с переливающимися цветами, то поверх очков куда-то в пространство.
Едва успев порадоваться тому, что хоть что-то заставило маму позабыть про «традиционные» вечерние причитания по поводу его опасной работы и ненормированного рабочего дня, Костя Котов быстренько сел и принялся ужинать, руководствуясь накрепко выученному с детства правилу «когда я ем — я глух и нем».
Закончив ужин в непривычной тишине, он аккуратно составил тарелки в мойку и удивлённо посмотрел на мать: она всё ещё сидела с отсутствующим видом, сжимая открытку в руке.
— Мама? Ты в порядке? Что случилось?
Софья Михайловна словно очнулась и взглянула на сына.
— Ты знаешь, от кого это пришло?
— Откуда бы, — пожал накачанными плечами Костя, — это ж тебе прислали. Я думал, ты мне сама скажешь.
— Это от твоего дяди… двоюродного брата твоего отца.
— Ну, и что?
— Я о них почти ничего не знаю, о родне твоего отца…
— Ну, и что такого то? — по-прежнему не понимал сын.
— Он приглашает нас в гости, на юбилей, ему будет 70 лет.
— В Новосибирск? Ну, и хорошо. Сейчас же лето. Съездим, познакомимся с роднёй. И всё равно, я не понял, почему ты так удивилась.
— Просто неожиданно. Столько лет ни слуху, ни духу, а тут — приглашает в гости…
— А почему «ни слуху, ни духу»?
— Твой дед рассорился с братом и отцом, уж не знаю, почему, и ушёл из дому. Вот, собственно, и всё, что я знаю. И больше они не общались. А Сергей мне вообще ничего не говорил о семье своего дяди, кроме того, что, по словам отца… его отца, а твоего деда Клима, они все «ненормальные».
— Сумасшедшие, что ли? — обеспокоился Костя. Ему, как работнику правоохранительных органов, безумная родня могла бы здорово подпортить репутацию.
— Не думаю. Наверное, это просто от обиды. Вот и удивительно, с чего бы они захотели пригласить нас…
— …А сколько, говоришь, этому дяде лет будет? Семьдесят? Я бы подумал, что он просто захотел собрать на юбилей родную кровь… Я бы захотел, на его месте.
— Тогда ты и поезжай, один. Я же не «родная кровь».
— Ну, как скажешь.
Костя не стал уговаривать маму, поскольку побыть некоторое время без её опеки было для него отдыхом.
…К его большому удивлению, проблем с его внеочередным отпуском не возникло (а он так старательно готовился ныть «Да я на пару дней всего!»), Галина Николаевна равнодушно повертела красивую переливающуюся открытку-приглашение и спокойно подписала заявление. Оксана Амелина, родом из Новосибирска, охотно рассказала про свой родной город и его окрестности, перечислив с гордостью достопримечательности (Театр оперы и балета, фонтан-каскад в Первомайском сквере, площадь Ленина, а также памятник Высоцкому, памятники дворнику, светофору, российскому рублю и лабораторной мыши* — и это только то, что Костя запомнил). Котов клятвенно пообещал, что с последними памятниками сфотографируется точно. Билеты на самолёт тоже были куплены спокойно, и удостоверение доставать не пришлось, Костя даже почти обиделся. Но упаковывая дорожную сумку — под пристальным наблюдением мамы, конечно, — он почему-то не мог отделаться от мысли, что слишком уж всё гладко идёт… Необычно гладко.
…По адресу в приглашении оказался большой дом на краю леса (настоящей сибирской тайги!) — добротный, просторный двухэтажный дом без излишней роскоши. Костя Котов поправил на плече ремень сумки, поднялся на крыльцо и позвонил. Дверь открыла невысокая женщина в возрасте, она вытирала руки кухонным полотенцем, приветливо улыбнулась и с интересом окинула взглядом гостя:
— Здравствуйте, молодой человек. Чем могу …?
— Капитан Котов, Константин Сергеевич, Федеральная… — начал он по привычке, заученным жестом выхватывая удостоверение, а потом сообразил, что делает, и смолк.
— Даже так? — снова улыбнулась женщина. — Ну, а мы-то тут по-простому…
Костя в смущении сунул удостоверение в карман, достал из сумки приглашение и протянул ей.
— Я — Костя, сын Сергея Климентьевича… — совсем другим тоном сказал капитан ФЭС.
— Очень приятно, проходите, Костя, — посторонилась женщина. — Я — Мария Фомальгаутовна, супруга юбиляра. — и она быстро добавила с улыбкой, заметив изумление гостя: — Можно просто: тётя Маша.
Пройдя по просторной веранде, где уже стоял большущий стол, Костя оказался в доме и опять растерялся: множество народу — мужчин, женщин, совсем пожилых и среднего возраста, — оживлённо суетилось повсюду. Не то, чтобы Костя Котов никогда не был в таких толпах, смутило его всеобщее настроение: радостное, приподнятое, приветливое… Хозяйка дома ласково кивала всем и каждому, для каждого у неё находилась хоть пара слов. Она также ухитрялась знакомить Костю со всеми, но он очень скоро запутался во всех своих новых родственниках и даже на мгновение позавидовал маме, которая осталась дома.
Тётя Маша заметила это и сказала:
— Сейчас поднимись наверх, Костенька… Ничего, что я так тебя называю? Дверь вторая, по правую руку. Там сейчас наш сын отдыхает, он тоже недавно приехал, я думаю, тебе с ним будет проще, чем с нами, стариками, — она усмехнулась, когда Костя попытался протестовать. — Отдохни там пока. Если что-то хочешь узнать — спроси у него. Сейчас мой освободится, и ты познакомишься с виновником торжества.
— Спасибо, тётя Маша, — с явным облегчением выдохнул Костя и тут же отшатнулся от пробегающей мимо румяной женщины с огромной кастрюлей в руках. Кастрюля пыхтела паром как вулкан, но женщина несла её как-то очень легко… Необычно легко.