Я ничего не знала о Боге. И вряд ли стала бы его искать, если бы он сам не вышел мне на встречу.

Отец Михаил не заходил три дня, и я стала волноваться. Жалела, что не попросила у Вали его мобильный, когда она выписывалась. Может, я ему надоела? Может, не то сказала? Может, помощь нужнее другой болящей?

Но на четвертый день все разъяснилось.

В палату вошла совсем юная девушка, лет шестнадцати и спросила:

–Кто Дарья?

–Здесь! – отозвалась я.

Девушка широко улыбнулась и стала очень похожа на отца Михаила.

–Я к вам! Зовут меня Александра, можно, Саша. Я дочь отца Михаила.

–Я так рада с тобой познакомится!– засуетилась я,– Можно, на ты?

Она кивнула.

–Присаживайся! Что с батюшкой?

–Он приболел. Ничего серьезного. Простуда. Волновался за вас…, тебя. Вот, апельсинов передал!

Я радостно прижала к себе благоухающий цитрусом подарок.

–Спасибо, что зашла! А я и не знала, что у батюшки дочь есть!

– Ну, отец – не монах! Приходской священник. Больничный ваш. Мы живем недалеко, в пятиэтажке. И еще у меня два брата. Младшему семь лет.

–Надо же!– удивилась я,– Думала у всех батюшек обязательно есть дом, хозяйство. А вы в квартире живете. Знаю, какая в пятиэтажках теснота.

–И не говори! – вздохнула Саша, – тесно, как в скворечнике. И вообще, мне тесно в городе. Но отец доволен. Это квартира его родителей. Он и нас учит быть довольными, что не послали в деревню, в разрушенном домике жить, разрушенный храм восстанавливать. А если Бог этого не послал, значит нам не по силам. Папа радуется и нашей квартире, и новенькой церкви.

–Так он, вообще, всему радуется, заметила,– улыбнулась я.

–Конечно!– ответила она на улыбку,– так наш Господь велел.

–Правда? Я думала, Бог не любит, когда радуются.

–Что ты?!– подняла тонкие светлые брови Саша,– Иисус Христос сказал: « Всегда радуйтесь! Непрестанно молитесь! За все благодарите!».

–А я думала, что в нашей вере Бог любит, когда оденут черное и плачут, – возразила я.

Саша открыла рот, чтобы что-то сказать, потом закрыла, и засмеялась.

–Ну да! Любит и это тоже! Ты что же, ничего о вере, о Христе не знаешь?

– Кажется, немного знаю, но только то, что слышала, – оправдывалась я.

Мне стало обидно, что какая-то девчонка, хоть и дочь священника, смеется над моей безграмотностью.

–Ты молодец!– вдруг решила она,– Многие, кого я встречала, ничего не знали о Боге и церкви. Знали только по слухам, но были уверены, что знают все!

От ее одобрения мне немного полегчало.

–Ты Евангелие не читала, наверное?

–Нет, не читала. Когда-то хотела почитать, но уж слишком не понятно показалось.

–Может, оно было на славянском?– задумалась Саша,– Ну, ладно! Если ты хочешь, я зайду еще и принесу Евангелие на русском. Попробуешь почитать. Это самое главное. Без него ты ничего о Боге не поймешь.

–Я буду рада, если ты придешь!– согласилась я, – и книгу приноси. Где ж еще читать, как не в больнице?

В конце недели пришел отец Михаил и застал меня за чтением Евангелия.

–О!– радостно воскликнул он,– Небось, Сашка моя миссионерствует потихоньку!

–Да это Саша мне дала,– улыбнулась я.

Как всегда батюшка говорил странными словами, но общий смысл их стал мне понятен.

–Гуляешь уже?– спросил он, кивнув головой в сторону костылей.

–Только по коридору и в туалет.

–Может, прогуляемся на улицу? – вдруг, предложил он.

–Не знаю, разрешат ли…

–Я спрошу врача!

Отец Михаил быстро вернулся. В руках он держал мой пуховик.

–Разрешили пройтись до церкви, – сказал он,– вот шинельку выдали.

Тут я вспомнила, как насмехались мои сотрудницы над новым пальто. Тоже сравнивали ее с солдатской одеждой. Но тогда было так горько, а сейчас весело! Удивительно!

Больничный дворик встретил меня лужами на провалившемся асфальте, кучами спекшегося от вчерашнего солнца снега, и холодной водой, льющейся с крыш.

–До весны далеко, а уже капель,– констатировал отец Михаил.

–Тепло для начала февраля,– согласилась я, но зябко поежилась.

На гипс брюки было не надеть, и под халат поддувало. С солнцем в этот день не повезло. Небо устилала серая дымка. Отец Михаил вел меня под руку, обходя скользкие места.

Мы завернули за угол, и вышли к небольшому храму. С помощью батюшки я поднялась на крыльцо.

–Умеешь креститься? – спросил он.

Я неумело перекрестилась, и отец поправил. Старательно повторила, пытаясь запомнить, как правильно.

Резная дверь отворилась, и я очутилась в месте, в котором просто не смела вести себя как обычно. Здесь я ощутила волнение, как бывает, наверное, когда оказываешься на аудиенции у королевы в неподобающей одежде.

Батюшка давно сказал: «Проходи!», а я все топталась на своих трех ногах у порога, не зная куда ступить.

Откуда-то сбоку вынырнула женщина, замотанная по брови, и протянула и мне платок. Беленький в мелкий розовый цветочек. Я покрыла голову и стала чувствовать себя уверенней. Даже перекрестилась самостоятельно и почти правильно.

Мы пили чай в маленькой комнатке за свечным ящиком. Перед этим отец Михаил провел меня по храму, объясняя, что где расположено. Я узнала новые понятия: аналой, прикладываться, иконостас, большие и малые врата. Узнала, что иконостас отделяет от храма алтарь. Куда мне, как женщине, вход заказан.

Приложившись к иконам, я сама захотела поставить свечу за здравие. Отец Михаил посоветовал поставить перед образом святого мученика Пантелеймона, в честь которого был освящен больничный храм.

Теперь я пила из особой, пахнущей чем-то церковным чашки, горячий чай, закусывала баранками, и слушала Ольгу Павловну, служившую здесь свечницей.

– Моя коза лучше всякой собаки!– твердила Ольга Павловна,– она добрая, любящая, преданная, ласковая. А еще и польза от нее! Молочко дает. Если бы не это молочко, не вылечить бы мне мои болячки. Другие всю жизнь с такими же, как у меня проблемами, на таблетках сидят, а я вот на молочке.

–А где же вы козу держите?– удивилась я.

–Ясное дело где, – в сарае! Я живу за городом и приезжаю сюда на маршрутке.

–Тяжело, наверное!– посочувствовала я.

–Тяжелее жить в этом городе!– возразила свечница, как приезжаю со своих полей, как нюхаю этот воздух – так и голова кружится! Здесь еще, на территории больницы ничего. Деревьев много. Но пока доедешь! Зеленая добираюсь. Вам, городским, не понять.

–Да, какая ж я городская?– засмеялась я, из Васютина приехала.

–Знаю, Васютино!– встрепенулась Ольга Павловна, не далеко от моей деревни. Там храм у вас такой хороший. Хотела там устроиться. Да все занято. А в город бы дорогу забыла, но не могу. Тут при Божьем деле состою. А ты что в городе делаешь?

–Училась тут.

–Ну, выучилась?

–Уже как два года.

–И что теперь делаешь. Карьеру?

–Да, какая карьера! Работала не по специальности. Ксероксы делала. А теперь без работы осталась. Где искать не знаю.

–Зря ты в этой коптилке здоровье гробишь! Вот что я тебе скажу!– строго изрекла Ольга.– Город, он такой! Пожует и выплюнет. Вот ты работала, работала. И много ль заработала? А заболела, и выкинули тебя. Права я?

Я молча покачала головой.

–А земля, – мечтательно закатила свечница глаза, – она живая. Она труд и ласку помнит, и молитву любит. Земля тебя не оставит- отблагодарит. Вот в городе все кошек, собак заводят, и носятся с ними. А они и нагадят, где не надо, и имущество испортят, и хозяина поцарапают. Видно, страсти человеческие заразны, и на животных перебегают. А я думаю, и на людей, с человека на человека…

Ольга Павловна понизила голос, и с опаской оглянулась на отца Михаила. Батюшка сидел в углу за письменным столом и перебирал бумаги. Но взгляд свечницы от него не утаился.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».